Читать книгу "Игги Поп. Вскройся в кровь - Пол Трынка"

Несмотря на соперничество вплоть до одержимости, по крайней мере со стороны Игги, между ним и Дэвидом в студии ощущалась прежде всего «взаимная любовь», как говорят Аломар и братья Сэйлс. Дэвид вел Игги уверенной рукой, но инстинктивно понимал, как направлять поток творчества, и был готов отложить любые насущные задачи, если Игги приходила в голову идея, которую надо записать. Иногда Игги настаивал на своем; недовольный изначальной мелодией Дэвида в песне “Success” (ее можно услышать в ответной партии гитары), которую он обозвал «слишком сладкой» (“a damn crooning thing”), пришел на студию пораньше, с братьями Сэйлс для поддержки, и переделал песню, добавив оптимистическую мелодию из шести нот и подкупающе простой текст: “Here comes success… here comes my Chinese rug” («А вот и успех… вот и мой китайский коврик»). Текст отчасти, конечно, ироничный, но и искренний тоже: Джим как раз закупил несколько китайских ковриков для своей бедной квартирки без горячей воды и в целом находился в приятном ожидании: вот-вот его, как он сам говорит, «орущего и брыкающегося, дотащат до победного конца». В “Success”, как и в других песнях, ощутимо присутствие Эстер Фридман – последние полгода Джим постоянно ей названивал, хотя она все еще жила со своим хирургом Норбертом. Прямо идеальная женщина и муза: “In the last ditch I think of you” («В последней канаве я думаю о тебе»[24]). Заразительный энтузиазм Игги поддерживают веселые подпевки Ханта и Тони: они записали их в тот же день, вместе, с одного дубля, и, видимо, только тогда впервые расслышали текст – хорошо заметно, с каким радостным изумлением они повторяют за ним: «А вот и мое лицо – что и говорить, странное» (“Here comes my face… it’s plain bizarre”). Боуи позднее расскажет, как перенял у Игги спонтанность в подходе к текстам: на альбоме “Heroes” записывал несколько опорных слов, а остальное импровизировал. Электризованность атмосферы усилил Эду Майер, придумавший воткнуть микрофон Игги в гитарный усилитель “Music Man”, стоявший за дверями аппаратной: так в голосе появился стеклянный призвук перегруза.

Бурлящая, неукротимая энергия пронизывала запись на всем ее протяжении. “Some Weird Sin” и “Tonight”, обе на музыку Боуи, сочиненную во время тура The Idiot, и “Sixteen”, на музыку Игги, не уступают в уверенной лихости первому треку; правда, “Turn Blue”, которую Игги и Боуи сочинили в мае 1975 года с помощью Уоррена Писа, теперь кажется бесформенной кашей – единственный проседающий момент на альбоме. Замыкающая “Fall In Love With Me” тоже написана прямо в студии, причем Хант взял бас, Тони гитару, а Рикки Гардинер сел за барабаны. Эта сдержанная задумчивая песня, в которой слышно, как все устали к концу записи, несколько меркнет на фоне остального, такого сильного, материала, но ее трогательное обаяние позже проявилось во всей красе – в фильме «Рабы Нью-Йорка» (1989). Здесь снова возникает образ Эстер Фридман: “the way your eyes are black, the way your hair is black” («как глаза твои черны, как волосы твои черны»), и Джим с восторгом предвкушает: любовь, как и успех, – совсем близко, только за угол поверни.

Ближе к концу все уже были свято уверены, что совершили нечто выдающееся. Карлос Аломар говорит, что ему невероятно повезло видеть, как работают вместе Боуи и Игги: «бок о бок – как будто атом расщепили и получилась пара близнецов». Дэвиду, похоже, удалось вытащить из Игги нечто новое: его умную, цивилизованную, интеллектуальную, космополитичную сторону. Собственно говоря, выпустил на волю Джима Остерберга и заставил Игги разделить с ним славу. Что и подчеркивает фотография на обложке Lust For Life, сделанная Эндрю Кентом в марте, во время британского тура, пока Джим сидел в гримерке на студии BBC, готовясь очаровать интервьюера. «Удачный снимок, большое везение, – говорит Кент. – Это был Джимми. Отличный парень, с которым хочется дружить».

Но Игги еще отомстит.

Почему Игги Поп снова и снова пускал собственную карьеру под откос? Ведь именно это Игги снова устроил в конце 1977 года. На этот вопрос есть два ответа: сложный и простой. Сложный касается психологии: можно рассуждать о неуверенности в себе, о боязни успеха, о депрессии, которая часто набрасывается на творческого человека, когда он только что закончил свою лучшую работу. Простое же объяснение – кокаин. Получив в руки пластинку Lust For Life, Игги Поп заперся в отеле «Герхус», сказочном замке, выстроенном коллекционером искусства Вальтером фон Панвицем; теперь внутри была разношерстная мебель 60-х годов, а снаружи – руины разбомбленных зданий. Он все смотрел и смотрел на обложку, понемногу всасывая горку кокаина, ждал, когда ему понравится фотография, и наконец решил, что она никуда не годится. Снова и снова слушал “The Passenger” и ждал, когда она зазвучит побыстрее; этого не случилось, и он решил, что песня тоже дрянь. Это была сплошная невыносимая пытка, и он продолжал себя мучить. Кончилось вмешательством со стороны: Дэвид узнал, что происходит, и попросил Барбару и Тима де Витта срочно увезти Джима отдыхать на Капри. Но все равно Игги вырвался на волю, и уже невозможно было загнать его обратно и спасти Джима Остерберга.

Глава 13. Missing in Action

«Нам просто нужен Дэвид Боуи». Эти слова часто произносил Чарльз Левисон, босс лейбла Arista Records, когда обсуждал карьеру Джима со специалистами по маркетингу и сотрудниками A&R – Отдела артистов и репертуара. Чарльзу нравился Джим – он даже не возражал, когда в три часа ночи тот от скуки или беспокойства звонил ему обсудить какую-нибудь мелочь. Но даже стойкого Левисона изматывало постоянное давление собственного начальства – Клайва Дэвиса, который фонтанировал идеями, обожал диско и был суров: коллеги прозвали его «крестным отцом». Чарльз виду не подавал, но его офис постепенно охватила паника. Дэвис был убежден, что этот артист – неудачник, пролабавший уже несколько шансов добиться успеха. Чарльз с командой были намерены во что бы то ни стало доказать, что Дэвис ошибается. Пока что не получалось. Слухи, доходившие до штаб-квартиры «Аристы» у Гровенор-сквер, были почти всегда неутешительные: рассказывали о вечных технических проблемах, об огнестрельном оружии в студии, а хуже всего – Игги, похоже, растерял самоуверенность. Он боялся петь. Чарльз был убежден, что если и есть человек, способный вытащить Игги из болота, то это Дэвид.

Роковой звонок раздался не в три часа ночи. В совершенно разумное время, около обеда, Чарльзу позвонили сообщить, что Дэвид Боуи откликнулся на призыв и прибыл на ферму в Уэльсе, где шла запись. Но когда Джули Хукер, посланная туда контролировать процесс, закончила свой рассказ, к Левисону пришло холодное осознание: судя по всему, произошла катастрофа. Причем Чарльз толком не мог понять, что случилось, хотя Джули повторила свою повесть несколько раз. Злоупотребление кокаином и всяческая паранойя – этим музыкальную индустрию не удивишь. Истории о том, что все музыканты перегрызлись, тоже в порядке вещей. Даже страшилки о музыкантах под дулом пистолета – и такое бывало. Но каким образом столь важная для карьеры Джима запись пошла к чертям из-за наряженного Алым Пимпернелем Дэвида Боуи, принцессы Маргарет и ист-эндского гангстера с огромным прибором?