Читать книгу "Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер"

По утрам родители встречали их пристальными взглядами. Да и в баре было не лучше: стоило ей заговорить с Робертом, который все дни проводил с ней за стойкой, все посетители разом умолкали и разворачивались в их сторону, словно синьор Карр был знаменитым комиком, прибывшим с одной-единственной целью – развлечь их. О непринужденных беседах в такой обстановке и речи быть не могло.

– Я иду собирать опунции, – прошептала она как-то раз.

Выждав некоторое время, Роберт последовал за ней. Пока Мария-Грация, обмотав руки тряпками, собирала плоды кактусов, он снова повел рассказ о своей жизни. О юности, когда он, закончив среднюю школу, сбежал из деревни. В то время как его ровесники пошли работать на шахту, он отправился на восток, к морю. Он ехал на велосипеде, высоко подняв руку, в которой держал костюм, чтобы уберечь его от дорожной грязи. Его взяли учеником в чертежное бюро компании «Фернесс Шипбилдинг». Он жил в дальней комнатке у старшего клерка, по вечерам ездил на велосипеде по набережной до библиотеки Института механики, где читал учебники по инженерному делу и физике и изучал звездные карты.

Не до конца все понимая, он с жадностью поглощал книги авторов, которыми восхищались его учителя в школе. Он хотел путешествовать, стать образованным человеком. Он хватался за все, что могло его чему-то научить: Диккенс, Шекспир, ящик со старыми инженерными инструментами, который попался ему дождливым субботним утром в лавке старьевщика. Именно поэтому он чуть не разрыдался, когда Пина принесла ему свои Opere di Shakespeare[80] и Racconto di Due Citta[81].

Роберт признался, что в 1939-м подал заявление в Лондонский университет. Он никогда не бывал в Лондоне и именно поэтому выбрал тамошний университет. Все, что относилось к его детству и юности, казалось ему скучным, не имевшим перспективы, достойным не более одного абзаца в рассказе. Именно так он и рассказывал о своих юных годах – с печальной отстраненностью, и девушка поймала себя на том, что отворачивается, но вовсе не от раздражения, а пряча нежность, которую еще не готова ему показать. Она никогда не рассказывала ему о книгах, которыми ее награждали за хорошую учебу и которые она откладывала, даже не читая; о картинках, изображавших столичные университеты, которые они с матерью когда-то рассматривали. Всем этим мечтам положила конец война. И пока она раздумывала, стоит ли открыться ему, он внезапно сорвал с себя рубашку и подставил под опунции, почему-то посыпавшиеся у нее из рук.

Потом, пока она, взобравшись на стул, развешивала гирлянды для Фестиваля святой Агаты, он рассказывал о войне. Ведь именно война была ключом к их истории. Война вырвала его из жизни на севере, экзамены в Лондонский университет так и не были назначены, ученичество у чертежника не завершено, и чтение библиотечного «Холодного дома» прервано на пятой главе. Война оборвала этот этап жизни, превратив его во вступление к более важной, но не связанной со всем предыдущим истории. С войной закончилось все. Впрочем, нет, не все – именно война привела его к ней. Мария-Грация даже пошатнулась на стуле, услышав, как он на своем «почти итальянском» говорил о войне в точности то, что всегда думала она: война – ненасытное огромное чудовище, поглощавшее города, острова, людей и отдавшее только одно – англичанина, благословением явившегося из моря. Война стала концом, но она же стала и началом.

Ей хотелось узнать, чем война была для него. Что он пережил, пока она разбавляла «кофе» из цикория водой, пока родители мучили ее своим молчанием, пока она рылась в земле, собирая улиток.

Он рассказал о тяжелой службе в Эль-Аламейне, о военном лагере в пустыне, где все ходили, щуря глаза, и все вокруг покрывал песок. О своих друзьях, без подробностей, потому что все они погибли. Джек Снейпс первым сообщил Роберту о том, что в десантную дивизию набирают людей из всех батальонов. Рапорт Роберта о переводе был удовлетворен, а Джеку отказали по зрению. Больше Роберт его не видел. Позже он узнал, что Джек умер от гангрены в Нормандии. Пол Додд, который прыгал с Робертом с планера не меньше пятидесяти раз, тоже родился на севере, в Ньюкасле. Они держались друг друга, пока шторм не поглотил Пола, но пощадил Роберта. Именно о Поле он думал большую часть времени, пока волны несли его в сторону Кастелламаре. Окруженный дымкой остров он принял за галлюцинацию, горячечный бред.

– Ты никогда не видела остров со стороны, – сказал он. – Но он выглядит странно, cara. Как видение. Как призрак, укрытый туманом.

– Это вода испаряется из-за жары, – объяснила девушка.

Она знала, что он имеет в виду: рыбацкие лодки, отплывшие подальше от берега, казались словно окутанными плотной дымкой. Но ее больше удивили другие его слова: «Ты никогда не видела остров со стороны». А ведь так и есть. Ни разу в жизни она не покидала остров – ну не считать же летние прогулки на лодке вокруг. Разве не странно, сказала девушка, что она, никогда не покидавшая крошечный остров, и он, кого война помотала по свету, должны были встретиться именно на этих берегах?

– Si, cara. Un miracolo lo era. Это и было чудо.

Ее слегка кольнуло, что он говорил об этом в прошедшем времени. Она отложила гирлянды из цветков бегонии и посмотрела вниз, на его волосы невозможного цвета соломы, его узкие плечи, по-прежнему немного ссутуленные, его очки. Очки! Уже несколько дней она пыталась понять, что изменилось на его лице. Вот оно. Не тень чего-то темного, не какая-та зловещая перемена, а всего лишь очки.

– Ты стал носить очки, – сказала она.

– Да, cara. Это все из-за чтения.

И снова ее захлестнула нежность. Она протянула руку и дотронулась до его волос, там, где дужка очков уходила за ухо. Этот жест не остался незамеченным, ведь ярко освещенный бар был как на ладони у всей площади. К утру весь остров уже судачил, что англичанин-то опять потихоньку охмуряет Марию-Грацию и ее сердечко тает.

VIII

Рассказав Марии-Грации о себе, Роберт захотел узнать все, что происходило с ней после его отъезда. Они сидели в комнатушке на чердаке, и он слушал историю Марии-Грации. Она позволила ему держать себя за руку и гладить ее. Теперь она понимала, что та девушка, которая влюбилась в него, юная девушка, едва освободившаяся от подростковых комплексов, превратилась в зрелую женщину. Она была хозяйкой бара, она заставила успокоиться призрак Пьерино и предложила создать Комитет модернизации. Но здесь возникала сложность. Какая жена получится из такой женщины? Такая, как Джулия Мартинелло, которая ходит с заколотыми в узел волосами, воркует над детской коляской, или как дочь вдовы Валерии, одна из тех девушек, что прежде, накрасив губы, крутились вокруг Роберта в баре, а теперь трет на доске белье едким мылом, стертыми до крови руками? Нет, Мария-Грация мечтала не об этом.

Но все же она любила его. Она призналась ему, что это стало ей понятно, когда он рассказал о своем детстве. Старые чувства вернулись, и она потеряла покой, прислушиваясь по ночам к звукам, доносившимся из его комнатушки на чердаке. Она не могла заснуть, оттого что бережно сохраняла в сердце каждый знакомый звук. Прятать эту любовь, оставаться хладнокровной было уже выше ее сил.