Читать книгу "Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров"

Фредерик и его новый партнер дошли только до найма нескольких работников, когда денег – или же денежных перспектив – не стало. Была к тому же жесткая конкуренция с существующими заведениями, которые держали русские эмигранты. Вскоре начались знакомые проблемы: долги, нарушенные договоренности, злые дипломаты. В июне французский генконсул в Ангоре, не знавший о том, что Фредерик не был признан Соединенными Штатами, но знавший о его «печальном», как он сам выразился, прошлом в Константинополе, обратился к американскому коллеге. Некий мистер Галанда, шеф-повар, которого Фредерик нанял, а потом был вынужден уволить, застрял в городе, потому что ему нечем было заплатить за гостиничный номер, – по договору, это должен был сделать Фредерик.

Тем временем в Константинополе случилась ожидаемая беда – кредиторы Фредерика захватили «Максим». (В конце мая они позволили редакторам журнала «Радио» провести в бывшем ночном клубе концерт классической музыки, хотя и подчеркнули, что еда и напитки подаваться не будут.) А через месяц вновь было открыто – новым собственником – бывшее заведение Фредерика в Ферапии. Помнившие прежние времена называли его «экс-„Вилла Том”», а переименовали его теперь – возможно, это был мстительный жест кого-то, кто знал о московском прошлом Фредерика – в «Аквариум».

После краха планов, связанных с «Виллой Джан», Фредерик ненадолго получил работу младшего официанта в одном из ресторанов Ангоры. Но ему не повезло: его бывший константинопольский клиент оказался в новой столице и зашел в этот ресторан. Он увидел Фредерика в его новой роли и был удивлен, что «симпатичный негр» и «бывший хозяин „Максима”» вообще был до сих пор жив. Фредерик повел себя как ни в чем не бывало и даже заявил, что «процветает», но на самом деле он получал всего 30 т. ф. в месяц, что равняется примерно 700 долларам по сегодняшнему курсу. Эта зарплата едва покрывала расходы на жизнь, особенно если он пытался посылать деньги Эльвире и своим двум сыновьям. Фредерик к тому же проявил дерзость, скорее всего в ущерб самому себе: он попросил посетителя передать его кредиторам в Константинополе, что он готов заплатить им, но «при условии, что те приедут в Ангору».

Это ли спровоцировало их или же они сами занимались слежкой, но в середине октября 1927 года кредиторы Фредерика и в самом деле добрались до него. На этот раз не было ни дискуссий, ни переговоров: он был арестован и помещен в тюрьму в Ангоре. Его совокупный долг составлял целых 9 000 т. ф. – примерно 250 000 сегодняшних долларов. Он не только не мог выплатить хотя бы какой-то части этой суммы – у него даже не было денег купить еды, чтобы дополнить скудный тюремный рацион. Друзья и бывшие работники Фредерика в Константинополе произвели сбор пожертвований и послали ему деньги, чтобы он не голодал. Эльвира и мальчики тоже держались во многом благодаря их пожертвованиям. Но вскоре жизнь стала настолько тяжела, что Эльвире пришлось пойти на отчаянный риск, – чтобы найти способ улучшить положение, она отправилась в Европу, оставив сыновей на попечение друзей.

* * *

Ирония судьбы была в том, что конец Фредерика совпал с закатом казино «Йылдыз», успех которого стал для «Максима» поражением. Весной 1927 года турецкое правительство решило обложить Серра новыми налогами, платить которые тот отказался, заявив, что его ежегодная пошлина уже покрывала их. Споры продолжались, пока 12 сентября, в 22:30, когда вечер в «Йылдызе» был в самом разгаре, генеральный прокурор Турецкой Республики неожиданно не появился с несколькими помощниками и не приказал закрыть казино. Его официальным основанием было то, что там играли на деньги турецкие граждане, в том числе женщины; «Йылдыз» – как и казино в Монте-Карло, которое не могли посещать монегаски, – было открыто только для иностранцев. Дело дошло до суда, и быстро поползли слухи, в том числе о том, что сам гази хотел закрыть «Йылдыз», потому что оно приносило слишком много денег иностранцам. Что бы ни происходило за кулисами – казино «Йылдыз» так больше и не открылось, и дворец в конечном счете стал музеем. Нельзя не думать о том, что «Максим» выжил бы, закройся казино ближе к началу 1927 года. Впрочем, возможно, это ничего не изменило бы: урок, извлеченный одним американским дипломатом из дела «Йылдыза», состоял в том, что оно еще раз указало на «трудности, которые были у иностранных концессионеров в их делах с турецкими властями».

О последних месяцах Фредерика известно немногое. К рождеству 1927 года он находился в тюрьме в Константинополе, куда его, вероятно, перевели потому, что в долги он влез именно там. По горькому совпадению новые владельцы вновь открыли его бывший ночной клуб под вывеской «Yeni Maxim» – «Новый Максим» – 22 декабря. Они заманивали гостей тем же сочетанием ингредиентов, которое выработал Фредерик: обеды, танцы, джаз, американский бар. И так будет продолжаться десятилетия.

Условия содержания в турецких тюрьмах были жестоки – где бы те ни располагались. Здания в основном были очень стары – центральная тюрьма в Стамбуле, стоявшая прямо напротив знаменитой мечети Султанахмет, была построена в XIV веке. Как правило, многие арестанты содержались вместе в больших камерах вне зависимости от характера совершенных ими преступлений; осужденный на пятнадцать суток за мелкое правонарушение мог сидеть с закоренелым преступником, которому дали пятнадцать лет. К тому же заключенные часто были предоставлены самим себе. Постельные принадлежности, санитария и медицинское обслуживание были примитивны. Качество и количество еды были непостоянны. Возможность купить дополнительное съестное имела ключевое значение.

В конце мая 1928 года Фредерик заболел, как описывалось в официальном американском консульском докладе, «бронхитом»; скорее всего это был рецидив пневмонии, в свое время уже дважды чуть не убившей его. Состояние его вызывало опасения, и его перевели во французский Госпиталь Пастера в Пера, который находился на Гранд рю де Пера недалеко от площади Таксим и в пяти минутах ходьбы от «Нового Максима». Монахини, содержавшие госпиталь, приняли его на попечение как неимущего.

Фредерик умер там во вторник, 12 июня 1928 года, в возрасте пятидесяти пяти лет. Поскольку Эльвира находилась за границей, всеми похоронными делами занимались его друзья. Одним из них был чернокожий из Северной Каролины Исайя Торн, работавший у Фредерика в «Максиме» и ставший его номинальным душеприказчиком. Другим был мистер Берте, сотрудничавший с Фредериком во время несчастливой авантюры в Бебеке и ставший одним из опекунов мальчиков. Никакого имущества, о котором можно было бы упомянуть, Фредерик после себя не оставил.

На следующий день в 14:30 тело Фредерика отвезли на заупокойную службу в Римско-католический кафедральный собор Святого Духа, что в близлежащем районе Харбий. В тот же день он был похоронен на «Римско-католическом» кладбище в районе Ферикёй к северу от Таксима, недалеко от того места, где он когда-то открыл «Стеллу». Присутствовали его сыновья и еще примерно 60 человек. Денег на постоянное надгробие не было, и точное местоположение могилы Фредерика Брюса Томаса на кладбище, которое до сих пор существует, неизвестно. В одной из немногих появившихся в американских газетах заметок о его смерти он был назван почившим константинопольским «султаном джаза».

Эпилог

Смерть и жизнь

После того как Фредерик попал в тюрьму, жизнь его семьи была очень нелегка. Эльвира узнала о его смерти в Чехословакии, куда она отправилась в безнадежной попытке восстановить свое германское гражданство. (Германия не впускала ее без паспорта, и ближайшим к этой стране местом, куда она смогла добраться, была Чехословакия, делившая с Германией протяженную границу и продолжавшая быть исключительно гостеприимной для русских эмигрантов.) Оставаться в Константинополе Эльвира больше не могла из-за ограничений на работу иностранцев. Усугубляло ее положение то, что она была наполовину инвалидом, и ее состояние не позволяло ей заниматься физическим трудом. Она считала, что если ей удастся вернуть себе германское гражданство, то у нее будет более прочное правовое положение в Турции и она сможет помочь сыновьям.