Читать книгу "Царство медное - Елена Ершова"

Автомобиль остановился перед очередным куполообразным зданием.

– А теперь я покажу вам нашу небольшую лабораторию, – любезно сказал Динку.

«Небольшая лаборатория» оказалась громадным помещением с таким интенсивным освещением, что Виктор вынужденно сощурился. Это напоминало ему сны о дарских ульях, где свет был белым, слепящим и холодным и где спали законсервированные в коконах эмбрионы будущих чудовищ.

Он слегка протер веки и два раза тряхнул головой, прежде чем зрение пришло в норму.

И тогда он заметил еще кое-что…

Все люди, работающие в помещении, смотрели на него.

Не прямо, конечно. Это были косые, быстрые взгляды, едва заметные повороты головы, напряжение в позвоночнике и чрезмерная сосредоточенность на выполняемой работе, когда Виктор в ответ смотрел на них.

Ученый не был уверен, что такое внимание ему по душе.

– Не беспокойтесь, профессор, – уловил его заминку Динку. – Вы здесь легенда. После стольких лет вы первый человек, установивший контакт с васпой и оставшийся после этого в живых.

– Вы в курсе всех событий, не так ли? – холодно осведомился Виктор.

Его правая рука сейчас находилась в гипсе, и крестообразный шрам на ладони был скрыт повязкой. Но это не мешало ученому чувствовать себя не в своей тарелке.

Он сам стал частью эксперимента, который давно уже вышел за рамки опытов «в пробирке».

– Так что насчет Королевы? – снова спросил ученый.

– Да. Королева… – задумчиво отозвался Динку, сворачивая в широкий и безлюдный коридор. – До сих пор я могу лишь предположить, откуда она взялась. Может, она тоже оказалась побочным продуктом генной инженерии. Или именно здесь проявила свою силу матушка-природа. На самом деле у меня нет никаких записей, подтверждающих ее происхождение. Зафиксирован только сам факт ее появления в Даре – более ста лет назад.

Как раз тогда впервые в северном фольклоре появились упоминания о васпах. К этому же периоду относились и археологические находки, и письменные источники. «Кладезь бездны» был открыт руками не ангела, но человека.

– Мы думаем, что образовалась связь между маткой и мужскими особями-солдатами, – сказал Динку. – Именно поэтому послушные рабы вдруг превратились в убийц своих собственных хозяев. По крайней мере, первый улей был построен аккурат на месте дарской военной базы. Тогда же вероятно и образовались касты. Первые солдаты стали гвардейцами Королевы. Последующие поколения – простыми солдатами.

– Вы рассказывали это ему? – спросил Виктор.

Динку удивленно приподнял брови.

– В этом нет необходимости, – беспечно отозвался он. – Вы ведь не станете разъяснять свою мотивацию дрозофиле, не так ли? – Он засмеялся, довольный шуткой, затем добавил: – Но теперь мы надеемся возобновить опыты и наконец-то взять ситуацию под контроль. А заодно разработаем для вас противоядие. Вы ведь этого хотите, не так ли?

Виктор молчал. Холодное чувство опасения начало расползаться вдоль позвоночника. Ему показалось, что все это уже было когда-то. История повторялась по спирали. Безрассудная игра в Бога, безответственность за сделанные открытия. Но зато он чувствовал себя ответственным. За все случившиеся убийства, за стертые с лица земли города, за своих коллег, позволивших создать настолько чудовищное, бесчеловечное подразделение, как Дар. «Чем же ты отличаешься от меня?» – вспомнился насмешливый вопрос Яна.

Виктор потер вновь заломившие виски.

– Я не смогу, – слабо проговорил он.

Твердая ладонь агента легла на его плечо.

– Сможете, – с уверенной холодностью сказал Динку. – Начинать всегда страшно. Но вы удивитесь, когда узнаете, на что способен ради науки настоящий профессионал.

31

К солнцу

…Сияние ламп ослепляет. Они похожи на скопление маленьких солнц, и жар растекается по всему телу. Гимнастерка становится липкой от пота и крови.

Кровь бьет тугой струей из глубокой раны в горле Харта, его глаза смотрят в упор. Но в них нет страха, только удивление: почему? разве я плохо заботился о тебе, мой маленький Ян?

Нож поворачивается, плашмя входя между ребер. У огнестрельного оружия есть свои преимущества, но ничто не сравнится с удовольствием физического контакта, когда расстояние между охотником и жертвой сокращается до величины лезвия.

Харт хватает ртом воздух. Глаза наливаются кровяной влагой. Руки сжимают Яна за локти, но он высвобождается и глубже загоняет лезвие. Оно идет рывками, туго, преодолевая сопротивление мышечной ткани. Живот Яна тоже становится горячим и влажным от чужой крови. Он молчит. И Харт молчит. Только горлом идет кровь и по телу проходят волны, похожие на прибой у дальних берегов эгерских фьордов. Когда-нибудь Ян побывает и там, и воды окрасятся темнеющей медью, а бриз насквозь пропахнет нагретым железом.

Яну не чуждо некоторое тщеславие, и власть опьяняет его не меньше, чем ощущение липкой влаги на собственной коже.

Он отбрасывает обмякшего, но все еще дергающегося Харта, как сбрасывал когда-то оболочку кокона. Тело заваливается на пол с сырым шлепком выпотрошенной рыбы, но умирает не сразу. Смертоносный механизм отлаживался годами непрекращающихся пыток и бойни, и сапоги еще некоторое время скользят по разлившимся на бетоне лужам. Потом изо рта выплескиваются темные сгустки. Налитые глаза стекленеют.

Прощай, наставник Харт, садист и палач. Ты умер быстрой и милостивой смертью. Теперь твоя тень обречена на долгие страдания в преисподней.

Ян молчит и только слегка улыбается помертвевшими губами. На душе становится легко. Так легко, будто густая тьма разом озаряется вспышкой новорожденного солнца. Тепло охватывает его за плечи, входит через глаза и разливается по артериям кипящей лавой.

Она так горяча и ее так много, что тело не может справиться с переполнившим его бременем и раскрывается, подобно распустившемуся бутону цветка. Ян видит, как отслаивается его плоть, сползает с груди вместе с тканью гимнастерки. Кожа чувствует прикосновение металла. И, распахивая глаза, Ян понимает, что это пришли за ним преторианцы, чтобы покарать за совершенное убийство. Но не противится этому. Ведь это справедливо и правильно.

Потом огненная лава начинает вытекать из него волнами, сгущается и жирными каплями падает вниз, в трепещущую тьму. Солнца вспыхивают в его мозгу с каждым щелчком ломающихся костей. И этот все нарастающий жар медведем наваливается на него и лижет пламенным шершавым языком прямо в лицо. Тогда боль становится такой нестерпимой, что мир просто перестает существовать. Внутреннее солнце, пылающее позади его глаз, гаснет.

А затем, спустя целую вечность, вспыхивает снова.

Но несет в себе не могущество, а слабость. Не обновление, а боль.

Ян едва сдерживает крик, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Уцелевшее глазное яблоко пульсирует, словно в него воткнули раскаленный прут. И хотя стены каземата еще расплываются радужными пятнами, он видит перед собой аккуратно сложенный медно-красный преторианский китель. И знает, что это приготовлено для него. Мягкое северное сияние вспыхивает над погонами и застежками мундира. На поясе висит длинный прут стека – символ высшей власти.