Читать книгу "Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта - Иван Алексеев"

— Ну что ж, Анютушка, придется нам продолжить путешествие. Видимо, место тут спокойное, бойцов выставляют лишь при непосредственной угрозе. А пойдем мы с тобой не к Рязани, а налево, поскольку, если бы наша дружина под Рязанью стояла, я бы про это обязательно услышал. Да и нет необходимости ставить рядом с большим городом дополнительные отряды из других княжеств, там и так сильный гарнизон.

Они вновь двинулись по дороге, то идущей вдоль реки, то вновь уходящей в лес, туда, где грунт был тверже и не доставало весеннее половодье. Вскоре путешественники наткнулись на еще одну засеку, но и она тоже пустовала. Михась, который при виде Оки обрадовался и окрылился надеждой, что вот-вот он встретит своих и наконец-то встанет в строй, не то чтобы приуныл, но насторожился, почувствовав смутное беспокойство. «Придется нам зайти в ближайшее село и расспросить, где найти воинских людей», — решил он.

Часа через три вдали показалась околица села и купол небольшой церквушки, послышался колокольный звон. Колокол звонил в неурочное время, но не тревожным набатом, а тонким частым перезвоном, наверное собирая жителей на какой-то сельский сход. И действительно, пройдя по пустынной улице, Михась и Анюта вскоре очутились в центре села, на церковной площади, на которой толпился народ. Перед папертью стояла телега с опущенными оглоблями и без лошадей. По всей видимости, ее закатили на площадь вручную, чтобы создать импровизированную трибуну для ораторов. На телеге-трибуне стоял человек в расстегнутом добротном кафтане, из-под которого виднелась белая рубаха из тонкого полотна. Снятую с головы шапку он зажал во внушительных размеров кулаке, которым жестикулировал, обращаясь к окружавшей его толпе селян:

— Люди православные, вы ж меня знаете! Я уже третье ополчение на свои деньги собираю, да сам всегда на рати в первых рядах бьюсь!

Толпа не то чтобы безмолвствовала, но как-то невнятно и робко гудела в ответ на его слова. Наконец вперед к телеге вышел бойкий невысокий мужик, скептически покачал головой и заявил:.

— Ты, Ерема, конечно, купчина знатный да удалой. Тебе что за море караваны водить, что с крымцами в поле биться — все забава молодецкая. А нам-то, сирым и убогим, как можно против набега ополчаться? Мы уж лучше, как всегда, в леса уйдем, со скотиной, детьми да пожитками, и переждем малость, пока нашествие само собой схлынет. Есть царь-государь, бояре да воеводы, их дело нас от супостатов оборонять. Мы за то в казну немало платим. А коли государь войск не присылает, так, стало быть, и нам нечего высовываться. Это что ж получается: мы воинских людей кормим-поим, а потом еще вместо них на рать идем?

— Правильно! Молодец, Федор! Не наше дело головы под крымские сабли подставлять! — одобрительно загудела большая часть толпы в ответ на речь мужика, и тот, ободренный поддержкой односельчан, продолжил:

— Тебе-то, Ерема, небось, есть что терять: товар в лабазах, палаты с теремом посередь села. А если наши убогие избенки орда спалит, так мы, коль живы будем, за две седмицы новые себе срубим, не хуже прежних.

Ерема в отчаянии с размаху бросил шапку оземь, рванул на груди рубаху:

— Да какие палаты и лабазы! Я все до последнего гроша отдам, чтобы враг русскую землю не топтал! Кто со мной в ополчение встать желает, кому Русь святая дорога, выходи!

Ответом ему было глухое тяжелое молчание. И в словах удалого купца, и в рассудительных возражениях мужика была своя правда. Выбор тут можно было сделать не умом, а лишь душой и сердцем. Вскоре человек пятнадцать парней и мужиков все же вышли вперед. Некоторые из них с трудом отбивались от жен, с криками цеплявшихся за их одежду, умолявших не губить, не оставлять их и детей сиротами. Михась, повинуясь внезапному порыву, тоже пробрался сквозь не очень плотные ряды селян, подошел к телеге, хотя еще минуту назад вовсе не собирался этого делать. Анюта привычно, как тень, проследовала за ним.

Ерема соскочил на землю, поднял валявшуюся в пыли шапку, отряхнул ее, но не надел, а вновь зажал в кулаке. Угрюмо ссутулившись, он присел на край телеги, не глядя на постепенно расходившихся с площади сельчан. Через некоторое время купец поднял голову, осмотрел своих будущих соратников. — Ну что ж, друзья-товарищи, немного нас, но не так уж и мало. В соседних деревнях я две дюжины ополченцев набрал, да моих ребят еще дюжина. Это уже сила. Хоть на одной засеке, пусть ненадолго, но задержим неприятеля, пока царь войска со всей Руси будет собирать. Глядишь, и вольется наша малая капля в общую победу... Оружия да кольчуг у меня на всех хватит, деньги и товары, которые в лавках остались, я вам сейчас раздам, чтобы своим женам да матерям отнесли. А наутро ополчимся и встанем на засеке, что напротив брода. Оттуда еще по осени войска ушли, но весной почему-то не вернулись... Мне станичный старшина вчера сказал, что со дня на день набег произойти может.

Он еще раз обвел взглядом будущих ратников и тут только заметил Михася и Анюту, скромно стоявших позади.

— А вы-то кто ж такие будете? Я в окрестных деревнях вроде бы всех знаю.

— Я — поморский дружинник, из-за болезни отстал от своего отряда. Сейчас вот пришел на Засечную черту. Ищу своих. Но если вот-вот случится набег, то мне лучше, наверное, не свою дружину искать, которая неизвестно где стоит, а к твоей присоединиться.

— Понятно, — в голосе Еремы почему-то прозвучало явственное сомнение. — А это кто с тобой? Вроде бы не жена, платок у нее по-девичьи подвязан. Сестра что ли?

— Это Анюта, сирота. Она-то меня от болезни и выходила, а сейчас от доли сиротской со мной пошла, надеясь, что в нашей дружине ей место найдется.

— Ну-ну, — саркастически хмыкнул Ерема, уже не скрывая недоверия. — Только, мил человек, что-то не похож ты совсем на поморского дружинника. Мне ведь ту дружину, к которой ты себя причисляешь, встречать доводилось. И одет ты не так, и выглядишь по-другому. То ли ты лазутчик турецкий, то ли просто проходимец, польстившийся на мои деньги, которые я собрался раздать ополченцам.

Он пружинисто соскочил с телеги, шагнул к Ми-хасю. Дружинник сунул ладонь за пазуху. Ерема мгновенно отреагировал на это движение, попытался перехватить руку:

— Не двигайся, вражина! Вали его, ребята!

Михась рефлекторным нырком ушел влево, под локоть Ереме, легко и изящно, как в прежние времена:

— Постой, купец!

Дружинник отскочил назад, вытащил руку из-за пазухи. В его ладони оказался зелено-серый берет и черный бархатный шеврон с желтой лесной рысью, которые сберегла для него Анюта, а потом, естественно, отдала, когда он выздоровел. Михась протянул эти предметы Ереме.

— А бороду я отрастил, пока лечился. Вот вступлю в твой отряд, сбрею и буду тогда похож на поморского дружинника?

Ерема, переведя дыхание, взял протянутый берет и шеврон. При этом он с некоторой опаской покосился на Анюту, которая в самом начале несостоявшейся схватки успела выхватить из-под платья нож и теперь стояла в красивой и правильной боевой стойке, направив лезвие в сторону вероятного противника.