Читать книгу "Черная заря. Пепел на зеленой траве - Александр Конторович"

И когда пышущая ненавистью «Сатана» пробила тучи над старым немецким бункером, сидевшие неподалеку от нас кукловоды попросту вычеркнули несколько строчек в списке будущих хозяев жизни. Бизнес, ничего личного. В конечном итоге, меньше народу — больше кислороду. Власть — слишком вкусное блюдо, чтобы есть его целым колхозом.

Но здесь, ребятки, вас ожидает большой и очень неприятный облом. К вашему глубочайшему потрясению, окормляемые вами народы отнюдь не в восторге от этой радужной перспективы. Им почему-то хочется жить своим собственным разумением, не признавая при этом никаких прав «элиты» на то, чтобы оная «элита» руководила ими всю оставшуюся жизнь. За плугом никто из элитариев не ходит, не плавит металл, не стоит у станка. Вообще, как правило, подобные люди редко производят что-либо, имеющее практическую пользу. Вот порассуждать с умным видом да пальцем назидательно ткнуть — это завсегда пожалуйста! А если тот, в кого этим самым пальцем тычут, отчего-то возмущается подобным деянием, то он моментально переходит из категории «добрых тружеников» в разряд «мерзких ватников» и как таковой подлежит немедленному уничтожению. Виноват: «санированию». Это, если не ошибаюсь, еще в панской Польше такое выражение придумали. Дурной пример оказался заразительным, и извращенное понятие этого слова укоренилось.

Опускаю бинокль, опасаясь выдать себя нечаянным блеском линз. Солнце уже передвинулось таким образом, что его лучи того и гляди бликанут от моей оптики. Лучше не рисковать. Тем паче что я мало чем смогу помочь ребятам, находясь на этом месте. Все возможные варианты продвижения просчитаны нами заранее, и внести какие-либо коррективы я уже не смогу. Остается только лежать в кустах и смотреть.

Какая же это трудная работа — лежать и смотреть! Куда как проще ползти вместе с ними рядом, чувствовать дыхание товарища и иметь возможность всегда поддержать его огнем и маневром. Но это когда ты рядом. А полируя брюхом землю в нескольких сотнях метров от места предполагаемого боестолкновения, помочь ничем и никому уже не можешь. Ибо как снайпер я не представляю собой никакой ценности. А в качестве штурмовика меня никто с собой не взял.

Даже престарелый Медведь снисходительно похлопал меня по плечу и высказался в том плане, что свою работу я уже сделал раньше. И смогу сделать еще больше, если не буду рисковать своей умной башкой, подставляя ее под пули всевозможных мерзавцев. Выслушав подобную отповедь, я только глазами сверкал, наблюдая за тем, как Галина собирается на выход. Вот как раз ее подобные утверждения не касались вообще. Место снайпера — на поле боя, и никак иначе. А командир на горячем коне остался только в кино. Сиди — и смотри!

Изо всех сил напрягая глаза, я тем не менее мог только гадать о том, сколь успешно продвигается работа у Потеряшки и его группы. Я, разумеется, знал, в какое именно место они должны были выдвинуться. Даже и путь мог предположительно прикинуть. Но это здесь, на опушке леса. А что на самом деле происходило сейчас там, у вражеского секрета, оставалось только гадать.

Щелчок!

Или это мне показалось?

Осторожно раздвигаю кусты и до боли в глазах всматриваюсь в даль. Ни хрена не видать. Но бинокль трогать нельзя, потому что солнце уже встало, и его лучи пробивают листву острыми лучиками.

— Командир!

— Здесь я!

— От ребят посыльный приполз.

— Ну и что там?!

— Порядок. Уработали всех. Тихо подошли и тихо сделали.

— Наши потери?

— Один трехсотый. Ножом в драке порезали. А так целы все.

— Кого задели?

— Симончука. Это из ополчения парень. В прошлом вояка, ныне охотник. Мужик грамотный, и дело свое знает. Пырнули его не так чтобы сильно, но неприятно. Чуток погодя оттащим его в тыл, а там и вывезем.

Ну, что ж, заслон мы сняли. Теперь можно и вперед.

Подобравшись к позиции охранения, я только присвистнул. Народ здесь окопался куда как основательно. Блиндаж выкопали. Причем кондовый и капитальный. В нем даже печку установить успели. Надо полагать, забазировались они здесь достаточно давно, раз начали городить подобные сооружения. Да и уходить отсюда в ближайшее время явно не торопились. Это в итоге их и подвело. Нечего расслабляться, когда стоишь на посту.

Дежурную смену взяли в этом самом блиндаже, поэтому они могли там хоть на ушах стоять, все равно на улице никто ничего не услышал бы. Наверху несли службу всего два человека. Их аккуратно снял из своей винтовки Потеряшка. А вся прочая группа взяла в ножи их товарищей. Надо отдать должное, народ оказался крепкий, злобный и просто так жизнь свою не отдал. Это еще повезло, что мы отделались только одним раненым. В смысле серьезно раненным. В той или иной степени противник успел попятнать еще троих. Но, слава богу, уже не так основательно.

Отойдя от бункера охраны около пятисот метров, неожиданно натыкаюсь на Гадалку. Она, повесив на плечо винтовку, что-то разглядывает на земле. Хмурится и задумчиво покусывает губу.

— Что случилось?

— Пока ничего.

— А в чем дело тогда?

— Тут кто-то был… причем не единожды. И хотя этот человек аккуратно подчищал за собой все следы, я всегда могу определить место снайперской засадки.

— В смысле? У нас тут что, где-то вражеский снайпер шарится?

— Ну, не факт, что вражеский… — Она протягивает мне руку. — На, посмотри.

На моей ладони лежит патрон. Обычный 7,62x54.

— И что я должен увидеть?

— На пулю посмотри. Это не военный патрон.

И действительно. Патрон с полуоболочечной пулей, как я сразу этого не просек. Это что же получается, снайпер собрался стрелять охотничьими патронами? Момент, но ведь и у Гадалки патроны с такими же пулями.

— Так ведь и у тебя…

— Нет. У меня патроны не охотничьи. Они специально такими сделаны. Это по моей просьбе специальные снайперские патроны снарядили экспансивными пулями, чего, как правило, в таких боеприпасах не делают. А ты держишь в руках стандартный охотничий патрон.

— И что из этого следует?

— Если здесь уже долгое время кто-то сидит и выпасает этих часовых, то я сильно сомневаюсь, что он таким образом прикрывает пост. Поверь, я знаю, что говорю.

С этими словами она наклоняется и, достав из кармана патрон от своей винтовки, втыкает его в расщелину пня, около которого стоит. После этого, ничего более не сказав, поворачивается и уходит следом за основной группой.

Пожав плечами, закидываю за спину автомат и топаю за ней.

И никто из уходящих людей не заметил, как шевельнулась ветка куста в тридцати метрах от места их разговора. Внимательные глаза проводили взглядом уходящих, скользнули по поляне и задержались на поблескивающем в расщелине пня металлическом цилиндрике.

А вот и лагерь.