Читать книгу "Наложница для нетерпеливого дракона - Константин Фрес"

Блестящая чешуя маленького дракона была глубокого фиолетового цвета, почти черной, еще не такой крепкой и твердой, как у взрослого дракона, но уже достаточно жесткой, чтобы можно было пораниться о его воинственно поднятый гребень. Когти на его лапах были острые и длинные как перочинные ножи, и он кровожадно лязгал ими, сжимая пальцы.

Он, вне всякого сомнения, был напуган и еще слишком мал, чтоб понимать слова, но он мог чувствовать. Он чувствовал тепло испуганной матери, с которой его разлучили жестокие руки незнакомца, ее страх, ее боль, ее страдание, слышал ее слезы и отчаянный зов, и видел причину ее отчаяния — черного человека, вытолкнувшего его самого, беспомощного, на мороз. И тогда ярость, закипающая в крови, побеждающая страх, накатывала на него, и он смело бросался на противника, щелкая остренькими зубами, не позволяя Роберу приблизиться к окну — к пути к спасению.

Робер боязливо попытался захлопнуть окно, чтоб эта непостижимая тварь, устав летать, свалилась вниз и не достала его, но маленький дракон нахально рявкнул на ворона — так, что тот отпрыгнул прочь, — и неуклюже плюхнулся на подоконник, оставляя когтями глубокие борозды на черном дереве.

— Ах ты, паршивец! — яростно вскричал Робер, отойдя от испуга. Вне всякого сомнения, этот визг хорошо был слышен над заснеженным притихшим городом, и Эрик, вне всякого сомнения, услышал этот клич — и уже спешит, бежит по снегу, таящему под жаркими лучами внезапно выглянувшего из-за снеговых туч солнца. И это означало лишь одно — Роберу надо убираться, и убираться как можно скорее, оставив здесь Хлою и свои надежды…

От ярости Робер даже зарычал, топая ногами, понимая, что и этот бой он проиграл, и побежден — кем!? Едва народившимся ребенком…

— Пошел прочь! — закричал он, замахиваясь на дракона, и тот, разинув пасть, изрыгнул маленький клубок раскаленного добела пламени.

Этого огня было мало, чтоб спалить башню, но достаточно для того, чтоб рука, которой Робер машинально закрылся от летящего в его лицо огненного шара, обуглилась и обгорела до костей в один миг. Боль была такой силы, что Роберу, изумленно рассматривающему свои рассыпающиеся в черную труху пальцы, показалось, что душа его отделилась от тела и разорвала грудь, а потом он понял — это он кричит, срывая связки, вопит так, что лопаются сосуды в глазах, потому что жидкое пламя льется по его скрючившейся, как сухая ветка, кисти и течет дальше, в рукав, пожирая живую плоть, выламывая руку в нечеловеческой боли.

Как показалось Хлое, маленький дракон язвительно захихикал, глядя, как в в глазах его врага отражается неимоверное страдание изумление. Как, словно кричали эти вытаращенные глаза, мутные от шока, этот мелкий летающий гад лишил меня руки?..

И не только руки — пути к свободе.

…Как улететь бескрылому ворону?..

Кое-как прибив пламя, Робер кинулся было к выходу. Эрика еще не было; если он и спешит сюда, то еще есть шанс, небольшой шанс разминуться с ним, удрать, скрыться…

Но у юного дракона на то были свои планы.

Неуклюже слетел он с окна под ноги суетящемуся, крутящемуся на месте от боли Роберу и впился когтями в его одежду. Словно ловкая хищная крыса покарабкался он вверх, раздирая когтями одежду на вороне и разрезая ему кожу. Робер бестолково захлопал по себе здоровой рукой, стараясь сбросить, сбить с себя прочь маленькое чудовище, но дракон был слишком юрок и ловок. Словно штурмующий осадную башню отец, уклоняясь от ударов, ловко он взобрался на плечи Роберу, и тот взвыл, когда длинный хвост хлестнул ему по лицу, а острые когти сомкнулись на голове, пронзая кожу, насквозь прокалывая щеки. Робер, почувствовав вкус крови в горле, неловко держа перед собой обгоревшую руку, попытался ухватить дракона за шкирку и сбросить его с себя, но лишь изрезал ладонь об его воинственно торчащий гребень, и заорал еще громче, когда дракон впился когтями еще глубже в его плоть, полосую кожу. Снять его теперь можно было разве что со скальпом Робера, он пристал намертво, кровожадно впился, и принялся кусать Робера, оставляя глубокие раны, терзая его красивое молодое лицо, которым ворон так гордился и к которому даже привыкнуть еще не успел…

Робер с разбегу врезался головой в стену, рассчитывая этим ударом оглушить терзающую его голову тварь, но в самый последний момент дракон успел соскользнуть ему на плечи, и Робер со всей мочи ударился черепом в камни, едва не потеряв при этом сознание. Маленький дракон съежился, подрагивая, и перепуганному Роберу показалось, что он слышит издевательское хихиканье над плечом. Крылатый демоненок снова вспрыгнул измученному ворону на голову и больно куснул за бровь, скорее нарочно зля противника, чем нанося ему серьезное ранение.

Острые зубы дракона, зловеще лязкая, глубоко впились в нос Робера, прокалывая насквозь хрящи, дробя мелкие косточки на переносице, и Робер, захлебываясь собственной кровью, снова завопил, бестолково размахивая руками. Но вместо кислорода в его горло ворвался огненный смерч, всепожирающее пламя, сжигающее голосовые связки и выжигающее легкие, и Робер, сходя с ума от боли, задыхаясь, ринулся к окну в надежде глотнуть хоть каплю холодного ветра, чтоб остудить тлеющие угли внутри себя.

Он вывалился из окна почти наполовину, разевая оплавленный, почерневший, потрескавшийся рот, и дракон, хладнокровно ухватив его за волосы, вонзив когти в дрожащие мышцы на шее, лишь подтолкнул дергающееся тело вперед, отправляя Робера в последний его полет — вниз, вниз с Башни Воронов, прямо на черные камни, под ноги подоспевшему Эрику…

Так бесславно закончил свою жизнь последний Король Воронов, так ничего не исправив и не добившись в своей жизни.

Глава 21. Солнце из-за туч

Эрик чувствовал, что жизни в нем осталось так мало, что она уже не согревала его большое тело.

Невеста, желая быть самой красивой в этот день, надела платье с глубоким вырезом на груди, и тяжелое золотое ожерелье, а Эрик, продрогнув ночью в своей пустой спальне, накинул поутру перед дорогой на плечи подбитый мехом чернобурой лисицы плащ. Невеста его сидела в открытой прогулочной коляске в одном платье, с тонкой фатой на смоляных волосах.

Венчание должно было пройти в городской ратуше, при большом стечении народа, Анна хотела выглядеть в этот день как можно более эффектно, и не только для того, чтобы потешить свое самолюбие, но и чтоб понравиться жениху. Ее темные глаза, с надеждой заглядывающие в лицо Эрику, то и дело наполнялись слезами, потому что в там она видела лишь безразличие и холодность. Эрик, замечая ее взгляд на себе, отворачивал бледное лицо и зябко передергивал плечами, кутаясь в тяжелый плащ.

— Что с тобой? — спрашивала Анна заботливо. — Ты болен?

— Ты еще спрашиваешь? — ровным голосом отвечал Эрик. — Ты убили меня.

Он отворачивался от Анны, поглаживая коня по блестящей шерсти, и Анна готова была разрыдаться от горя, разрывающего ей душу. Любимый не желал ее; не хотел ни минуты, не думал о ней и не обращал внимания, и надежды на то, что он когда-нибудь изменит свое отношение к ней, оставалось мне меньше.