Читать книгу "Смерть на Невском проспекте - Дэвид Дикинсон"

Когда она вышла из здания вокзала, за ней и в этот раз последовал человек в форме унтер-офицера. Привет, барышня, подумал он про себя, давненько не виделись, больше недели, пожалуй. И за эту неделю, ты, милочка, ничуть не подурнела. От души надеюсь, красотка, они не сделают с тобой ничего плохого, когда прочитают мои донесения.

— Гемофилия! — безо всякой преамбулы объявила Наташа, когда они втроем, как обычно, устроились пить чай на неудобных французских креслах в библиотеке шапоровского особняка.

— О чем это ты, Наташа? — удивился Шапоров.

— Это болезнь? Которой болен царевич? — Пауэрскорт даже побледнел.

— Да, лорд Пауэрскорт, — сказала Наташа, немного даже сердясь, что ее секрет разгадан так быстро. — А как вы угадали?

— Именно что угадал, Наташа. Просто сказал наугад. Вы произнесли это так торжественно, с таким смыслом, что сразу стало понятно — это не просто название. И, Наташа, умоляю: кроме нас двоих, никому — ни слова. Это может быть смертельно опасно. Прошу вас, отнеситесь к моим словам серьезно.

— Но что это за болезнь? — встрял Шапоров, которому уже начало казаться, что он тут третий лишний.

Пауэрскорт слегка кивнул Наташе, предоставляя ей право объяснить поподробней.

— В самых общих чертах это означает, что кровь не сворачивается, — сказала она. — Вот если ты ударишься, Миша, от удара разрушатся мелкие сосуды, начнется внутреннее кровотечение и получится синяк. Но у нас с тобой, как у всех здоровых людей, кровь быстро свернется и перестанет течь. А у маленького Алеши кровь течет и течет, собирается под кожей, и получается не просто синяк, а такое вздутие, как опухоль, иногда большое и очень болезненное.

— Что же будет, если он, к примеру, порежется? — спросил Михаил. — Умрет от потери крови?

— Не знаю, откуда мне знать, я же не врач, — сказала Наташа, — но, кажется, слышала, как кто-то говорил, что если перебинтовать рану очень туго, то порез затянется.

Пока влюбленные обсуждали, что да как, Пауэрскорт раздумывал над тем, что в одном слове длиной в девять букв, возможно, кроется ключ ко всей этой истории, к его рывку через всю Европу в поисках убийцы Мартина. Может, Мартин проведал, что наследник болен гемофилией? Может, он ухитрился заставить царя это признать? Может, его и убили как раз потому, что он проник в сокровенные тайны династии Романовых? Или за то, что отказался раскрыть, что разузнал? Не пора ли ему, Пауэрскорту, возвращаться домой?

— Это смертельно? Я имею в виду, он может умереть молодым? — продолжал Михаил свои расспросы.

Наташа не знала, что ему ответить. В словаре о возможном исходе болезни ничего сказано не было.

— Не думаю, что с этим можно прожить столько же, сколько живут здоровые люди, — включился в разговор англичанин. — Сколько не принимай мер предосторожности, любой самый пустячный инцидент может привести к смерти, оказаться фатальным. Гемофилия — это, видите ли, болезнь королей. Она гнездится во многих королевских домах Европы, включая те, где имеется родня королевы Виктории, — она была носителем, передатчицей этого страшного недуга. Гемофилия — сущий кошмар для любого королевского дома. Бедные родители терзаются мыслью, доживет ли их дитя до вступления на трон, или нужно смириться с тем, что ребенок умрет раньше, чем сможет принять царский венец. И что в этом случае думать самому больному, если до него дойдет, что собственные родители считают — он не жилец! Вряд ли такая мысль прибавит ему здоровья или уверенности в себе. В общем, матери боятся рожать. Один сын-гемофилик — несчастье. Два — катастрофа.

Тут его прервал стук в дверь, и в библиотеку медленно, опираясь на трость, вошел старый-престарый лакей. Согбенный, высохший до костей, седобородый, в черном сюртуке, густо посыпанном перхотью, неожиданно звучным голосом он проговорил:

— Почта, ваше сиятельство, — и, согнувшись в поклоне еще ниже, протянул серебряный поднос Михаилу. — Из аглицкого посольства сию минуту доставили.

— Спасибо, Бородино, ступай, — ласково ответил ему Михаил.

Только что не со скрипом развернувшись, тот пошел прочь, мерно стуча тростью по паркету, а Михаил передал письма Пауэрскорту. Дверь затворилась, когда тот уже просматривал корреспонденцию.

— Ты что, в самом деле зовешь старика «Бородино», Миша? — удивилась Наташа.

— Да, а что?

— Но почему? Это как-то странно…

— Видишь ли, когда мы с братом были маленькие, он уже и тогда был ужасно стар, а отец рассказал нам, что он воевал с Кутузовым при Бородино. Вот мы и прозвали его Бородино. Он не сердится, привык. Давно пора бы ему на покой, в деревню, но он ни в какую не хочет, говорит, если уеду, без вас, ваши сиятельства, сразу помру…

— Так-так, — оторвавшись от телеграмм, проговорил Пауэрскорт. — А у меня любопытные новости. Завтра к нам присоединится мой добрый приятель Джонни Фитцджеральд. Один Бог знает, почему его телеграмма добиралась до нас целых три дня. Наверное, охранка попридержала. Как бы там ни было, мы с Джонни работаем вместе тоже чуть ли не со дней Бородина!

Все засмеялись, и общее веселье позволило Пауэрскорту не останавливаться на содержании других телеграмм. Между тем от лорда Роузбери, которого он просил навести справки в королевской семье, пришло только одно слово: «Да». А Джонни, помимо времени своего приезда, написал, что миссис Мартин, скорее всего, покончила с собой, «подробности потом. Относительно поездки на восток Англии, старый мудрый змий, ты оказался прав: да». Наконец-то, подумал Пауэрскорт. Наконец-то детали головоломки складываются в рисунок.

— Наташа, Михаил, прошу меня извинить, — довольно проговорил Пауэрскорт. — Мне непременно нужно пойти в посольство, попросить, чтобы приготовили комнату для Джонни. Может, поужинаем вечером вместе? Я приглашаю.

— Вот было бы славно, лорд Пауэрскорт, — улыбнулась Наташа. — У меня вечер свободный, мне в Царское только завтра.

Михаил вызвал лакея проводить англичанина, они распрощались, и тот ушел, а молодой человек с тревогой посмотрел на Наташу. Хорошенькая, безмятежная, она явно не понимала, в какой переплет попала и до какой степени опасно для нее то, что она узнала во дворце и выболтала им с Пауэрскортом.

— Наташа… — начал он.

— Миша? — с улыбкой подхватила она, полагая, что это прелюдия к любовным речам.

— Ну, побудь же серьезной хотя бы одну минуту! Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета в том, как сильно рискуешь!

— Гемофилия-фемофилия, не выдумывай, Миша! Милорд сказал, это опасно, смертельно опасно, но, ей-богу, я не вижу, какая тут может быть опасность, да еще и смертельная! Они там во дворце никогда в жизни не признаются в том, что мальчик болен!

— И постараются не допустить, чтобы поползли слухи! Ведь это будет скандал. Только подумать, единственный наследник Романовых неизлечимо болен!

— Ну, я не вижу, из-за чего столько шума. И завтра мне все равно нужно быть во дворце, — отмахнулась Наташа, стараясь усесться так, чтобы выглядеть наилучшим образом, а это во французских креслах не так-то просто.