Читать книгу "Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова"

Юля и сама не смогла себе объяснить, что же с ней случилось, почему она не смогла принять его, не смогла раскрыться перед ним, как бывало раньше. Тело ее, поначалу обрадовавшееся родным запахам и прикосновениям, внезапно охватила глубокая и тяжелая истома, и после недолгой борьбы, во время которой Крымов попытался хотя бы выпростать ее из шелкового темно-зеленого кокона простыни, Юля вдруг вся сжалась, подобралась и словно заледенела в зародышевой позе, не желая впускать вовнутрь себя ставшего ее отравой неверного мужчину. Все в ней взбунтовалось против продолжения любви, пусть даже и в таком, физиологическом виде. Психологически ощущая себя оказавшейся много ниже соперницы, промучившей ее сутки, не желая сводить их с Крымовым, Юля поняла, что уже никогда не позволит себе любить его так, как прежде. Они, две крупные и сильные птицы – Крымов и Щукина, – залетевшие сюда, в этот дорогой, полный роскоши и великолепия город, не для того, чтобы лишь осмотреться и тотчас вернуться обратно в ад, из которого случайно вырвались, а решившие остаться здесь надолго, если не навсегда, смотрели на нее свысока, сами, быть может, и не замечая того. Преисполненные сознания своей значимости и весомости, пусть даже и в франко-долларовом выражении, они просто не могли теперь иначе, как снисходительно, отнестись к неожиданно появившейся здесь свидетельнице их общего прошлого. Прошлого, которое им, возможно, хотелось забыть.

Поразить, потрясти, произвести впечатление, ошеломить – синонимы, которые органически теперь будут присутствовать в их общении. Язык дружбы и любви, который помогал им раньше и который связывал их жизни и судьбы, а порой и уберегал от смерти, теперь был другим, новым, обученным гортанно-французской быстрой речи с прокатывающимся хрипловатым «r» и узкими музыкальными гласными с ударением на последнем, вызывающе коротком (словно задранный кверху носик смазливой француженки) слоге.

– Да, у нас с Берестовым все серьезно. Я ушла от Харыбина и теперь с Игорем. У него проблемы, помоги ему, пожалуйста, и не отыгрывайся на нем из-за меня. Ты привык, Женя, что ты обожаем и любим, и, кроме себя и своих желаний, ничего не замечаешь. Мне Надя рассказала кое-что о тебе, о твоем потрясающем деле, на котором ты сделал большие деньги… И о себе рассказала. Я понимаю, что мой приезд сюда только помешал вам, вашей жизни, но там, в С., остались люди, которым требуется твоя помощь. Я имею в виду мать Марины Бродягиной и, конечно же, Берестова, который не убивал Марину, но на котором ты первым поставил крест… даже не выслушав его, не разобравшись.

– С ним-то я разберусь, а вот что делать с тобой – ума не приложу. Юля, я не узнаю тебя. Что с тобой стало, кто сделал тебя такой мрачной, с осуждающим взглядом курицей? Где твоя улыбка, твоя любовь? Ты думаешь, я забыл тебя?

– Ты женился на Щукиной, – Юля отвернулась к стене и инстинктивно потянула на себя одеяло, словно ей стало холодно под его взглядом. – Ты женился на ней, а не на мне, хотя мне всегда казалось, что любишь ты меня. Я редко разговаривала с тобой на эту тему, мне было больно расспрашивать тебя о твоих чувствах ко мне, но ты неисправим, ты и ей постоянно изменяешь… С тобой и я бы не прожила…

– Она переспала с Кристианом в первый же день, в гостинице, – вдруг услышала Юля и не поверила своим ушам, – в гостинице, где мы остановились. И я застал их, но вовремя вышел и позже сделал вид, что ничего не…

– Я не хочу об этом слышать. Надя на сносях, что такое ты говоришь?! Я не верю!

– Но это не помешало ей соблазнить его, – спокойно, ледяным тоном продолжил Крымов, – а впоследствии и предложить ему взять ее в жены. Надя – очень деятельная и практичная особа, нам с тобой не чета. Пока она не выжмет из меня полмиллиона долларов, она не разведется со мной. Таковы ее условия.

– Ты произносишь вслух такие суммы…

– Да, я теперь богат, но особого счастья от этого не испытываю. Я пока еще учусь здесь жить, осматриваюсь, знакомлюсь с людьми… Теперь вот ты приехала, Берестов, вы привезли с собой кусок моей прошлой жизни.

– Крымов! Какая прошлая жизнь, когда ты не был дома всего-то пару месяцев, если не меньше! Ты что, решил здесь остаться?

– Возможно. Я бы и тебя переманил в Париж, купил тебе квартиру и нашел занятие, зная твою патологическую тягу к независимости и нежелание подчиняться мужчине. Но Харыбин, думаю, мне тебя так просто не отдаст, ведь верно?

– Да я и сама не хочу тебе отдаваться. И вообще, оденься, сейчас вернется Берестов, что я ему скажу?

Крымов развел руками:

– Вот видишь, ты прежде всего обманываешь себя. Неужели ты думаешь, что я действительно поверил в ваши отношения? Я же тебе уже намекнул, что все это попахивает дешевым фарсом. И разве мог бы Берестов, являясь твоим любовником, вот так запросто подчиниться мне и оставить тебя в спальне наедине со мной? Он не так глуп, хотя и ведет себя по-идиотски. Но и его можно понять: я нужен ему, а потому ему сейчас, во всяком случае, нет ровно никакого дела до тебя. Кроме того, он прекрасно осведомлен о наших с тобой прежних отношениях и наверняка не увидел ничего предосудительного в том, что дал нам возможность пообщаться без свидетелей, вполне, кстати, допуская момент близости. Так что вы оба напрасно разыгрывали здесь этот спектакль.

– Да, – сдалась Юля и опустила голову, – я все это придумала, чтобы досадить тебе.

– А зачем ты сюда приехала? Только затем, чтобы найти меня для Берестова? Ты что, всерьез увлеклась политикой?

– Я думала, что ты погиб. Берестов говорил о том, что ты пропал после того, как отказался вести его дело, вернее, дело об убийстве отца Кирилла. Он даже считал себя в какой-то степени виноватым в твоем исчезновении.

– Мне все равно, что он там считал. Берестова я перестал уважать после того, как узнал, что он использует людей и превращает светлые головы в кочаны капусты, причем гнилой капусты…

– Это ты про старшего Шалого?

– Да, про него.

– И только поэтому отказался вести дело Берестова и даже вернул ему деньги?

– Совершенно верно.

– Это ли не чистоплюйство? – Юля встала и быстро оделась, понимая, что спектакль окончен и теперь можно разговаривать с Крымовым на их привычном деловом языке.

Она ему не верила, ни единому слову, сказанному в адрес Берестова. Крымов не похож на человека, для которого покачнувшиеся нравственные устои его клиента могли сказаться на решении вести или не вести их дела. Все было куда сложнее, но Крымов будет молчать до последнего. Нет, дело явно не в Шалом и не в таких тонких материях, как презрение к клиенту, – он работал и не на таких мерзавцев, как Берестов…

– Да, пожалуй, это и есть чистоплюйство, но не забывай, что на моем горизонте появилось куда более крупное и прибыльное дело.

– Я знаю, Щукина рассказала мне о Кристиане. Я только одного не могу понять, как мог ты взяться за поиски человека по всему миру, если ты дальше нашего С. практически никогда не высовывался… Я не имею в виду случайные командировки по России.