Читать книгу "Пока не будешь счастлив - Анастасия Нуштаева"

во многом, но и в моем нынешнем положении. Кирилл трахается, Тема напивается, даже Женек и тот сейчас веселится в компании «Взрывных котят» и пиццы Пепперони. Вот уж кому я завидую, так это Женьку. Он тот, кто может радоваться чему угодно.

А я сижу на диване в родительском доме с папой и младшим братом, смотрю «Голубой огонек» и считаю, сколько пластических операций за прошедший год сделал Филипп Киркоров.

Не так я представляла себе взрослую жизнь.

Я вздохнула, и вместе с тем Ярик перестал прыгать. Сел и тяжело задышал. Потом он стал клевать носом.

– Дед Мороз приходил уже? – спросила я.

Ярик ожил. Стал самой серьезностью и посмотрел на меня с благоговейным трепетом.

– Нет, – сказал он.

– Ну жди, жди, – я улыбнулась.

Ярик придвинулся поближе, завалился набок, и его голова оказалась у меня на коленях. Я машинально начала перебирать его волосы – светлые, какие были и у меня в его возрасте.

Вдруг меня захлестнула какое-то сильное чувство. Не злость, не отвращение, не грусть. А что-то хорошее, положительное.

Наверное, привязанность. К брату, который никогда не будет младше, чем сегодня, который доверяет мне, опускает голову на колени, хотя я столько раз его обижала, что не вспомнить. Он все забыл? Очень вряд ли. Только все равно он прижимается ко мне и не возражает, когда мои руки касаются его лица, плеч…

– Щекотно! – сказал он, когда я забралась пальцем ему под мышку, просто чтобы подразнить.

Он вскочил, смеясь, и убежал. Я попробовала улыбнуться, но не получилось.

От топота и смеха Ярика проснулся папа. Он зевнул, и я зевнула, заразившись. Потом папа взял пульт и навел на телевизор. Я глазела на него, и папа наконец-то заметил меня.

– Ты смотришь? – спросил он.

Я покачала головой. Не хотелось слушать эти песни. Последний раз я смотрела новогодний концерт, когда мне было четырнадцать. После я не встречала Новый год с семьей – были занятия поинтереснее. Но за эти годы репертуар слабо изменился. Только артисты постарели и потолстели. Лишь один новый появился… вот этот с дредами… как его?

Папа выключил концерт, зашел на YouTube и нажал на последний новостной выпуск этого года. Он сделал громкость потише, чтобы мама не услышала. Она всегда ругалась, когда папа на большом экране включал новости. Говорила, что и так тошно, а он со своей политикой настроение еще горше делает.

Мне мировые новости были до одного места. Но сейчас я смотрела внимательно, словно больше никогда никаких новостей не узнаю. Папа смотрел так же пристально. Казалось, даже не моргал. Он облокачивался на колени, словно чем ближе к телевизору находишься, тем больше информации получаешь. Чувствовал, что сейчас мама придет и закончится передача.

Дикторша расправилась с политическими новостями и перешла к прозе жизни. Одна новость была про волонтера Деда Мороза, который пришел в детский дом. Я немножко обрадовалась, но это чувство было таким слабым, что его вмиг затопила волна грусти за детей в детских домах. Вот у кого Новый год несчастный… У них вся жизнь несчастная.

Потом показали сюжет про автомобильную аварию. Я не отвернулась, не встала с дивана, не ушла из комнаты, хотя, как правило, избегала чужих бед. Но сейчас почему-то не хотелось. Хотелось состязаться. У кого беда покруче? У меня или у незнакомца из телика?

Я всмотрелась в экран. Корреспондентка говорила в микрофон, а за ней поворачивала автомобильная дорога. Фонари поворачивали вместе с ней, как и заборчик со светоотражающей лентой. Заборчик был размозжен, но даже так выглядел целехоньким в сравнении с автомобилем, который его протаранил. Рядом стояла вторая машина – у нее был разбит лишь задний бампер.

Ветер так сильно взъерошил волосы корреспондентки, что они закрыли половину ее лица. Но я все равно хорошо видела ее печальные глаза и двигающийся рот, обведенный ярко-красной помадой. Новогодний репортаж, как-никак.

Я опустила взгляд и увидела бегущую строку – название репортажа. «В результате автомобильной катастрофы пострадало трое…»

Фраза оборвалась, сменившись темным экраном. Что случилось? Неужели репортаж оборвали?

В гостиной включился свет, и мы с папой заморгали, как сонные коты.

– Я же просила этого не делать, – услышали мы голос мамы. – Особенно в новогоднюю ночь.

Папа что-то сказал в оправдание. Потом они ушли. Где-то что-то погремело, и родители вернулись, двигая большой складной стол. Ярик прыгал-бегал вокруг них, здорово мешая. Но ни мама, ни папа не ругали его, хотя было видно, как он им досаждает.

Мне стоило подняться и помочь, но я не могла сдвинуться с места. Да и мама с папой не просили меня ни о чем.

– Алиса, – вдруг сказала мама, вынырнув из-под стола. – Ты же не будешь с нами есть?

Я кивнула.

– Идешь к друзьям?

Мама отвернулась и пошла на кухню. Ответ ей не нужен, потому что она думает, будто знает его.

Но я качнула головой, а не кивнула. Осознав, что мама этого не заметила, я крикнула:

– Нет!

Секунду длилась тишина, а потом в гостиной снова появилась мама. Точнее одна ее голова.

– Не идешь никуда?

Я кивнула.

– Остаешься с нами?

Я снова кивнула.

– Впервые за девять лет?

Я задумалась, считая, а потом кивнула.

– Чего так?

Мне не хотелось отвечать. Мне ничего не хотелось. Ответа у меня просто не было.

– Ты же говорила, что Кирилл…

– Мы расстались.

Мама так удивилась, что ее брови взлетели до кромки волос.

– Вот как? – она почесала подбородок. – Когда вы успели?

Вчера, позавчера, позапозавчера…

– На днях, – сказала я.

Разделавшись с последней гаечкой, из-под стола вылез и папа. Я забыла, что он тут и что услышал разговор.

– И хорошо, – сказал он. Его лицо немного покраснело, но он сразу пришел в себя. – Мне он никогда не нравился… Какой-то он…

– Скользкий тип, – подсказала мама.

– Вот-вот!

Папа запричитал что-то о том, что Кирилл меня не достоин. Я улыбнулась. Но не комплименту, а тому, что папа сам вечно твердил, что недостоин мамы.

Под шумок я встала и пошла к двери. Мама все еще там стояла, а когда я подошла, она перестала говорить что-то папе и обратилась ко мне:

– Ты куда?

Я помялась, думая, что ответить.

– Спать, – ответила я, решив, что именно этим сейчас и займусь.

Мама от удивления даже отшатнулась. Она нахмурилась, но не выглядела злой.

– Как это? – спросила она, уяснив, что я не собираюсь объясняться.

– Да так… устала очень. На работе тяжелый день.

Вообще, сегодня был довольно легкий день, если не считать кур и миндального молока. Просто я думала, что