Читать книгу "Идиотам просьба не беспокоиться - Тибор Фишер"

То ли ей удалось выбить его из колеи этим своим заявлением, то ли она и вправду перенапрягла зрителей своими завернутыми разглагольствованиями, Длинноволосый Исусик испытывал явные трудности в плане рассмешить публику, рассказывал ирландские анекдоты, которые теперь допустимо рассказывать только ирландцам и никому другому, но при этом он воспринимал свой провал с поразительным хладнокровием. Ему только раз удалось выжать из зрителей хоть какое-то подобие смеха. Когда он спросил: «Кто-нибудь знает, что такое семейство шизокрылых?»

Остальные выступили немногим лучше, и когда Френк в последний раз вышел на сцену, чтобы закончить вечер, он начал нести уже полный бред о единственной вещи в жизни, которая, по его утверждениям, доставляла ему истинное наслаждение: о своей вовсе не платонической влюбленности в фотографию девушки с голыми сиськами, которую он вырезал из журнала, когда ему было шестнадцать.

– Мне приходилось пить, но мне это не нравилось; мне приходилось спать с девушками, но мне это не нравилось.

Он утверждал, что этот роман длился почти тридцать лет, и дело было не только в физиологии. Он постоянно носил фотографию с собой в бумажнике, но однажды он потерял бумажник, и с тех пор у него в жизни нет счастья. В бумажнике не было никаких денег, только его удостоверение донора, сложенная фотография, какой-то повторный счет и карточка с его адресом. Он обошел все места, в которые заходил в тот день, спрашивал в магазинах, у соседей, в полицейских участках, но бумажник так и не нашелся. Френк говорил минут сорок, хотя последний зритель ушел из зала минут за двадцать до того, как он наконец замолчал.

* * *

Миранда осталась выпить с Длинноволосым Исусиком и видела, как расходятся зрители. Наблюдать за ними было очень интересно. Как правило, по-настоящему черствые люди встречаются редко; конечно, никто не горит желанием делать тебе одолжение, но очень немногим людям – в данном случае, зрителям – нравится проявлять себя черствыми и бездушными. Она видела, как они собираются с духом, чтобы встать и уйти, пока Френк говорит. Она даже подумала, что, может быть, он специально парит им мозги, чтобы посмотреть, какое количество бреда способен выдержать человек, прежде чем он сломается и сбежит. Она наблюдала что-то подобное на улицах, когда прохожие, которые подавали нищим – денежкой или сигаретами, – не уходили себе восвояси, а останавливались послушать, как нищий вместо «спасибо» заводит горячечный и громогласный монолог о своей жизненной философии. Причем донору никогда не хватало сообразительности сказать: «Ты никчемный кусок дерьма, я уже дал тебе деньги, так что не думай, что я буду слушать твои занюханные банальности», – именно потому, что нищие представляли собой никчемные куски дерьма с занюханными банальностями, и им, как людям вежливым и культурным, не хотелось говорить ничего такого, что заставило бы нищих осознать свою жалкую сущность.

Нед сидел, вцепившись в бутылку пива, и периодические выдавал свое «семейство шизокрылых, вид – бредятина обыкновенная». Его вовсе не беспокоило, что все использовали его фразу, как свою. У Неда было два характерных качества. Во-первых, он не любил сидеть дома. Он всегда первым являлся на выступления и всегда уходил последним. И это при том, что никто с ним не разговаривал, никто его не слушал, у него не было никаких поклонниц – даже откровенные страхолюдины обделяли его своим вниманием. А во-вторых, он повторял свою фразу насчет шизокрылых в каждом выступлении, и не только в выступлении.

Смысл фразы был, безусловно, понятен, но Миранда понятия не имела, что это за слово вообще – шизокрылые. Скорее всего и сам Нед тоже не знал. А может быть, знал и отчаянно надеялся, что кто-нибудь спросит, что это значит или откуда он это взял. Миранда даже однажды собралась посмотреть в словаре, но ей стало лень. Может быть, Нед сам придумал это слово, да и непринципиально, есть оно или нет, смысл все равно понятен. И отношение говорящего тоже понятно: неодобрение. Все в мире делится на две категории: то, что мы одобряем, и то, что мы не одобряем. И если у тебя есть дежурная фраза, чтобы выразить неодобрение, то, воздерживаясь от нее, ты тем самым выражаешь свое одобрение. На самом деле, в случае крайней нужды, никакие словесные выражения не нужны вообще; взять хотя бы того хрюкающего продавца с Оксфорд-стрит. Конечно, похрюкивание – не идеальный способ для выражения мыслей, тем более если ты хочешь, чтобы тебя поняли правильно, но, с другой стороны, если тебя понимают неправильно – это ничуть не страшнее того, как если тебя понимают правильно.

И наконец, фраза Неда действительно запоминается, хотя она и несмешная. Это нисколько ей не мешает, что она не смешная. Наоборот. То, что она не смешная, но при этом очень запоминающаяся – наверное, и есть признак истинного юмора. И то, что Нед постоянно ее повторяет, в этом тоже есть смысл. Может, он ждет прорыва. Один из законов смешного гласит: если повторять шутку много-много раз, на каком-то этапе она станет смешнее. Миранда видела, как это бывает; это был комедийно-эстрадный эквивалент игры на рулетке, когда ты удваиваешь свою ставку, чтобы вернуть себе проигрыш и еще поиметь чуть-чуть сверху, и это действительно требует мужества – воскресить старую шутку, которая давно умерла, потому что иной раз приходится биться годами, пока зрители въедут в прикол. Неду еще предстоит немало потрудиться. Миранда обвела взглядом комнату, вдруг поразившись тому, что это все – ее жизнь.

Длинноволосый Исусик был разгорячен и взволнован, как и всякий мужчина, который уверен, что в скором времени его пенис ждет фантастическая приятность. Он искренне пытался узнать ее поближе, понять ее характер чтобы у них получился не анонимный, а очень даже именной секс. Также он с пониманием выслушал сорокаминутный монолог Френка, но только не смог решить, то ли Френк был новатором, который опередил свое время лет этак на десять, посланник нового смеха, юмора двадцать первого века, не предназначенного для веселья, то ли он был человеком, который уже очень скоро пойдет и повесится. Он не знал, дружит ли Миранда с Френком, и поэтому воздержался от каких бы то ни было замечаний, не желая рисковать своей предстоящей эякуляцией. Они с Мирандой обсудили клубы, какой кому больше нравится, и продюсеров, кто кого особенно ненавидит.

Френк закончил свой монолог – или ему просто надоело вещать в пустой зал – и присоединился к ним в буфете. Через пару минут нарисовалась девушка в берете, надетом задом наперед, и обвинила Френка, что он спер пять фунтов у нее из кошелька.

Миранда поднялась, чтобы уйти. Длинноволосый Исусик тоже поднялся, типа как они вместе, и пошел следом за ней. Уже на улице она обернулась и решительно заявила:

– Спокойной ночи.

– А что ты там говорила… насчет моего… ну, что ты… – Он запнулся.

– Я пошутила, – сказала она и пошла прочь. Он был вполне симпатичный мальчик, и было время, когда она относилась с симпатией ко всем, кто работал в жанре эстразной комедии: они все в одной лодке, и всем угрожают одни и те же опасности. Но сейчас ситуация стала слишком серьезной, чтобы играть в добрых товарищей.

Они потеряли на этом благотворительном мероприятии тридцать четыре фунта. Так не пойдет. У Пони будет тяжелый вечер.