Читать книгу "Хлеб с ветчиной - Чарльз Буковски"

— Мне это нравится.

— Присоединяйся.

— Не получится. Ломает рано вставать и все делать по распорядку.

— А как ты собираешься жить?

— Не знаю. Когда деньги закончатся, пойду к бродягам.

— Есть же еще чудаки.

— Они повсюду.

Я налил Беккеру еще вина.

— Правда, есть одна проблема, — поделился он, — не будет времени, чтобы писать.

— Ты все еще хочешь стать писателем?

— Конечно. А ты?

— Хотел бы, но это невозможно.

— Хочешь сказать, что ты не слишком хорош для этого?

— Нет, они слишком плохи для этого.

— Кто они, кого ты имеешь в виду?

— Ты читаешь журналы? А эти сборники — «Лучшие американские рассказы года»? Выходит целый ворох всего.

— Да, я читал…

— А Нью-Йоркер читал? А Хэрперё А Атлантик?

— Ну да…

— Сейчас 1940 год, а они публикуют вещи XIX века — тяжелые, вымученные, напыщенные. Читаешь, и башка начинает трещать или засыпаешь.

— И это несправедливо?

— Это профанация, обман и крысиная возня.

— Похоже на вопли отвергнутого.

— Я знаю, что не пройду. Зачем попусту тратиться на конверты и марки? Я лучше выпью вина.

— А я пробьюсь, — заявил Беккер. — Однажды ты увидишь мои книги на библиотечных полках.

— Давай не будем говорить о писательстве.

— Я читал твои вещи, — продолжал Беккер. — Ты лишком ожесточен и всех ненавидишь.

— Эй, хватит об этом.

— Вот возьми Томаса Вулфа…

— Да к черту этого Вулфа! Он похож на старуху, которая целый день трындит по телефону!

— Хорошо! Назови ты.

— Джеймс Тэрбер.

— О, все эти завихрения верхушки среднего класса…

— Он знает, что все мы сумасшедшие…

— Томас Вулф реально смотрит на вещи…

— Знаешь, только законченные мудаки говорят о литературе…

— Ты считаешь, что я законченный мудак?

— Похоже… — я снова наполнил наши стаканы вином. — Ты дурак, что напялил на себя эту форму.

— Сначала ты называешь меня мудаком, теперь дураком, я думал — мы друзья.

— Да, мы друзья. Просто я не считаю, что отправляясь на войну, ты идешь защищать себя.

— А я сколько тебя вижу, ты всегда пьешь. Это ты так себя защищаешь?

— На сегодня это лучший способ, который я знаю. Без выпивки я бы давно перерезал себе глотку.

— Чушь собачья.

— Если срабатывает, значит не чушь. У проповедников из Першинг-сквера есть Бог. А у меня кровь Бога моего!

Я поднял свой стакан и осушил.

— Да ты просто прячешься от действительности, — сказал на это Беккер.

— А что в этом плохого?

— Ты никогда не станешь писателем, если будешь отстраняться от действительности.

— О чем ты говоришь! Как раз этим и занимаются настоящие писатели!

Беккер встал.

— Знаешь, когда разговариваешь со мной, не повышай голоса.

— А ты что хочешь, чтобы у меня повышался хуй?

— А разве он у тебя есть!

Я ответил неожиданным ударом правой и попал ему по уху. Стакан вылетел из его рук в одну сторону, а сам он полетел в другую. Беккер был здоровый мужик, намного сильнее меня. Он ухватился за край стола и повернулся ко мне, но мой прямой правый снова настиг его, теперь уже по лицу. Беккер отлетел к окну, которое было открыто, я побоялся бить его, потому что он мог вывалиться на улицу.

Беккер выправился и встряхнул головой.

— Перекур, — сказал я. — Давай выпьем. Насилие вызывает во мне тошноту.

— Ладно, — согласился Беккер, отошел от окна и подобрал свой стакан.

Я свинтил крышку с новой бутылки вина: у дешевого пойла не бывает пробок. Беккер подставил свой стакан. Я наполнил ему и себе. Мы выпили.

— Неприятная ситуация, — сказал я.

— Отнюдь, — отозвался Беккер, поставил стакан и сунул мне с правой в живот. Я сложился пополам и наткнулся мордой на его колено. Из носа побежала кровь, я рухнул на колени.

— Налей мне выпить, приятель, — попросил я, — и будем считать, что инцидент исчерпан.

— Встань, — сказал Беккер. — Это была только первая глава.

Я поднялся и двинулся на Беккера. Он ударил, но я успел поставить блок и тут же выстрелил прямым коротким с правой прямо ему в нос. Беккер отступил. Теперь у нас у обоих были окровавленные носы.

Я бросился в атаку. Мы слепо обменивались ударами. Несколько раз я крепко зацепил его, несколько раз он меня. Наконец ему удалось согнуть меня ударом в живот, но я снизу провел апперкот. Это был прекрасный удар, настоящая удача. Беккер попятился и упал на комод, ударившись затылком о зеркало. Зеркало — вдребезги. Беккер был оглушен, я схватил его за грудки и съездил по уху. Он упал на половик и встал на четвереньки. Я отошел и налил себе вина.

— Беккер, я уже второй раз за неделю устраиваю здесь побоище. Ты появился не вовремя, — сказал я и выпил.

Он встал на ноги, осмотрелся и снова пошел на меня.

— Беккер, послушай…

Он отвлек меня легким ударом правой и неожиданно резко припечатал левой по зубам. Битва продолжалась. Не заботясь об обороне, мы просто молотили друг друга. Удары, удары, удары… Беккер швырнул меня на стул, и тот развалился подо мной. Но я успел подняться и встретить Беккера серией ударов, он споткнулся, и я крепко зацепил его правой. Будущий морской пехотинец попятился и врезался в стену, комната задрожала. Отскочив от стены, как мячик, он оказался прямо передо мной, и я заполучил сильный удар в лоб — перед глазами поплыли круги: зеленые, желтые, красные… Беккер не мешкал и молотил меня по ребрам и морде. Я собрался и ударил, но промахнулся.

«Ебаный в рот, — думал я, — неужели никто не слышит этот грохот? Почему никто не остановит нас? Почему не вызывают полицию?»

Беккер снова атаковал. Я пропустил мощнейший боковой в голову, и мне хватило…

Когда я очнулся, в комнате было темно. Я лежал под кроватью весь заблеванный, только голова торчала наружу. Должно быть, я сам забрался сюда от страха. Я выбрался из своего убежища и осмотрелся.

Разбитое зеркало, поломанный стул, опрокинутый стол, мокрый от вина и блевотины половик. Я подошел к столу, перевернул его и поставил, но он упал — подломились две ножки. Я закрепил их, как мог, и попытался поставить снова, но постояв несколько секунд, стол рухнул. Я отступился. В углу обнаружилась бутылка, в ней оставалось немного вина. Я выпил и еще раз пошарил по комнате, нашел сигареты, но выпивки не было. Я накинул цепочку на двери, закурил, подошел к окну и выглянул на улицу. Стояла прекрасная тихая ночь.