Читать книгу "Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра - Юлия Андреева"

Рядом с ней, неведомо откуда, появляются плачущие женщины, но сама Айседора не может выдавить из себя ни единой слезинки, вместо подавленности ощущается мощное освобождение ликующей энергии, ей хочется бежать, делать что-то. Доктор давно ушел, Айседора слышит, как за ее спиной его называют Анри. Это имя не говорит ей ровным счетом ни о чем. Но Айседора несколько раз повторяет про себя это имя, вслушиваясь в пустоту. Сердце молчит, разум молчит. Окружающие передвигаются в неслышном театральном рапиде[259], тихо-тихо, как бестелесные тени. Призраки водят хороводы вокруг нее. Сколько, день, ночь… вечность.

Мир почти исчез, отгородился от нее полупрозрачным покрывалом. Узнав о постигшем Дункан горе, Клод Дебюсси[260] всю ночь играет для сидящей посреди зала Айседоры, пытаясь звуками музыки утешить ее или хотя бы пробудить.

Ой, не надо. Пробуждение будет ужасным! Ведь мисс Дункан все еще не плачет, не кричит, не говорит, а только смотрит в одну точку, душа ее медленно и верно умирает, нисходит в сам Аид, влекомая двумя светлыми тенями – девочкой и мальчиком.

Доктор не помог, слишком поздно взялись спасать. Две крохотные хрупкие фигурки лежат в комнате с завешенными шторами, уже обряженные в лучшие одежды, прекрасные, но слишком спокойные для детей. Говорят, когда их вытащили из воды, Дердре крепко обнимала Патрика.

До того, как увидеть своих детей, Айседора, как ей потом рассказывали, умудрилась не только подняться с места, а еще и бродила по дому, хотя и не помнила, как ее доставили в этот самый дом. Причем не просто ходила от стены к стене точно маятник, а успокаивала всех подряд, рассказывая о рае, о бессмертной душе, о том, что теперь ее дети, несомненно, сделались ангелами. Еще что-то о перевоплощении и о том, что малыши очень скоро вернутся к ним снова. Услышав эти речи, Парис залился слезами и убежал прочь.

Похороны некрещеных детей Айседоры Дункан были разыграны как мистерия ужасающей красоты. В этот день в Париже было невозможно отыскать ни одного цветка, потому что все цветы были принесены в Нельи. Некоторое время назад Дункан боролась с являвшейся к ней черной тенью, с предчувствием скорой утраты, на похоронах собрались стаи черных-пречерных теней, все плакали, выражая Айседоре соболезнования, и одна только Дункан среди них смотрелась странной белой птицей, утратившей собственную стаю и не прибившейся к иной. Августин, Елизавета и Раймонд взяли на себя организацию похорон, но Айседора тут же сообщила им, что, несмотря на общественное мнение и христианские догмы, ни за что не отдаст своих детей на съедение червям. Слушая мелодию из «Орфея» Глюка в исполнении прибывшего в полном составе оркестра Колонна, она представляла себе костер, на котором сгорело тело Шелли, о, если бы ей это позволили, она запалила бы два костра на берегу Сенны, и люди поняли бы красоту ее замысла. А потом они развеяли бы пепел на Лазурном берегу, где малыши еще совсем недавно были так счастливы.

Айседору долго отговаривали от кремации, христианская церковь не одобряет сжигания тел, но в конце концов она все-таки отвезла тела в крематорий.

В память о детях, веселых шаловливых малышах, Айседора делает попытки отказаться от обычных светских похоронных условностей. Черные катафалки, цилиндры, мрачные, заплаканные люди, которые называя себя христианами, не способны поверить, что невинные малютки уходят из этой жизни только для того, чтобы играть и веселиться в райском саду. Что смерти нет, и возвращающиеся на небо чистые души терпели бы на своем пути меньше препонов и трудностей, если бы в дальнюю дорогу их сопровождали не черные печальные тени, а люди, которых они хорошо знали и любили. Нежная, светлая музыка, море цветов, сияющий праздник прощания перед разлукой, которая не будет длиться вечно. Ничто не вечно в этом прекрасном мире. Пусть души их уносятся в далекий и прекрасный Эдем, но рано или поздно туда же, без сомнения, направятся и все те, кто не смог пока сопроводить своих дорогих ушедших, а значит, встреча неминуема. Когда-нибудь Айседора, несомненно, вновь обнимет своих детей. Когда? А прямо сейчас.

Вернувшись в ателье, Айседора решает за благо для себя покончить с жизнью. В тайном месте ее спальни припрятана китайская шкатулка с наркотиками, которыми она успокаивала себя в минуты депрессии. Обычно для того, чтобы привести себя в порядок, расслабиться после выступления или заснуть, требовалась самая малость, а сегодня она примет все и сразу. Даст себе немыслимую, невозможную дозу, уснет и в следующее мгновение пустится вдогонку, вслед за зовущими ее Патриком и Дердре.

Веселые дети бегут по лунной дорожке, красиво развеваются золотые волосы девочки, босые ножки не касаются ни земли, ни воды, Патрик резко останавливается и вдруг, прыгнув долгим тягучим движением в сторону матери, хлопает ее ладошкой по плечу. «Ты водишь, догоняй». Смех Дердре разливается над водой и облаками, девочка ловко прячется за пушистым облаком, так что Патрик проскальзывает над ней и, взлетев, направляется к самым звездам.

«Мама, догоняй!»

Айседора чувствует, что осталась одна, в целом мире одна. Дети ждут ее у берега Леты, а если и не ждут, она еще вполне успеет их нагнать. Что там, впереди, – здесь она все равно уже никому не нужна. Зингер найдет себе другую, мать давно вернулась в Сан-Франциско… братья, сестра…

«Айседора, мы тоже ваши дети. Не бросайте нас, живите ради нас!» Одетые в домашние платья девочки-ученицы обнимают свою приемную маму, не позволяя ей ни упасть, ни улететь. И она оседает, обессиленная, окруженная со всех сторон их любовью и нежностью.

«Нет. Мама никуда не уйдет. Мама будет с вами», – произносит она бескровными губами, чтобы в следующее мгновение потерять сознание.

Патрик и Дердре летят все выше и выше, их уже не догонишь.

Бегство

Все воспитанницы Дункан тяжело переживали смерть самых младших учеников школы, и все они больше всего на свете боялись теперь потерять еще и ее. Поэтому Айседору окружили своей любовью и участием, по сто раз на дню маленькие феи оказывались перед не способной заниматься с ними танцовщицей, умоляя посмотреть их новые работы, поговорить об искусстве, дать хотя бы небольшой урок.

Старшие девочки, те, что были набраны в Берлине, теперь преподавали новым ученицам, так что Айседора могла не беспокоиться за судьбу школы, что же до того, чтобы попытаться отвлечься работой, об этом не было и речи.

Ночью в одинокой постели она мечтала прижаться к сильному, теплому плечу Париса, но тот после похорон забыл дорогу в Нельи. Понимая, что единственный шанс для нее вновь обрести почву под ногами, – это быть все время с любимым, Айседора беспрестанно звонит и пишет Зингеру, но тот замкнулся в себе и не отвечает на призывы Дункан, опасаясь, что в Нельи его встретят слезами и воспоминаниями, которые он решительно гонит от себя.

Айседора жаждет его любви и… возможности родить еще хотя бы одного ребенка. Дать новый шанс Дердре или Патрику появиться на этом свете. Что может быть проще? Она снова родит одного, затем другого, дети вернутся, и все будут счастливы. Но Зингер не желает пройти этот путь дважды. И Айседора погружается в омут отчаяния. Все в Нельи напоминает ей о потере. В комнате, в которой жили ее малыши, до сих пор находятся их вещи. Дункан начинает слышать голоса, видеть, как по дорожке к дому с корзинкой цветов идет Дердре, или Патрик склонился над какой-то книгой.