Читать книгу "Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов"

речи эсимнет пообещал выделить фиасу Аполлона двадцатую часть от продажи вина с личных виноградников. После этих слов находившиеся в толпе сикофанты стали громко выражать ему свою благодарность.

"Раскошелился, — язвили простые галикарнасцы. — С паршивой овцы хоть шерсти клок".

Сразу после освящения стелы началось состязание чтецов.

Участники агона по очереди забирались на камень. Декламировали наизусть. Какого-то салмакита, развернувшего рулон древесного лыка, сразу прогнали топотом и шиканьем.

Сказки пользовались у публики неизменным успехом, потому что были на слуху. Лестригонами с острова Ламос и киклопом Полифемом, хозяином Козьего острова, галикарнасцы из поколения в поколение пугали непослушных детей.

Над персонажами басен фригийского раба-горбуна Эзопа смеялись все. Пока чтец с выражением декламировал, слушатели показывали друг на друга пальцами: "Это ты!.." — "Нет, ты!".

Следующий рапсод читал Гомера. Слушая историю любовной связи Ареса и Афродиты, женщины смущенно переглядывались. Мужчины презрительно хмыкали, сочувствуя обманутому Гефесту.

Аэдов галикарнасцы уважали больше, чем рапсодов. Одно дело читать чужое, и совсем другое — свое. Поэтому когда на камне оказался Паниасид, его появление было встречено радостным гулом. "Илиада" и "Одиссея", конечно, бессмертные произведения, но хочется услышать что-то новенькое.

Паниасид читал отрывки из своей поэмы "Гераклия":

Быстрой стопою Парнас миновав заснеженный, явился

К водам бессмертным Касталии, дщери реки Ахелоя[48]…

Галикарнасцы почтительно слушали повествование о подвигах Геракла, наслаждаясь ритмикой стихов.

Несколько выпивох передавали друг другу мех с вином.

Когда автор прочитал строки, в которых рассказывалось, как герой решил отведать вина в пещере кентавра Фола: "Вылив вино во огромную, златом сиявшую чашу, кубками часто черпал он и пил сладчайший напиток…" — компания радостно закричала: "Хайре!"

А после строк: "Ибо для смертных вино — от богов наилучший подарок. Радостно, если оно согласуется с песнею всякой, с пляскою всякой, а также со всякой любовной усладой, всякую скорбь изгоняет оно из груди человеков, в меру когда его пить, и становится злом — коль сверх меры" — начали возмущенно глумиться.

От стелы к горлопанам сразу двинулся пикет волчьеногих. Поняв, что блюстители порядка готовы пустить в ход дубины, те посчитали за благо покинуть агору.

Геродот стоял в толпе рядом с Иолой, Евтерпой, Формионом и Агесией. Феодор хотя и быстро поправлялся, но недостаточно окреп, поэтому остался дома. Дрио и Ликс тоже отказались от участия в семейном походе, сославшись на домашние дела.

Иола влюбленными глазами смотрела на мужа. Ей было приятно, что публике нравятся его стихи. От волнения она перебирала пальцами складки пеплоса.

Агесия то и дело украдкой посматривала на хозяйку дома.

В семье Паниасида островитянка нашла поддержку и понимание. О ней заботились, старались отвлечь от мрачных мыслей. Только по ночам она давала волю чувствам: тихо плакала, вытирая слезы покрывалом.

Агесия отвечала новым друзьям услужливостью и исполнительностью в домашних делах. Когда Паниасид оказывался рядом, она просто светилась. Иоле это не нравилось, но она выжидала, делая вид, что не обращает внимания.

— Какая ты счастливая, — сказала Агесия с плохо скрываемой завистью.

Иола внимательно посмотрела на нее. Улыбка сползла с ее губ. Теперь она убедилась, что островитянка испытывает к Паниасиду совсем не дружеские чувства. С этим надо что-то делать…

Вернувшийся муж обнял Иолу за плечи.

Внезапно раздался знакомый голос:

— Вот не знал, что жена у тебя такая красавица.

Паниасид обернулся — рядом стоял Менон. После взаимных приветствий гиппарх похвалил выступление аэда. Потом приказал рабу поделиться с другом и его женой сливами.

Спросил, показывая участие в семейных делах Паниасида:

— Как младший племянник?

— Еще не оправился.

Менон выдал рабу горсть монет:

— Сгоняй во фруктовый ряд и купи смокв. Выбери лучших. И давай по-быстрому: одна нога здесь — другая там.

Когда раб вернулся, он передал корзинку Иоле:

— Это для Феодора.

Иола вопросительно посмотрела на мужа. Паниасид кивнул, тогда она взяла подарок.

— Был рад знакомству, — сказал Менон.

Попрощавшись, гиппарх исчез в толпе…

На камень влез молодой парень.

Над агорой разнесся задорный голос:

Слово иное скажи мне — о том, как с Азийского края

В земли Европы война явилась великая[49]…

— Ого! — удивленно воскликнул Паниасид. — Так это же про поход Ксеркса на Элладу.

Чтец продолжал:

Двигался следом за ними народ необычного вида,

Ибо из уст испускал он глагол финикийского люда,

Но обитал у широкого озера в горах Солимских:

Грязный, с округлою стрижкой у темени, сверху носящий

С конского черепа снятую кожу, сушенную дымом…

Веселье не утихало.

Вот гоплит, зажав шлем под мышкой, старательно, но дурным голосом грянул героическую песню из "Илиады". Чего стесняться — ведь сам Ахилл в поэме поет. А храбрый сын богини Фетиды уж точно может служить примером для подражания любому солдату.

Затем ремесленник в измазанном глиной фартуке затянул песню гончаров в честь Афины Эрганы. Публика с воодушевлением ее подхватила, намеренно громко артикулируя шутливое проклятье: "Кто ж над горнилом склонится — да оному пламя вкруг лика вспыхнет! Свержение грозное всем да пребудет наукой!"[50]

Звучали лирические стихи Фокилида, Солона, Феогнида…

Паниасид заметил, что аэд, читавший про поход Ксеркса, направился сквозь толпу к выходу с агоры.

Тогда он его окликнул:

— Эй, друг! Иди к нам.

Аэд подошел — худощавый, неуклюжий, с мягкой юношеской бородой.

— Как тебя зовут? — спросил Паниасид.

— Херил.

— Ты откуда?

— С Самоса.

— Как сюда попал?

— Приплыл на агон.

Сжатые ответы саммеота выдавали его смущение, что было совсем не похоже на только что закончившего блестящее выступление чтеца. Он то и дело бросал любопытные взгляды на Агесию — островитянка ему явно нравилась.

— Что ты читал? — спросил Паниасид. — Я знаю много поэм, но ни в одной из них не говорится о войне варвара с Афинами.

— Собственное творчество, — смущенно ответил саммеот. — Еще даже название не придумал. Ну, может быть, так поэму и назову: "Персидская война"…

— Как ты смог так точно описать народы, которые шли с армией Ксеркса на Элладу? — не унимался Паниасид. — Ведь ты в то время был еще мальчишкой.

— Отец служил кормчим на корабле Филака, сына Гистиея, который захватил один из кораблей Фемистокла во время битвы при Сал амине. Он мне про войну и рассказывал.

Паниасид взял его за локоть.

— Пойдем-ка со мной, нам надо выпить…

Саммеот с галикарнасцем отправились в ближайший кабак, чтобы отметить знакомство. Геродот и женщины вернулись домой. Вскоре агора опустела.

Паниасид появился поздно вечером — нетрезвый и возбужденный. Раздевшись, рухнул на кровать.