Читать книгу "Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта - Иван Алексеев"

— Йес, сэр Джон! — твердо произнес пограничник.

— Постой-ка! — лжеангличанин пристально посмотрел на разбитые губы Ванятки, покачал головой. — Сейчас прилеплю тебе под нос мои бывшие рыжие усы, чтобы побои на лице скрыть. А берет, то есть шапку, надвинешь на глаза. Хотя парик, то бишь накладные волосы, и так тебе часть лица закрывает.

Леди Джоана в своей карете, следуя приказу государя, покинула Александровскую слободу тотчас после аудиенции. Вторая ее карета, в которой находились дворяне из свиты, осталась дожидаться сэра Джона, отправившегося вместе с одним из Малютиных опричников учинять допрос лживому гонцу. Но английским дворянам так и не суждено было дождаться своего толстого товарища. Примерно через три четверти часа после начала допроса внутри избы раздался короткий негромкий грохот, и торчащая над крышей печная труба, из которой вился дымок, внезапно покосилась набок и осела внутрь. Наверное, в кладке трубы оказался какой-то дефект, и она, не выдержав адского пламени пыточного очага, наконец развалилась.

Двое часовых, охранявших снаружи пыточную избу, встревоженно переглянулись и принялись робко стучать в тяжеленную дверь, естественно, запертую изнутри. Но как бы в ответ на их стук из-под крыши и из-за двери внезапно полыхнуло яркое пламя, и пыточная изба вмиг окуталась клубами густого черного дыма, в котором вскоре почувствовался отчетливый приторный запах горящих человеческих тел. Часовые, даже не попытавшись вышибить дверь и помочь погибавшим внутри избы людям, спасаясь от огня, отбежали в сторону и принялись орать, дико и бестолково. Их крики слились с тревожным колокольным звоном, раздавшимся с пожарной каланчи. Впрочем, вряд ли можно было винить часовых в трусости, поскольку они прекрасно понимали, что, действуя только плечами и прикладами пищалей, с дверью все равно невозможно было бы справиться. Для ее вышивания потребовался бы крепостной таран.

Через пять минут перед пыточной избой, почти скрытой языками пламени и клубами дыма, столпился народ. Слава Богу, что сие сооружение стояло все же на отшибе, да и ветра сейчас не было, поэтому огонь не мог перекинуться на соседние строения. Но все равно сараи и заборы на всякий случай уже поливали водой из поспешно подвезенных пожарных бочек. Саму избу заливать уже было бесполезно, даже приблизиться к ней с ведром воды было практически невозможно. Поэтому люди просто стояли и смотрели завороженными взглядами на огонь, почти не слушая дворцовых начальников, отдававших распоряжения, в основном совершенно бессмысленные, призванные лишь продемонстрировать окружающим, что они, начальники, самоотверженно и решительно исполняют свой руководящий долг.

Естественно, в этой суете, в хаотично мечущейся толпе, никто не обратил ни малейшего внимания на двух англичан, выскользнувших из какого-то закутка и пробиравшихся к своей карете, стоявшей невдалеке. Свиту приехавшей к царю знатной леди никто не пересчитывал, в лицо не запоминал и паспортов с фотографиями не требовал, поскольку таковые еще не скоро появятся, как и дактилоскопические карты, металло-детекторы и прочие сомнительные достижения цивилизации, предназначенные осложнить жизнь всевозможным тайным агентам и обычным преступникам.

Карета со свитой также вскоре покинула слободу, чтобы принести своей госпоже печальную весть о нелепой гибели славного сэра Джона. Старший из англичан через толмача договорился с представителем дворцовой администрации о том, что за останками несчастного сэра из Москвы завтра прибудет катафалк за счет тех самых английских купцов, из-за которых и заварилась вся эта каша.

Когда громоздкий экипаж выехал за ворота слободы, сидящие в нем люди расслабились, заулыбались и перешли на свой родной русский язык. Ванятка хотел было снять с головы жутко неудобный рыжий парик и отцепить усы, но ему велено было терпеть до тех пор, пока они не прибудут в московскую усадьбу боярина Ропши, а то мало ли кто мог догнать по дороге тихоходную карету. Пограничник, естественно, подчинился и лишь спросил:

— А что потом со мной будет, сэр Джон?

— Как что? Отправишься назад, в свою станицу, продолжать службу. Поедешь вместе с тем бойцом, который сопровождал тебя сюда. Надеюсь, станичники и местное ополчение все же сумеют хоть немного задержать набег на Засечной черте, пока до царя дойдет, что пора собирать войска и отражать неприятеля. Там, на Засечной черте, каждый человек будет на счету. Тем более такой стойкий и самоотверженный, как ты, Ванятка.

— Спасибо, сэр Джон.

— Кстати, зови меня Фролом.

— Спасибо, Фрол!

— На здоровье, пограничник!

— А ты с нами на Засечную черту пойдешь с врагами биться?

— Нет. Я здесь, в Москве, останусь. Сдается мне, что на этом самом рубеже, под кремлевскими стенами, нам тоже придется неприятеля встретить. Требуется к этому подготовиться, ибо, как ты понял, царь об обороне даже и не помышляет.

— Неужто враг, как сто лет назад, до самой Москвы дойдет? — взволнованно спросил Ванятка.

— Спокойно, пограничник! Ведь мы с тобой еще живы, и товарищи наши стоят на Засечной черте. Встретим басурманов. По-русски встретим. И проводим.

Фрол положил руку на плечо Ванятке, взглянул в глаза. Пограничник не стал произносить лишних слов, а просто кивнул в ответ.

Уже на следующий день двое всадников, ведя в поводу заводных коней, выехали из ворот московской усадьбы боярина Ропши и широкой рысью понеслись на юг, туда, где за полями и лесами текла Ока и лежала Засечная черта. Больше никаких войск не двигалось навстречу уже близкой смертельной опасности, нависшей над Русью. Ни царь, ни воеводы Разрядного приказа и пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить возможную катастрофу. Вновь, как уже не раз было и будет в истории Руси, простые люди, презираемые собственными правителями и даже обвиняемые ими в предательстве, должны были, вопреки всему, спасать свою Родину, кровью и жизнями расплачиваясь за глупость, самоуверенность и профнепригодность своих царей, генсеков и президентов.

На первый взгляд лес вокруг неширокой дороги ничуть не изменился. Во всяком случае, если бы Михася попросили показать пальцем, по каким именно признакам он определил, что где-то рядом протекает большая река, то он не смог бы этого сделать. Но дружинник был абсолютно уверен, что они приближаются к реке, он ощущал это каким-то шестым чувством. И действительно, через полчаса дорога вывела их на лесную опушку, за которой начинался ярко-зеленый пойменный луг, а за ним под лучами весеннего солнца сверкала и переливалась живым серебром широкая лента Оки. Здесь дорога, по которой они шли, раздваивалась, одна вела направо, к городу Рязани, а другая — к большим и малым прибрежным селам. Михась точно не знал, где именно на Засечной черте должна стоять дружина Лесного Стана. Он просто шел к Оке, твердо уверенный в том, что на первом же валу или частоколе встретит полевой дозор, который препроводит его к начальству, а там уж он рано или поздно попадет в родную дружину.

На развилке дороги действительно находилось полевое укрепление, полукругом отсекающее топкую пойму от опушки леса, невысокий вал с частоколом из наклоненных вперед заостренных лиственничных бревен, а перед ним ров, заполненный грунтовыми водами, питаемыми близлежащей рекой. Но оборонительное сооружение пустовало. За ним не было никаких следов костра, который должен был бы разводить дозор для обогрева и приготовления пищи. Михась еще раз с недоумением осмотрел все вокруг и, не обнаружив ни малейших следов недавнего пребывания здесь людей, растерянно развел руками.