Читать книгу "Неотразимый обольститель - Бетина Крэн"

– Слава Богу! – Он отвернулся, расслабившись и облегченно вздохнув. Но через мгновение уже горделиво вздернул голову. – Может быть, и лучше, что меня там не было. Если бы меня спросили, я бы сказал, что она сама во всем виновата.

– Джеффри! – Присцилла схватила его за рукав. – Как ты можешь так говорить?

– Но это же правда, – ответил он, освобождаясь от ее пальцев. – Если бы она не была такой змеей и позволила нам встречаться, тогда нам не пришлось бы пытаться заставить ее переменить свое мнение. – Он упрямо задирал подбородок. – Она так же виновата, как и мы. И лично я считаю, что мы уже достаточно наказаны. – Он подошел к рядам пыльных стульев и злобно пнул один из них. – Заставила нас работать, как слуг... в этом вонючем, заброшенном месте... день за днем.

– Джеффри, ты рассуждаешь как ребенок.

– Я? Как ребенок? – Он импульсивно пихнул гору матрасов так, что они повалились один за другим. – Я тебе скажу, кто рассуждает как ребенок. Тот, кто в нашем возрасте устраивает представление... нанимает людей, чтобы они притворились грабителями, а потом пытается спасти их жертву. Вот это по-детски!

– Ты сейчас злой и вредный, – сказала Присцилла, обиженная его упреками.

Она повернулась к нему спиной и поискала, чем бы заняться, чтобы скрыть злые слезы, стоявшие у нее в глазах. Она подняла щетку, окунула ее в ведро воды с уксусом и принялась мыть один из старых шкафчиков. Она слышала, как за ее спиной Джеффри бормотал что-то и ходил, время от времени пиная то один, то другой предмет, но продолжала работу. Через несколько минут он подошел и стал позади нее. Она чувствовала, что он наблюдает за ней, и еще сильнее скребла шкафчик.

– Ты не можешь прекратить это и поговорить со мной? – сердито спросил он.

– Кто-то должен работать, – отрывисто ответила она.

– Что ты имеешь в виду? Я выполняю свои обязанности здесь, ты знаешь. Только из-за того, что я не тружусь каторжно, как... – Он остановился, но недосказанные слова все равно повисли в воздухе.

Щетка с плеском упала в ведро. Присцилла повернулась, глядя на Джеффри и видя его – по-настоящему – впервые.

– Как ты смеешь? – Она начала дрожать от того, что долго сдерживаемое негодование вырывалось наружу. – Ты вымыл всего несколько тарелок, а мы слышим только сплошные жалобы по этому поводу.

– А ты, наоборот, полностью погрузилась в это великое, благородное дело. Уж такая труженица, прямо Золушка! Ты больше не смеешься, даже не улыбаешься. Не позволяешь мне ни поцеловать тебя, ни даже прикоснуться. Вечно следишь за мной и приказываешь, словно я, – он махнул рукой, – маленький ребенок.

– Ну, если я так с тобой обращаюсь, то только потому, что ты... – Она замолчала, не договорив «так себя ведешь», но он понял все, как если бы она прокричала эти слова. – Я устала извиняться за тебя перед мисс Герхардт. Я устала от того, что мне приходится делать то, что просили тебя, и всегда заканчивать то, что ты начал.

– А кто тебя просит? Ты мне не мать, знаешь ли, – запальчиво проговорил он. – И не жена!

– Слава Богу!

Это вырвалось у нее непроизвольно. Но теперь она поняла, что где-то в глубине души уже давно так думала. Слава Богу, что она не его жена и не мать... и никто, кому пришлось бы хоть в чем-то от него зависеть. Слава Богу, что она увидела его таким, каков он есть на самом деле... не в освещенном луной саду и не в полумраке дома или кареты... а при свете дня.

Все должно быть только так, как хочется ему. Он думает только о своих удобствах, о своих удовольствиях, о своих драгоценных, потрескавшихся от воды ручках. Он сказал, что не стал бы говорить правду перед лицом членов правления... признаваться в том, какую роль сыграл во всей истории, случившейся с ее тетей. Где же его честь и прямота? Эти черты отсутствовали в его характере с самого начала. Она просто не хотела этого видеть.

– Ты что мне сейчас сказала? – прорычал Джеффри. Его лицо покраснело, кулаки сжимались. Он, казалось, готов был затопать ногами или упасть на пол в приступе ярости.

Присцилла отступила к дверям на один шаг... потом еще на один... и еще.

– По-моему, я только что сказала «прощай», Джеффри. И с избавлением тебя.

Беатрис весь день думала о Конноре и размышляла о том новом чувстве, которое поселилось в ее душе. Любовь! Все то, во что верила Присцилла, – пыл, страсть, очарованность, но и многое другое. Это узнавание того, как чувствует, о чем думает, что носит в душе другой человек – и восхищение им. Это понимание без слов и доверие, когда позволяешь другому человеку заботиться о тебе и помогать в тяжелую минуту. Это когда благополучие другого человека ставишь превыше собственного, когда раскрываешься навстречу... отдаешь свое сердце. Сегодня она увидела, как сильно Кон-нор Барроу заботится о ее благополучии, и внезапно поняла – то, что она испытывает к нему, и есть любовь.

Она любила Коннора Барроу, и сила ее любви обострила все чувства Беатрис. Она заметила напряженность и крайнюю усталость на его лице. Что случилось? Это из-за его кампании? Или из-за того, что произошло с ними? Она очень хотела узнать обо всем. И уже собиралась вечером выйти из дома, намереваясь зайти к нему в офис, а потом домой, когда вернулась Присцилла.

– Ты что-то рано, – сказала Беатрис, заметив лихорадочный румянец на лице племянницы.

Глаза девушки вспыхнули, она торопливо сдергивала с рук перчатки.

– Я покончила с ним. Совсем покончила, – заявила она. – Вам больше не надо беспокоиться о том, что я слишком рано собралась замуж, тетя Беатрис. Даже если бы мне принесли жениха на подносе, я бы его не приняла!

– Что произошло? – обеспокоенно спросила Беатрис.

– Вы были правы. – Присцилла откалывала шляпку. – Все мужчины – животные.

Беатрис нахмурилась. Когда это она такое говорила?

– Что-то действительно случилось. – Она взяла Присциллу за руку и потянула к гостиной. – Пойдем, расскажешь мне.

Девушка остановила ее.

– Джеффри показал, каков он есть на самом деле, – вот что случилось. Он наглец, белоручка и эгоистичен до крайности. У него не больше понимания жизни и любви, чем у пятилетнего ребенка. – Она освободила руку и выпрямилась. – Я подумала обо всем, тетя Беатрис. Я намерена до конца работать в «Вудхалле», – она задрала подбородок, – потому что так должны поступать благородные женщины. Но пожалуйста, умоляю вас, сократите срок его наказания, чтобы мне не пришлось с ним больше встречаться. Беатрис минуту подумала, потом кивнула:

– Если ты так уверена...

– Абсолютно.

В карете Беатрис думала о том, какую роль она сыграла в разрыве отношений между Присциллой и Джеффри. Несколько недель назад она бы обрадовалась, что романтические иллюзии племянницы развеялись так быстро. Но сейчас она почему-то испытывала только сожаление. Расставание с иллюзиями сопровождалось у Присциллы потерей детской чистоты, она никогда больше не будет относиться к мужчинам и к любви по-прежнему. Да еще она вдобавок перенесла крушение надежд на то, что их отношения с Джеффри изменятся, на то, что любовь поможет им найти выход. Что, если этот опыт обозлит и огорчит ее? Что, если она больше никогда не сможет влюбиться?