Читать книгу "Здесь и сейчас - Лидия Ульянова"

Я стояла и пыталась проникнуться чувством сопричастности, извлечь из глубины души нечто, что, если стряхнуть с него нафталин, сейчас повязало бы меня с этим двором, и с этим домом, и с окнами на третьем этаже. Но нужная мне эмоция никак не находилась. Я так стремилась сюда, а, попав, не могла нащупать внутри себя ощущения, что вернулась домой. Да, все вокруг было мне знакомым, но не было родным, как бы я того ни хотела. Сродни тому, что я чувствую, приехав, например, в Мюнхен: мне все там известно, я провела там несколько далеко не худших лет, мне приятно приезжать туда, но ощущения, что вернулась домой, не возникает.

Нужно было очутиться здесь, чтобы окончательно осознать: я не являюсь частью конкретно этого мира, я другая. Между жившей здесь когда-то Верой и мной существует только призрачная нить, соединяющая, но не объединяющая нас. Больше мне нечего было здесь делать. Возможно, стоило еще съездить в Ульянку, где Вера прожила сознательную жизнь, но что-то мне подсказывало, что результат будет аналогичным. Что ж, любой психоаналитик счел бы подобный финал блестящим завершением истории. Все встало на свои места, вернулось на круги своя. Я глубоко, протяжно вздохнула, прощаясь с химерами.

– Спасибо большое, что уделили нам время, – я обернулась к спутникам и поблагодарила старичка с собакой. – Пойдемте, доктор Амелунг.

Доктор тоже попрощался с гостеприимным жильцом и двинулся в сторону ворот.

– Таня, я чертовски замерз, – подтягивая повыше шарф, сообщил он, когда мы вышли на улицу, – давайте куда-нибудь зайдем погреться. Кстати, если я ничего не путаю, то где-то здесь есть неплохой русский ресторанчик.

Как ему удается все всегда знать? Но я не стала возражать – и меня от стояния на месте холод пробрал до костей. Ресторан, о котором говорил Амелунг, действительно обнаружился почти сразу за поворотом, в подвальчике – неброская вывеска с исконно русским названием.

Внутри было тепло и уютно, пахло вкусно. И, хоть Гюнтер и советовал мне воздерживаться от питания в непроверенных местах за пределами отеля, я с удовольствием вдохнула запах еды и решительно сняла куртку. Мы выбрали дальний столик у окна, откуда был виден заваленный свежим снегом сквер с заснувшим на зиму фонтаном. Похожий на темпераментного итальянца официант в длинном переднике, уловив в нас иностранцев, принес меню на английском языке и был слегка удивлен, когда я попросила русскоязычное. Удивлен и обрадован: так ему легче было общаться.

– У нас есть потрясающий глинтвейн, – посоветовал он.

Я, выполняя отведенную мне роль, перевела Клаусу.

– Глинтвейн? Глинтвейн мы будем пить дома, – возразил он, – давайте, Таня, возьмем хорошей здешней водки. Она отлично согревает. И попросите по-русски, в графине, грамм двести.

Я с сомнением пожала плечами: не слишком ли много?

– И хорошей закуски под водку, – со знанием дела велел доктор. – Это селедка с картошкой, грибы и огурцы. И черного хлеба попросите. А себе возьмите блинов с икрой, рекомендую.

Официант одобрил наш заказ широкой улыбкой и скрылся исполнять, мы остались вдвоем.

– Вы очень расстроились, Таня? – то ли спросил, то ли констатировал Амелунг.

– Расстроилась? Пожалуй. – Я выразительно наморщила лоб. – Я дочитала последнюю страницу и захлопнула книгу. Больше читать нечего.

– Но вы ведь знаете, что все книги заканчиваются.

– Закончилось не совсем так, как бы мне хотелось, поэтому немного жаль.

Вернулся официант с подносом, в центре которого красовался пузатый запотевший графинчик, легким движением расставил перед нами заказ, разлил водку в конусовидные рюмочки на ножках, пожелал приятного аппетита и удалился. Я знала, что эти рюмки называются лафитными, – точно такие были когда-то в доме у Арихиных.

– Пить, Таня, нужно одним глотком, до дна, – учил доктор. Я попыталась возразить, он настаивал: – До дна, до дна. Увидите, сразу станет лучше. И обязательно сначала выдохните, а потом пейте. И сразу же закусывайте селедкой.

Какие поразительные познания в культуре пития! Я засмеялась и послушно последовала совету. Водка обожгла нутро, у меня перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы.

– Вы садист, – через силу выговорила я.

– Не разговаривайте, жуйте. – Он своей вилкой подхватил из соуса ломтик селедки и запихнул мне в рот, вслед за ним отправил отварную картофелину.

Было действительно вкусно, не возразишь. Не успела я как следует поесть, как он заявил, что сразу же необходимо выпить вторую – так полагается по русскому обычаю. Я больше не спорила.

Надо отдать доктору должное, он действительно хорошо разбирался в особенностях приема спиртного по-русски. Как и во многом другом разбирался. Настроение мое улучшилось, мне стало тепло и весело. Через какое-то время я уже кокетничала с ним:

– Клаус, откуда вы разбираетесь в русской водке?

– О! Просто у меня есть друг Павел. – Доктор тоже быстро раскраснелся и разговорился, должно быть, водка попала, как русские говорят, «на старые дрожжи». – Пить водку, Таня, – это целая наука. Когда я выпивал с ним в первый раз, то думал, что умру. А потом понял, что именно так и нужно это делать. Так что не спорьте со мной.

Я и не собиралась. Когда принесли блины, я уже вовсю смеялась над собственными переживаниями:

– Нет, ты представляешь! Стою, как столб посередине двора, и ничего не чувствую! Я прилетела сюда, чтобы… Ох, стою и ноль эмоций! Ну ты представляешь?

– На тебя было больно смотреть. Стоишь на морозе, вытянулась в струнку и пытаешься заглянуть в окно наверху. Я просто не знал, что придумать…

Почему он раньше казался мне таким набитым снобом? Вовсе не сноб, а нормальный, понимающий меня человек. И кажется, совсем не старый. И удивительно симпатичный. Когда он смеется, то хочется смеяться вместе с ним. И ест так аппетитно, что тоже хочется есть. И водки с ним выпить хочется…

– Клаус, давай выпьем еще по одной! За наше русское приключение. – Я вдруг поняла, что именно давно хотела ему сказать: – Спасибо тебе за помощь. Если бы не ты…

– Было бы жаль, если бы это был не я, – легко перебил он мои изъявления благодарности. – Ты мужественная женщина, Таня, не каждому удается пройти через такие испытания. Я все время волновался за тебя…

Вот тут, мне показалось, начиналось самое интересное, мне хотелось слушать и слушать, но он не стал продолжать:

– Давай, за тебя. Последнюю.

Жаль, что он остановился. Но водка закончилась, ресторан закрывался, пришлось одеться и уйти.

На улице, как и днем, шел снег. Пухлые, тяжелые снежинки медленно опускались на тротуар, и асфальт казался разрисованным: по нему в разные стороны разбегались ниточки следов редких прохожих. Я тут же поскользнулась и чуть не растянулась поперек проезжей части, пришлось уцепиться за локоть Клауса. Так, под руку, мы вышли на набережную Фонтанки, дошли до Невского и побрели в сторону Невы. Мне и в голову не пришло удивиться, что знаю дорогу.