Читать книгу "Ведьмак - Виталий Гладкий"

– Дык, разве от всего плохого крестом отгородишься?

– Вот и я об этом.

«А твой Киндей-прохиндей лапшу односельчанам на уши навешал вполне конкретно, – подумал я, раскуривая сигарету. – Похоже, тропа ведет как раз к тому месту, где он нашел древнее захоронение. И Киндей не хотел, чтобы кто-нибудь еще, кроме него, туда ходил. Наложил на местность табу. Хитер бобер… Но тогда возникает вполне закономерный вывод, что и монах Авель знал «заколдованную» тропу. А если знал, то… Стоп, стоп! Не вспугни удачу. Лучше оставим эту мысль прозапас. Потом нужно будет ее развить и довести до логического завершения. Сейчас нужно думать о другом».

Тропа спустилась в овраг, и я понял, что скоро увижу Пимкино болото. Пахнуло гнилой сыростью и еще чем-то, наверное, болотным газом. Высокие деревья по сторонам тропы и вовсе приняли сказочный вид – замшелые, сучковатые и занавешенные какими-то вьющимися растениями.

Только сказка эта была вовсе не сусальной и не светлой, а про бабу-ягу и мрачное Кощеево царство…

Как я и предполагал, спустя два часа с лишним мы вышли к Пимкиному болоту. Дальше нам ходу не было. Лично я не рискну даже ноги в нем замочить. Кому хочется идти на верную смерть?

Но самое паршивое заключалось в другом – следы Кондратки уходили вглубь болота и терялись среды чахлого редколесья, за которым масляно блестела широкая полоса бездонной трясины. Какой хрен его туда понес!?

О коварном нраве этой трясины нам растолковал Зосима. Он выглядел совершенно обескураженным.

– Гиблое место. Хуже не придумаешь. В сорок втором здесь погиб весь немецкий десант, – сказал он, присаживаясь на бережку под кустик, в тень. – Сто с лишним человек. Летчик ошибся и выбросил парашютистов не там, где нужно, – в аккурат, сюда, в Пимкино болото. Только четверо фрицев и спаслись. Деревенские бабы взяли их в плен. Дык один из них потом сошел с ума, ну, а про остальных не знаю. Бабы их сильно помяли… За мужей мстили. Фрицев потом забрали в район.

– Все, мы выполнили ваше пожелание… или просьбу – не суть важно, – сказал я, обращаясь к Идиомычу, которого при виде непроходимого болота, похоже, хватил столбняк. – Дальше ходу нет. Мы за самоубийц ответа не несем.

– О чем вы говорите? Какие самоубийцы? – очнулся от временного ступора Идиомыч.

– Не какие, а какой. Кондратий Иванович, в единственном числе. Этот участок болота самый страшный и коварный. По нему может пройти разве что бесплотный дух. Мы этого сделать не сможем. Так что наша миссия на этом закончилась. Сейчас сядем, пообедаем – и обратно. Нужно успеть вернуться домой до темноты.

– Но как же… – Идиомыч беспомощно тыкал мне под нос свой приборчик с мигающим светодиодом. – Вот, видите, как ярко он горит. Значит, Кондратий Иванович уже недалеко, в двух шагах отсюда. И направление мы определили совершенно точно.

– Ну и что?

– Как это – что? Нужно выручать Кондратия Ивановича. Иначе он погибнет здесь.

– Я так понимаю, вы хотите умереть с ним за компанию. Но это ваше право, ваш выбор. А мне такие мансы – пардон, предложения – по барабану. Извините за грубость. Как мы можем лезть в это болото, если тут бездонная трясина? Вы не успеете и три раза булькнуть, как окажетесь в царстве лешего, под многометровым слоем грязи. Вас оттуда никто не достанет – даже для того, чтобы по-человечески похоронить.

– А я думал…

– Что вы думали? Что мы с Зосимой волшебники и можем ходить по морю, аки по суху?

– Нет, я о другом. Мне говорили, что вы очень смелый, мужественный человек.

– Все это враки. Досужий домысел. Я самый обычный мужчина, подверженный разным фобиям. И смелым бываю только тогда, когда меня загонят в угол. Да, да, как крыса. Вы не сказали это, но подумали. Не волнуйтесь, я не обижусь. Крыса очень умное, здравомыслящее животное. Уж оно точно не полезет туда, где его ждет верная смерть.

– Но как же нам тогда быть?

Куда и девались барские замашки Идиомыча. Перед нами с Зосимой стоял жалкий человечишко в годах, у которого все тряслось, даже нижняя челюсть. И что он нашел в этом Кондратке? Ишь как переживает…

– Для начала нужно пообедать, – сказал я, развязывая свой сидор. – Я голоден, как сто чертей. А на пустой желудок ни одна толковая мысль не ловится. Уж поверьте мне на слово. Ты как, Зосима, не против?

– Я завсегда…

– Понял. И по стопарику нужно принять… для сугреву души. Ты не забыл наполнить свою фляжку?

– Обижаешь…

Покопавшись в бездонных карманах своего «спецкомбинезона», Зосима выудил плоскую флягу из нержавейки с позолоченным вензелем – мой подарок. Это когда я еще был богатеем. Свою флягу со спиртным я всегда приберегал до последнего.

– Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я… – Напевая песенку из «Мойдодыра», я сноровисто раскладывал снедь на куске плотной клеенки.

Я брал ее, когда шел на охоту – это и скатерть, и, если нужно, хороший изолятор от сырости, когда сидишь на пятой точке в засаде, подстерегая дичь.

Идиомыч присоединился к нам с явной неохотой. Он был в отчаянии. А еще профессор начал испытывать к нам с Зосимой нехорошее чувство, считая нас редисками. Но когда мы налили ему сто грамм, он все же выпил – медленно, врастяжку. По интеллигентному. Что значит ученый человек…

Мы с Зосимой, который быстро развел костер, чтобы вскипятить чай (это у нас обязательный ритуал в походных условиях), не просто выпили, а хряпнули по-молодецки. Так водка лучше идет. Она проскакивает в желудок, не задевая вкусовых рецепторов. Поэтому с такими способностями, как у нас с Зосимой, можно пить любую гадость – противно не будет.

Я жевал, но заряженное ружье держал под рукой. Иногда я ловил тревожные взгляды Зосимы, но ничего не говорил, только прищуривал глаза: мол, все в порядке, знаю, видел, чувствую, готов к действиям.

За нами наблюдали. Это я сначала почувствовал кожей. А потом услышал тихий – очень тихий – шелест травы. Кто-то осторожно перемещался, чтобы занять более выгодную позицию.

То же самое почуял и Зосима. Он иногда как будто глуховатый, но временами его слух улавливает малейшие нюансы в окружающей обстановке; особенно ярко это свойство Зосимы проявляется в лесу.

Уже на тропе мы почувствовали неладное. И вычислили это по следами Кондратки. Конечно, они не везде были видны, особенно в начале пути, но затем пошли более низкие места, почва стала сырой, и его «вездеходы» стали отпечатываться совершенно отчетливо.

Сначала он шел обычным шагом, затем ускорился, а когда до Пимкиного болота оставалось где-то метров триста-четыреста, и вовсе побежал. Почему?

Ответ был, как говорится, налицо. Его преследовали. Возле болота тропа была испещрена другими следами, которые совсем затоптали отпечатки сандалий Кондратия Ивановича. Похоже, преследователи наткнулись на него случайно, так как до этого они шли лесом. Наверное, не знали о существовании более удобного пути – тропы.