Читать книгу "Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова"

— Господин штурмбанфюрер, — его денщик Фриц схватил его за плечи и приподнял. — Что с вами? Вы ранены?

— Нет, все в порядке, — Крестен встал, отряхиваясь.

Вокруг него собралось человек пятнадцать автоматчиков, все рядовые. Бой на высоте затихал. Только иногда над верхушками леса слышался свист снарядов. «Да, спасти Берлин, как просил лично рейхсфюрер, не удалось, — иронически подумал Руди. — Даже ко дню рождения фюрера».

Плотный огонь артиллерии, танки, которые применили русские, сделали свое дело. Брешь расширилась, и теперь они ринулись в нее, разрезая немецкие части, как пирог ножом.

— Что будем делать? — спросил, нарушив молчание, Фриц и в голосе его послышался испуг. — Нас здесь захватят?

— Если мы будем стоять и рассуждать — совершенно точно, — ответил Крестен. — Надо пробиваться к своим, пусть еще побегают за нами. Хотя, я думаю, вряд ли они станут этим заниматься. Сейчас у них есть дела поважнее. За мной, и не терять присутствия духа! Еще повоюем! — скомандовал он и первым устремился в глубь леса. Эсэсовцы последовали за ним.

Штандартенфюрер СС Рональд фон Корндорф сидел на складном стуле перед допрашивавшим его русским офицером в полуразрушенном здании бывшей лютеранской богадельни. Он был ранен, потерял сознание, вот его и взяли, так бы ни за что не сдался живым. Сильно болела перевязанная голова, ее задело осколком, ныло простреленное плечо.

— Молчит, гляди на него, — хохотнул, ткнув в Корндорфа пальцем, какой-то солдат, на редкость высокого роста, но очень нескладного телосложения. — Видно сразу, чистоплюй. Арийский дух демонстрирует. Как собака породистая, все у него по таблице.

— Васюков, а ну уймись! — прикрикнул на него офицер. — И давай, давай иди отсюда. Всю комнату перегородил, не по тебе здесь размерчик помещения.

— Да, я только поглядеть, интересно ведь, — насупился солдат обиженно.

— Вот и погляди издалека, — настаивал офицер, — что сказал?

— Да ухожу, ухожу, — пробормотал тот, вытаскивая пилотку из-за пояса. — И Елизавету Григорьевну крикни там, — приказал ему вслед офицер. — Переведет нам хоть, что за фриц, какая у него задача была. Если он, конечно, намерен отвечать.

— Звали, Николай Васильевич? — Лиза вошла в комнату, отдала честь старшему по званию. — Капитан Голицына явилась по вашему приказанию, — доложила она. — Очень хорошо, Елизавета Григорьевна, что явилась, — офицер, прошуршав плащ-палаткой, подошел к ней, пожал руку.

— Вот погляди, какой нам субчик попался. С ним еще таких же с пяток будет. Но все раненые, ты хоть спроси у него, может, он так плох, что и говорить не может? Так мы его пока к медикусам спровадим.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — Лиза подошла к фон Корндорфу. — Господин полковник спрашивает, как вы себя чувствуете и можете ли вы отвечать на его вопросы, — произнесла она на отменном немецком языке.

Фон Корндорф посмотрел ей прямо в лицо, усмехнулся и опустил голову:

— Могу, — ответил коротко.

Лиза перевела.

— Очень хорошо, — оживился полковник. — Выясни-ка у него, Елизавета Григорьевна, что у них за часть, кто такие, какие перед ними цели ставились, — в общем все по порядку. И особенно, известен ли ему план обороны по Одеру, это очень важно.

Лиза начала говорить. Фон Корндорф слушал внимательно. Вдруг в помещение влетел связист. В одной руке он держал телефонный аппарат, а в другой снятую трубку.

— Товарищ полковник, сам маршал Жуков, вас. Сказал, немедленно…

— А, сейчас, — полковник весь собрался, подтянулся, одернул гимнастерку и, подскочив к связисту, взял трубку. Осторожно поднес к уху, словно это была величайшая драгоценность. — Слушаю, товарищ маршал, — начал с явной хрипотцой от волнения.

— Туманов? — Лиза слышала, как грозно говорил маршал. — Ты чего встал, Туманов? Расслабился? Теряешь инициативу. Тебе приказывали останавливаться?

— Никак нет, товарищ маршал, — растерянно ответил полковник.

— Так дуй, ты …! — дальше послышались выражения покрепче.

Лиза смутилась и, качая головой, отвернулась. В этот момент вдруг немец, которого то ли по недосмотру, то ли потому, что ранен, не связали, рванулся вперед и, оттолкнув Лизу, выхватил у полковника пистолет из кобуры. Все произошло мгновенно. От неожиданности Туманов уронил трубку, маршал Жуков продолжал кричать в нее, но его никто уже не слушал. Немец выстрелил сначала в Туманова, потом — себе в висок. Когда к нему подбежали солдаты, он был уже мертв, как и Туманов.

— Что там такое? Что случилось? — спрашивал надрывно Жуков.

Солдаты и офицеры стояли вокруг потрясенные, никто не решался ответить.

Лиза наклонилась, подняла трубку и молча положила ее на рычаг аппарата, который все еще держал перед собой на вытянутых руках перепуганный связист.

Это было ЧП, все очень хорошо понимали. Уже вечером будет сообщено в Москву. «Хорошо, что Туманов тоже погиб, — резюмировал прибывший спустя полчаса особист Суэтин, — не то пришлось бы с него строго спросить. Арестовать пришлось бы за то, что немца проворонил. А так погиб — и дельце закрыто. А с вами, Елизавета Григорьевна, — пообещал он зловеще, — мы еще серьезно поговорим». Лиза глубоко и удрученно вздохнула. Ей было жаль Туманова, и она не разделяла цинизма, с которым рассуждал энкэвэдэшник. Она знала, что Туманов отвоевал все четыре года, сражался под Смоленском в сорок первом, выходил из окружения, участвовал в боях под Москвой и под Сталинградом. Был дважды ранен. И вот теперь, когда до победы остаются считанные месяцы, даже дни — нелепая смерть. Даже не в бою, из собственного наградного пистолета застрелили, эсэсовский полковник, молодой совсем, мальчишка! Сам погиб, но хоть одного русского забрал с собой. Себя она тоже корила — как не заметила его намерений, как проморгала!

Как ни странно, но получалось, всех сбил звонок Жукова. Не позвони он, ничего бы и не случилось. И Туманов дошел бы до Берлина, и возможно, немец был бы жив. Хотя при его звании — это вряд ли. Все равно бы расстреляли. О себе Лиза не беспокоилась. Хотя от встречи с Суэтиным на допросе она не ожидала ничего хорошего. Но как-то устала уже беспокоиться после Белоруссии, устала ждать, устала от постоянного напряжения нервов и ума. В ней поселилось равнодушие, рожденное разочарованием. К себе, к собственной судьбе, к окружающим — чувство, уже испытанное однажды после того, как ее обвинили в предательстве в Таллинне. Тогда ее «вылечила» Катерина Алексеевна, вернула к жизни. Но с конца сорок третьего года она по-прежнему не имела о Белозерцевой никаких известий. А у генерала Петровского не отваживалась спросить — она знала, он не получает писем, а кроме Кати, близких у него не было.

Однако встреча с Суэтиным не состоялась. Лизу вызвал к себе начальник фронтовой разведки. Оказалось, что его подчиненные захватили в одном из немецких городков обширный архив, принадлежащий абверу. «Вот просят в помощь человечка с немецким языком, чтоб бегло разбирал, — улыбнулся генерал, — хоть понять там, что к чему. Поезжай, Елизавета Григорьевна. А о Суэтине не беспокойся, я с ним сам все улажу. Жалко Туманова. Но что теперь горевать, надо дальше воевать. Ничего не попишешь.