Читать книгу "Сорняк - Джузеппе Грассонелли"

Сицилия звала меня, а Больцано – ее. Мы пообещали увидеться снова, но встречи так и не произошло. Но случилось то, чего я не предвидел. Просто не мог предвидеть.

Я выключил музыку.

“Я отец, черт побери! Боже мой, я отец!”

Я теребил в руках письмо. Сперва я решил не отвечать на письма, однако Эрика хотела привести моих сыновей на свидание в тюрьму, чтобы мы познакомились. Я написал ей, что рад отцовству, но попросил не приводить детей хотя бы потому, что тогда я содержался в тюрьме особо строго режима, где запрещался любой физический контакт даже с самыми близкими людьми. Я мог смотреть на них только из-за стеклянной перегородки.

Мне удалось ее убедить. Началась переписка. Эрика рассказала, что вышла замуж и счастлива в семейной жизни, а также что ее муж все о нас знает.

“Тогда ты был прав, Антонио, – написала она однажды, – и ты вовсе не невежда. Я назвала тебя невеждой только для того, чтобы защититься от тебя, от твоего видения жизни, которое разрушало все мои убеждения. И я удивлялась, как же ты этого не заметил. Разве ты не понял, что я на твоей стороне?

Я видел по фотографиям, как росли мои сыновья. В каждый конверт Эрика вкладывала их снимки и иногда спрашивала, не передумал ли я – может быть, пора наконец познакомиться с ними, увидеть их живьем. Я выдержал пятнадцать долгих и тяжелых лет заключения. Но потом уступил. Эрика рассказала сыновьям всю правду, ведь они были уже достаточно взрослыми, и Эрика не могла больше молчать. Мальчики сами захотели познакомиться со своим настоящим отцом. После того как она написала мне все это, я согласился на встречу, поскольку уже не находился в тюрьме особо строгого режима и мог видеть сыновей не из-за стекла.

Я готовился к тому дню, старался не волноваться. Но чем старательнее я прогонял мысли о предстоящей встрече, тем больше росло мое волнение. Я сильно нервничал.

Надо признаться, что, когда я увидел мальчиков прямо перед собой, во мне произошел психический надлом. Лишь представьте: перед тобой вдруг возникают двое сыновей, которых ты раньше никогда не видел, а теперь они уже подростки, они обнимают тебя, смотрят удивленным мягким взглядом, а ты не знаешь, что сказать и что делать. Между вами нет связи. И не может быть связи. Я чуть сквозь землю не провалился.

По-моему, настоящий отец тот, кто растит своих сыновей. Нельзя никого называть отцом только в силу кровного родства. Нет. Отцовство – это психологический фактор. Настоящий отец тот, кто растит детей, кормит их и одевает с детства, кто отводит их в детский сад, школу, забирает оттуда, учит, укладывает спать и встает посреди ночи, если они плачут, – в общем, тот, кто живет с ними. Я согласен, эти мальчики – мои сыновья по крови, но они выросли и живут с другим человеком, в среде, к счастью, далекой от моей. Они свободны и счастливы.

Именно эти слова я сказал им в тот день. То же самое я повторил студентам университета, которые однажды посетили мою камеру. Настоящую свободу и покой может обрести только тот, кто живет в гармонии с собственным окружением. Речь идет о гармонии, основанной на общности правил и ценностей. Да, я уверен в этом. Я не утверждаю, что жизнь в гармонии с обществом непременно приносит счастье. Но, без сомнения, жизнь вне закона и с пренебрежением правилами, установленными обществом, сулит несчастье.

Мои сыновья живут достойно, не соприкасаясь с миром порока и зла. И я счастлив за них.

Учитель

Яразличил слабый свет в конце туннеля моего безрадостного существования в тот день, когда после пятнадцати лет строгого режима уже перестал надеяться, что суд надзорной инстанции рассмотрит мою очередную просьбу об отмене статуса особо опасного преступника, – и вот судебная коллегия вдруг пошла мне навстречу.

Меня сразу же перевели в тюрьму с менее суровыми условиями. Я почувствовал, что возрождаюсь к жизни, хотя по-прежнему носил ярлык особо опасного заключенного. Но отныне я, по крайней мере, мог повысить свой культурный уровень.

На момент ареста у меня было лишь начальное школьное образование. В тюрьме я освоил программу средних и старших классов и даже подал заявление в университет. Я прошел курс философии, ораторского искусства и информатики. Научился пользоваться компьютером. И именно здесь, в тюрьме, где я нахожусь по сей день, я познакомился с моим преподавателем философии.

Мы послушно сидели на своих местах. Первый урок философии. Мы ждали учителя. Впервые после почти шестнадцати лет, проведенных в одиночной камере, я сидел в таком просторном помещении, да к тому же вместе с другими “студентами”. У меня перехватило дыхание: после жизни в склепе размером три метра на три я отвык от такого количества людей.

Вошел преподаватель философии в сопровождении начальника тюрьмы. Тот представил учителя высокопарными фразами и подчеркнул важность предмета, который нам предстояло изучать.

Учитель произнес вступительное слово, он оказался очень приятным человеком. Он начал рассказывать нам удивительные вещи о египтянах, о беспредельном и пределах, о картине Магритта, нарисовавшего трубку, которая не являлась трубкой.

Я с недоумением переглянулся со своим соседом по парте. “Чудак, как и все философы”, – подумал я.

Но постепенно, от урока к уроку, до нас стал доходить смысл его странных разговоров, и в конце концов мы полюбили его предмет. Полюбили всей душой.

Встреча с тем преподавателем в корне изменила мой образ мышления. Я научился облекать свои чувства в слова – прежде мне этого не удавалось. Теперь же посредством слов я наконец познал знакомые мне вещи. Я понял всю важность связей между людьми и взаимопонимания – этим связям было под силу менять условия, в которые жизнь помещала человека.

Свет в конце туннеля становился все ярче.

Прошло четыре года после моей первой встречи с учителем, и за этот период наша связь окрепла, день ото дня она становилась все прочнее. Мы вели переписку: я чувствовал себя современным Луцилием, а учителя воспринимал как своего наставника Сенеку[22].

Разве письма Сенеки не способствовали духовному росту Луцилия и его нравственному совершенствованию?

Великий латинский философ утверждал, что эти письма не только позволяли вести диалог с другом, но и содержали примеры из жизни, важные для воспитания. Совсем в духе Сенеки, наш учитель предлагал на каждом уроке новый предмет для обсуждения, подталкивая нас к самостоятельным размышлениям. Целью было наше внутреннее совершенствование путем раздумий над собственными дурными наклонностями.