Читать книгу "Ведьмак - Анджей Сапковский"

— Слишком мало, однако, было бы подлости, — цинично сказала Сабрина Глевиссиг, — и чрезмерно много сентиментальности, той самой сентиментальности, которую мы собираемся искоренить в этой девушке. О, здесь даже шла речь о сердечности. А результат? В результате чаши весов уравновесились. Замерли в мертвой точке. Мы ничего не решили. Надо голосовать снова. Предлагаю — тайно.

— А зачем? — неожиданно для всех сказала Йеннифэр. — Я все еще член Ложи. Никто не лишил меня членства. На мое место не принят никто. Формально я имею право голоса. Думаю, ясно, как я голосую. Таким образом, голоса «за» перевешивают, и вопрос решен.

— Твоя наглость, — сказала Сабрина, сплетая унизанные ониксовыми перстнями пальцы, — того и гляди выйдет за пределы хорошего тона, Йеннифэр.

— На вашем месте, — серьезно добавила Шеала, — я бы покорно молчала. В преддверии голосования, предметом которого вскоре станете вы сами.

— Я поддержала Цири, — сказала Францеска, — но тебя, Йеннифэр, вынуждена призвать к порядку. Ты выбыла из Ложи, сбежав и отказавшись сотрудничать. У тебя нет никаких прав. Зато есть обязанности, долги, которые надо заплатить, и приговор, который надобно выслушать. Если б не это, тебя не пустили бы на порог Монтекальво.

Йеннифэр удержала Цири, явно готовую вскочить и кричать. Цири, не сопротивляясь, опустилась в кресло с поручнями в виде голов сфинксов и уставилась на госпожу Сову, Филиппу Эйльхарт, поднимающуюся со своего кресла и нависающую над столом.

— Йеннифэр, — громко заявила она, — не имеет права голоса. Это ясно. Но я — имею. Я выслушала всех присутствующих и наконец, мне кажется, могу голосовать сама?

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Сабрина. Филиппа Эйльхарт глянула через стол. Нащупала глазами Цири и погрузилась в них.

* * *

Дно бассейна выполнено из разноцветной мозаики, плитки играют всяческими цветами и кажутся подвижными. Вода дрожит, переливается. Под огромными, как блюда, листьями кувшинок, среди зеленых водорослей мелькают караси и ельцы. В воде отражаются огромные темные глаза девочки, ее длинные волосы касаются поверхности воды, плавают по ней.

Девочка, забыв обо всем, водит руками меж стеблей кувшинок, перевесившись через обрамление фонтана. Ей так хочется прикоснуться к одной из красных и золотистых рыбок. Рыбки подплывают к ручкам, шныряют вокруг, но схватить себя не дают, неуловимые как призраки, как сама вода. Пальцы темноглазой девочки ловят только воду.

— Филиппа!

Самый любимый голос. И все–таки девочка отзывается не сразу. Продолжает смотреть в воду, на рыбок, на кувшинки, на свое отражение.

— Филиппа!

* * *

— Филиппа! — Резкий голос Шеалы де Танкарвилль вырвал ее из задумчивости. — Мы ждем.

Из раскрытого окна повеяло холодным весенним ветром. Филиппа Эйльхарт вздрогнула. «Смерть, — подумала она, — смерть прошла рядом со мной».

— Ложа, — наконец уверенно, громко и отчетливо проговорила она, — будет решать судьбу мира. Поэтому Ложа — все равно что мир, она его зеркало. Здесь в равновесии оказались рассудок, не всегда означающий холодную подлость и расчетливость, и сентиментальность, которая не всегда бывает наивной. Ответственность, железная, даже навязанная силой дисциплина и отвращение к насилию, мягкость и доверчивость. Деловитый холод всемогущества… и сердце.

Я, — продолжала она в наступившей в колонном зале замка Монтекальво тишине, — отдавая свой голос последней, учитываю еще одно. То, что, не уравновешиваясь ни с чем, уравновешивает все.

Следуя за ее взглядом, женщины повернули головы к стене, к мозаике, на которой собранный из маленьких разноцветных плиточек змей Уроборос ухватил зубами свой собственный хвост.

— Это, — продолжала чародейка, впиваясь в Цири своими темными глазами, — Предназначение. В которое я, Филиппа Эйльхарт, не так давно начала верить. Которое я, Филиппа Эйльхарт, недавно начала понимать. Предназначение — не приговор Провидения, не свитки, написанные рукой демиурга, не фатализм. Предназначение — это надежда. Будучи исполнена надежды, веря, что все, чему суждено случиться, — случится, я отдаю свой голос. Отдаю его Цири, Дитя Предназначения. Дитя надежды.

Долго стояла тишина в погруженном в мягкую светотень колонном зале замка Монтекальво. Из–за окна долетел крик кружащего над озером орла–рыболова.

— Госпожа Йеннифэр, — шепнула Цири. — Значит ли это…

— Идем, доченька, — тихо ответила Йеннифэр. — Геральт ждет нас, а путь неблизкий.

* * *

Геральт проснулся и вскочил. Крик ночной птицы все еще стоял у него в ушах.

Глава 12

…Потом чародейка и ведьмак справили шумную свадьбу. Я там был, мед–пиво пил. И жили потом счастливо, но очень недолго. Он умер легко, от сердечного приступа. Она умерла вскоре после него, а от чего, о том сказка не говорит. Толкуют, что, мол, от горя и тоски, да только кто станет верить сказкам?

Флоуренс Деланной. «Сказки и предания»

На шестой день после июньского новолуния они добрались до Ривии.

Выехали из лесов на склоне холма, и тотчас перед ними внизу блеснула зеркальная гладь озера Лок Эскалотт, имеющего форму руны, от которой оно и получило название. Озеро искрилось в котловине. В зеркало вод смотрели поросшие пихтами и лиственницами холмы Крааг Рос, выступающие вперед предгорья массива Махакам. И красные крыши башен стоящего на озерном мысу толстостенного замка Ривия, зимней резиденции королей Лирии. А у залива, на южном конце озера Лок Эскалотт, лежал ривский град, блестящий соломенным пригородом, темнеющий домами, словно опята покрывающими берег озера.

— Ну, похоже, доехали, — отметил факт Лютик, прикрывая глаза ладонью. — Так вот и замкнулся круг: мы в Ривии. Удивительно, ох и удивительно же петляют судьбы… Что–то не вижу я на башнях замка бело–голубого флага, значит, королевы Мэвы в замке нет. Впрочем, не думаю, чтобы она припомнила тебе твое дезертирство…

— Поверь, Лютик, — прервал Геральт, направляя лошадь вниз по склону. — Мне глубоко безразлично, кто и что обо мне помнит.

Неподалеку от града, ближе к рогатке, стояла цветная палатка, напоминающая кулич. Перед палаткой на палке висел белый щит с красным шевроном. Под поднятым пологом стоял рыцарь в полных доспехах и белой яке,[133]украшенной таким же гербом, что и щит. Рыцарь внимательно и весьма подозрительно присматривался к проходящим мимо бабам с хворостом, дегтярникам с баклагами товара, пастухам, разносчикам товара и нищим старцам. Заметив приближающихся Геральта и Лютика, он с надеждой сверкнул глазами.

— Дама вашего сердца, — Геральт ледяным тоном развеял тщетные ожидания рыцаря, — кем бы она ни была, несомненно, самая прекрасная и самая желанная девица от Яруги до Буйны.