Читать книгу "Джоконда улыбается ворам - Евгений Сухов"

Далее притоны следовали один за другим. Все чаще появлялись нищие и убогие и просто скверно одетые люди. Нередко одежда была не по размеру, и Леонардо невесело подумал о том, что платья были сняты с богатых ротозеев, явившихся за приключениями на окраину Милана. Ведь в эти места даже городские стражи не забредают в одиночку.

Из питейного заведения, обнявшись, вышли трое хмельных горожан. Их мотало из стороны в сторону, как утлую лодчонку в морскую качку, и Леонардо пришлось изрядно потесниться, чтобы не оказаться зашибленным.

Подходящий для Иуды типаж Леонардо нашел в публичном доме в образе венецианского купца, смиренно сидевшего на лавке и дожидавшегося своей очереди на развлечение. Одетый в объемный джуббонне (оттого казавшийся значительно шире, чем был на самом деле), сквозь который была выпущена белая полотняная рубашка, в оранжевых полосатых чулках, он выглядел тропической птицей, случайно оказавшейся в стайке серых птах. Весьма странно, что с него до сих пор не сняли толстую золотую цепь, висевшую поверх джуббонне. Впрочем, до вечера было еще часа три и, надо полагать, что главные приключения у венецианского купца были впереди.

Но более всего Леонардо поразило лицо купца – сухое и темное, будто высушенный корень дерева. Небольшая курчавая бородка строптиво выступала клином. Из под широких насупленных бровей на окружающих посматривали недоверчивые глаза. Достаточно лишь приодеть его в римскую тогу, добавить во взгляд враждебность и страх, и лучшего Иуды не отыскать во всей Италии! А как контрастно он будет смотреться в сравнении со спокойным и полным смирения ликом Христа!

Присев на стул недалеко от входа, Леонардо да Винчи принялся быстро рисовать его портрет на листке бумаги, стараясь при этом не упустить ни кривую линию бровей, придавших его лицу особый драматизм, ни поджатый подбородок.

Неожиданно лицо купца засветилось от радости, в дверях появилась невысокая привлекательная девушка лет двадцати в зеленом костюме с широким вырезом на лифе, просторными сборчатыми рукавами и в объемной юбке. Ее можно было бы принять за знатную женщину, если бы не место, где произошла встреча. Что-то шепнув на ушко купцу, она беззаботно рассмеялась и, взяв его за руку, потянула в глубину коридора, освещенного многими свечами.

– А вы кого желаете, господин? – услышал Леонардо вкрадчивый женский голос.

Повернувшись, маэстро увидел хозяйку публичного дома – даму лет сорока с расплывающимся лицом. «В юности она была весьма пригожей, – невольно отметил Леонардо. – Но даже сейчас она вполне может позировать в образе кающейся Магдалины».

Закрыв блокнот, Леонардо спросил:

– Что вы скажете, если я напишу ваш портрет?

– Если только вы заплатите мне за это деньги, – без промедления ответила женщина.

– Не беспокойтесь, я вас не обижу.

– Ну, если только так….

– Тогда я буду здесь завтра. В это же время.

– В это время? – задумалась хозяйка. – В это время у меня будет клиент, господин…

– Леонардо.

– …Леонардо. Может, тогда перенесем нашу встречу на более позднее время?

– Хорошо, я подойду часом позже… и еще у меня есть одна просьба… В этом доме имеется распятие?

– Надеюсь, вы не шутите, господин Леонардо? Мы же католики! Распятие в каждой комнате.

– Да, конечно, как же может быть иначе? – рассеяно ответил Леонардо.

– А зачем оно вам? – удивленно спросила хозяйка притона.

– Не забудьте его захватить, я буду писать с вас портрет кающейся грешницы Магдалины.

– Это будет забавно, – улыбнулась хозяйка публичного дома, показав прямые и хорошо отбеленные зубы.

Сделав наброски, Леонардо вышел на улицу, с приходом вечера ставшую еще более многолюдной, еще более вульгарной. Едва ли не из каждого дома раздавались звуки флейты и лютни, где-то в дальнем квартале звучала волынка, а из окон второго этажа слышался барабанный бой. Леонардо улыбнулся мысли о том, что простые граждане проводят свои вечера не менее весело, чем герцог во дворце со своей разношерстной свитой.

На небольшой площади у собора образовался круг, в центре которого молодая цыганка в платье, украшенном множеством мелких бубенцов, энергично отплясывала, а собравшиеся горожане громко хлопали в такт ее телодвижениям и подбадривали громкими выкриками. Веселье возникало всюду и стихийно, казалось бы, из ничего, точнее, оно происходило из того, что было, – из хмельного угара, замешанного на молодости и удальстве. В чем-то простолюдинам стоило позавидовать: им не нужно было озираться ни на герцога, ни на вельмож, им не надо было думать о том, что о них скажут при дворе, – раскрепощенные и бесстыдные, простолюдины были неотъемлемой частью города и оставались неповторимы в своем душевной порыве.

Зрители все прибывали. Не обращая внимания на собравшуюся толпу, окружавшую его со всех сторон, Леонардо рисовал портрет цыганки, стараясь достоверно передать ее порывистые движения. Такую девушку нужно непременно запечатлеть на полотне, вот только кем же ей предстать – ангелом или дьяволом-искусителем?

Сделав набросок, Леонардо стал выбираться из обступившей его толпы и неожиданно столкнулся с приором, прятавшим тощее лицо в глубокий клобук.

– Леонардо? – удивленно произнес священник, попридержав его за рукав. – Что вы тут делаете?

Маэстро усмехнулся:

– Очевидно, тоже самое, что и вы, святой отец, любуюсь танцами цыганки. Не находите, что она прекрасна?

– Не богохульствуйте, Леонардо, – строго произнес игумен. – Я здесь для того, чтобы наставлять на путь истинной веры заблудшие души. А эта цыганка самая скверная грешница из всех, что мне приходилось видеть.

– Это почему же?

– Потому что она невероятно красива. Своей красотой она вводит в искушение самых стойких мужчин, заставляет забывать их о доме и семье. И всех их впоследствии поглотит геенна огненная!

– Значит, святой отец, вы пришли в эти притоны для того, чтобы торговать раем? А не совестно ли торговать тем, что вам не принадлежит ни по какому праву? И есть ли у вас от Господа Бога разрешение на эту торговлю?

– Узнаю слова еретика, – зашипел приор. – Уверен, что когда-нибудь я увижу, как вы заканчиваете свои дни на костре святой инквизиции! Трудно даже представить, как это в одном человеке может уживаться дьявол и ангел! Ведь именно эти руки днем рисуют божественное обличье Христа, самое прекрасное, что есть на Земле, а ночью, вооружившись ножом, эти руки потрошат в моргах покойников!

– Святой отец, могу вам сказать одно… Если бы я не заходил в морги, то не было бы и Христа, что я нарисовал… Хотя вам этого не понять!

Не прощаясь, Леонардо зашагал прочь от площади, а в спину, будто бы насмехаясь над его душевными терзаниями, звучал звонкий голос молодой цыганки и мелодично звенели бубенцы.

Домой Леонардо вернулся далеко за полночь. Злобные слова, оброненные священником, вопреки его ожиданию, семенем сомнения проникли глубоко в душу и успели дать первые ростки. Не привыкший долго спать, Леонардо пробудился с первыми лучами солнца. Денег у него оставалось ровно столько, чтобы расплатиться со слугой и прикупить себе новое платье. Лодовико Сфорца уже полгода задерживал обещанное жалованье, ссылаясь на трудности в герцогстве, однако это совсем не мешало ему почти ежедневно проводить балы и увеселительные маскарады, тратя при этом десятки тысяч дукатов на поваров, слуг, фейерверки и постановку различных спектаклей.