Читать книгу "Вопрос на десять баллов - Дэвид Николс"

– Мальчики?

– Ваше здоровье, – говорит Спенс и глубоко затягивается, что весьма странно, потому что он обычно не признает ничего, кроме выпивки и сигарет, и всегда с презрением относится к торчкам. – Так о чем вы тут разговариваете? – интересуется он.

– Об Индии! – хором отвечают все.

– Ты там был, Спенсер? – спрашивает Крис.

– Нет-нет, не доводилось, – отвечает тот на задержке дыхания.

– Ты ездил путешествовать? – спрашивает Мэри / Руфь.

– Нет, в общем-то, – отвечает Спенсер, потом медленно выдыхает.

– А где ты учишься? – продолжает допрос Крис.

– Нигде, – сознается Спенсер.

– В данный момент, – поспешно добавляю я, и Спенсер награждает меня красноречивым взглядом и крокодильей улыбкой, затем делает еще одну глубокую затяжку и передает косячок мне.

Я беру его, сую в рот, кашляю, вынимаю изо рта, передаю дальше; затем следует пауза, во время которой все слушают, как поет Ван Моррисон и кашляю я. Затем Леди Анна вдруг поднимается на коленках и невнятно бормочет:

– Придумала! Давайте играть в игру «Если бы этот человек был…»!

– Это еще что такое? – спрашивает Спенс, медленно выдыхая.

– Ну, мы выбираем человека, затем выходим из комнаты, а потом тот человек… нет, неправильно, нет, мы выбираем человека, который должен выйти из комнаты, затем люди в комнате выбирают другого человека, а человек, которого не было в комнате, возвращается в комнату и всем по очереди задает вопросы вроде… ммм… «Если бы этот человек был погодой, какой погодой он был бы?», а ему нужно отвечать что-нибудь вроде: «Этот человек» – ну, тот, которого мы втайне выбрали, – «был бы ясным солнечным днем», или «сильной грозой», или еще чего-нибудь в этом роде, то есть нужно персонифицировать того человека в зависимости от того, как ты его воспринимаешь. А тот человек, который выходил из комнаты, должен задать следующий вопрос: «Если бы этот человек был рыбой или, скажем, нижним бельем, то какой бы рыбой или каким нижним бельем он был бы?», а тот человек, который…

И вот так, медленно и нудно, она продолжает объяснять правила игры «Если бы этот человек был…» еще дня два-три, дав мне тем самым массу времени, чтобы рассмотреть Спенсера, который сидит разинув рот, оцепеневший и ошеломленный, и тихо улыбается сам себе. Я слышу треск, опускаю взгляд и понимаю, что мну банку пива в руке. Кажется, пора выбираться отсюда.

– Пойдем, Спенсер, выпьем, – говорю я, хватая его за руку и пытаясь поднять.

– О-о-ох, а вы что, играть уже не хотите? – вздыхает Руфь, или все-таки Мэри.

– Потом, может быть. Просто нам надо выпить, – объясняю я, держа в руках полную банку пива, и тащу Спенсера к двери, закрываю ее за нами, и, слава богу, мы уже идем прочь из комнаты в сторону лестницы.

– Но я же хотел поиграть, – хихикает у меня за спиной Спенсер.

Я оборачиваюсь и вижу, что он прислонился к стене и обдолбанно лыбится, поэтому делаю вид, что мне нужно в туалет, показываю пальцем на дверь на лестничной площадке и прячусь за ней.

В туалете я опираюсь на раковину и смотрю в зеркало на свое тупое круглое лицо, больше напоминающее вареный окорок, и задумываюсь, почему Спенсеру нужно обязательно все испоганить. Я люблю Спенсера, но я ненавижу его такого – пьяного и грубого. Пьяный и сентиментальный – это нормально, а вот пьяный и грубый – это пугает. И не то чтобы он впадал в бешенство – как правило, обходится без этого, если только его не провоцировать, но мне нужно не давать ему больше пить. Другого способа, кроме как силой вырывать выпивку у него из рук, я не вижу. Конечно, можно просто уйти, но если я не увижу Алису сегодня вечером, мне придется ждать целую неделю до следующей тренировки нашей команды, а столько я не выдержу. Да уж, как тяжело быть Сногсшибательным и Невозмутимым, если рядом Спенсер.

И что самое худшее, мне нужно придумать способ объяснить ему, что он должен завтра уехать домой. Естественно, пока я сижу здесь с запертой дверью, эти вещи не должны меня волновать, но кто-то настойчиво стучится. Поэтому я спускаю воду и замечаю, что тот, кто был в туалете до меня, умудрился щедро оросить пластмассовый стульчак мочой. Я прикидываю, не вытереть ли мне сидушку, и даже сворачиваю в комок туалетную бумагу, но решаю, что вытирать мочу за другими – это как раз проявление того холопского и унизительного поведения, от которого я так хочу избавиться, и вообще это вовсе не мое дело. Помни: Сногсшибательный и Невозмутимый. Я выбрасываю бумагу и выхожу.

Следующей должна идти Алиса.

Она стоит в проходе и болтает со Спенсером, хохоча взахлеб.

– Привет, Брайан! – весело восклицает она.

– Я не писал на стульчак, – говорю я, Сногсшибательный и Невозмутимый.

– Отлично, Брайан, это… хорошая новость, – отвечает она, заходит в туалет и закрывает дверь.

29

В о п р о с: В какой пьесе, написанной в 1594 году, старые друзья Протей и Валентин ссорятся из-за любви к прекрасной Сильвии?

О т в е т: «Два веронца».

– Значит, ты с ней разговаривал? – спрашиваю я у Спенсера.

– Угу.

– Хорошенькая, правда?

– Ага, кажется, ничего. Очень сексуальная… – говорит Спенсер, косясь на дверь в туалет.

– Но ведь и интересная тоже?

– Слышь, Брай, мы только поболтали минут пять, но мне точно не было скучно. Тем более что она в таком трико…

– Так о чем же вы говорили? То есть – она сказала что-нибудь? Обо мне.

– Брай, дружище, не суетись. Ты ей определенно нравишься, просто не пытайся ускорить ход вещей…

– Ты так думаешь?

– Уверен.

– Отлично. Я пошел на кухню. Ты идешь?..

– Не-а, я жду… – кивает он в сторону туалета, поэтому я спускаюсь по лестнице и только на половине пролета начинаю задумываться, что Спенсер хотел сказать этой фразой, «я жду». «Жду очереди в туалет»? Или «жду Алису»?

Эта мысль, откуда-то залетевшая ко мне в голову, начинает выкристаллизовываться и в конце концов приобретает прочность бесспорного факта: Спенсер приударил за Алисой. Он приехал сюда с одной целью – соблазнить ее. Он слышал, как я рассказывал о ней, и подумал: «Дай-ка и я попробую». В конце концов, это будет не впервые – просто повторится фиаско с Джанет Паркс. Девушкам, которые нравятся мне, всегда нравится Спенсер Льюис, и то, что его это мало волнует, только придает ему привлекательности. Почему так? Почему ему достается то, что не достается мне? Полагаю, он хорош собой, насколько мне, как мужчине-гетеросексуалу, дано объективно оценить другого мужчину, а еще он загадочный, и дерзкий, и безбашенный, и не особый чистюля – женщины делают вид, что им не нравится все это, хотя на самом деле еще как нравится. Да, еще он не Богач, но он Крут, а Крутые всегда били Богачей в глазах Алисы Харбинсон, как «ножницы» всегда бьют «бумагу». Теперь мне все ясно как божий день: этот ублюдок ведет себя по отношению ко мне как Хитклифф. Вот в эту самую минуту, пока я это думаю, его рука лезет под вырез ее трико и…