Читать книгу "Вопрос на десять баллов - Дэвид Николс"

– Да что с тобой, улыбчивый ты наш?

На верхней ступеньке стоит Ребекка.

– О, привет, Ребекка. Ты что здесь делаешь?

– Не думай, что я вломилась сюда незваным гостем. Меня, знаешь ли, пригласили.

– Кто тебя пригласил?

– Красотка Алиса, если хочешь знать, – говорит Ребекка и вытаскивает из кармана куртки свою личную бутылочку виски.

– Не шутишь?

– Не-а. – Она делает глоток виски. – Только между нами, Брайан, мне кажется, она немного прониклась ко мне симпатией.

– А мне казалось, ты ее недолюбливаешь…

– Да ладно, она нормальная девчонка, если узнать ее поближе. – Хихикая, Ребекка тыкает мне в грудь бутылкой виски, и я понимаю, что она порядочно набралась: не мрачно-пьяная, и не угрюмо-пьяная, а весело-пьяная, игриво-пьяная; думаю, это хороший знак, хотя и немного странный и тревожащий, вроде как увидеть Сталина на скейтборде. – Ты что, думаешь, будто я лицемер? Думаешь, мне лучше уйти, а, Брайан?

– Нет, вовсе нет, так приятно встретить тебя, просто мне казалось, что эта вечеринка не совсем для тебя.

– Брось, ты же меня знаешь, я больше всего на свете люблю задушевные песни двухсот назюзюкавшихся студентов театрального факультета, – кивает она в сторону холла, где Ричард III, этот одаренный многими талантами Нил Как-его-бишь, извлек откуда-то акустическую гитару и заиграл «The Boxer» Саймона и Гарфанкеля.

«На-на-на» продолжается и минут через сорок пять. На самом деле песня уже давно перевалила за свой финал и превратилась в нечто иное, в некую вгоняющую в транс мантру – с гармониями и всем остальным, – которая может продолжаться еще несколько дней. Нам с Ребеккой в общем-то наплевать, потому мы втиснулись на диван в другом конце комнаты, передаем друг другу бутылку виски и смеемся.

– Черт, не верю своим глазам – этот пидор Нил Макинтайр нашел тамбурин…

– Откуда же он достал тамбурин?..

– Наверное, из своей гребаной жопы, – говорит Ребекка и отхлебывает виски. – Как ты думаешь, это когда-нибудь кончится?..

– Думаю, мы выдержим, если только они не начнут петь «Хей, Джуд».

– Если запоют, клянусь, я доберусь до этой гребаной гитары с кусачками.

Вечеринка достигает критической массы. Во всех комнатах дома полно народу, а здесь, в гостиной, люди цепляются за любой предмет мебели, как на картине «Плот „Медузы“» французского живописца-реалиста девятнадцатого века Жерико[76]. Неплохо было бы добыть еще выпивки, но мы сидим на таких козырных местах – вклинились между еще шестью людьми на двухместное канапе, – да и видно, что выпивка закончилась, потому что народ слоняется по гостиной, ищет бутылки и поднимает их к свету. Кроме того, я не хочу двигаться, потому что Ребекка пьяная, и очень смешная, и, кажется, немного флиртует со мной, тяжело дыша мне в ухо парами вискаря, и это помогает мне прогнать из головы мысли о «The Boxer» и об Алисе со Спенсером, которые в этот момент наверняка предаются любовным утехам на кипе одеял.

– …Знаешь, если бы я правила миром, чего я, кстати, на полном серьезе хочу рано или поздно добиться, то первым моим шагом стал бы запрет гитар, ладно, не запрет, но как минимум ограничение доступа и введение системы получения лицензий, как на владение охотничьими ружьями или вилочными автопогрузчиками. И правила были бы драконовскими: никакой игры после заката, никакой игры на пляжах или у костра в походе, никакой «Scarborough Fair»[77]и «American Pie»[78], никаких гармоний, и петь не более чем двоим одновременно…

– Но не загонят ли такие законы гитару в подполье?

– Туда ей и дорога, друг мой, туда ей и дорога… А еще я запретила бы марихуану. Наши стуууууденты и без нее тупые и ограниченные. Ага, марихуану я бы точно запретила.

– Разве она и так не запрещена? – спрашиваю я.

– А вот это ты хорошо подметил, друг мой. Протест принимается! – С этими словами Ребекка осушает бутылку виски. – Итак, алкоголь, алкоголь и никотин – только ими и можно травиться по-настоящему. В той баночке, возле твоей ноги, ничего нет?

– Только хабарики…

– Ну, пусть они там и лежат. – Она замечает мою улыбку. – А что смешного?

– Ты смешная…

– И что во мне смешного, мистер?

– Твои взгляды. Ты не думаешь, что когда-нибудь смягчишь их? Ну, знаешь, с возрастом?

– Абсолютно исключено! Я те вот че скажу, Брайан Джексон. Ты наслушался разного дерьма насчет того, что полагается быть левым до тридцати, а потом ты должен вдруг осознать свою ошибку и стать убежденным правым? Так вот, хрен вам всем. Если мы останемся друзьями до двухтысячного года, до которого у нас осталось… сколько… четырнадцать лет, а я, кстати, надеюсь, Брайан, дружище, что мы, несмотря ни на что, будем друзьями, и я хоть как-нибудь изменю свои политические, этические или моральные взгляды на налоги, иммиграцию, апартеид или профсоюзы, или перестану ходить на марши протеста или на митинги, или стану хоть самую малость правой, то даю тебе право застрелить меня. – Она стучит пальцем по середине лба. – Вот. Сюда стреляй.

– Хорошо. Выстрелю.

– Стреляй-стреляй. – Ребекка очень медленно моргает, облизывает губы, пытается сделать глоток из пустой бутылки и говорит: – Эй, послушай, извини, что я так загрузила тебя сегодня утром.

– Ты о чем?

– Сам знаешь о чем – начала тебе плакаться в духе Сильвии Плат.

– Да ладно, не парься.

– Я хочу сказать, что по-прежнему считаю тебя полным дерьмом и все такое, но извини, что напрягла тебя.

– А почему это я полное…

– Ты же знаешь…

– Нет-нет, ну давай скажи мне…

Ребекка улыбается и косо смотрит на меня из-под тяжелых черных век:

– Потому что не трахнул меня, когда у тебя был шанс.

– Ах вот оно что… – Я задумываюсь, не поцеловать ли ее, но на нас смотрит слишком много народу, да и Алиса наверху, поэтому я говорю: – Может… как-нибудь в другой раз?

– Ну нет. Боюсь, ты упустил свой шанс. Это предложение действовало только один вечер, старина… – И она толкает меня головой в плечо в такт словам. – Только. Один. Вечер. – После чего мы сидим молча, не глядя друг на друга, пока Ребекка наконец не говорит: – А где твой друг?

– Спенсер? Понятия не имею, наверное, где-то наверху.

– Я думала, что у него какой-то нервный срыв или типа того…

– Ага, и Алиса помогает ему преодолеть его.