Читать книгу "Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец света - Валерия Косякова"

Интересно, что и авторство столь грандиозного проекта, как возведение Собора Покрова на Рву, не засвидетельствовано надёжными летописными источниками. По одной из версий, автором замысла мог быть митрополит Макарий – глава русской церкви, общественный и культурный деятель, книжник и просветитель эпохи Ивана IV. Другие версии отсылают к Адашеву, которому принадлежала идея реформ, уравнения сословий, или к близко приближённому к царю священнику Сильвестру. Следующим претендентом на эту роль является сам «царь Иван, чья литературная осведомлённость и способности – вне подозрений»236.

Вероятнее всего, существовал один, ныне забытый, человек, в индивидуальности которого преломились знания архитектурных традиций Запада, мастерство и фантазия. Собор воздвигался не за один строительный сезон, не за один заход и, скорее всего, с небольшим перерывом. Его план и подклет выполнены точно по предварительному расчёту, в то время как остальная постройка грешит нерегулярностью, грубой перевязкой стен и поздними дополнениями. Поиски архитектурных аналогов Собора ведутся в наши дни на разных территориях от Молдавии до Англии, но тщетно237. Тем не менее, анализ архитектуры показывает, что автор проекта мог быть знаком с современной ему архитектурой, навыками расчёта и пространственного моделирования. Формы Собора, стремящиеся к гармоничной центричной композиции, провоцируют сопоставление с идеями Филарете об идеальном городе и идеальном здании[46]. В XV–XVI вв. итальянские мастера принимали активное участие в строительстве не только в Москве, но и в других городах. Антонио Солари, строивший в Кремле, был близко знаком с Филарете. В Милане они вместе возводили часть памятников, архитектурные детали и декор которых близки Собору.

Не стоит забывать, что Собор воздвигнут в средневековой Руси. Он является эмблемой этой непростой и далёкой эпохи. В конечном счёте, речь идёт о церкви, о сакральном пространстве, поэтому необходимо учитывать специфику литургического канона и символических категорий христианской парадигмы, диктующих архитектуре свои правила и законы. Создание храма имеет своей первичной целью организацию пространства для осуществления священного обряда богослужения – литургии. Вероятно, после Стоглавого Собора 1551 года возникла необходимость в обновлённом литургическом пространстве такого типа, как Собор Покрова на Рву.

На облик Собора повлияли взгляды Ивана IV, с середины 1550-х гг. сфокусированные на христианской догматике и предчувствии Страшного Суда, воплотившемся в Опричнине. Актуальные исследования трактуют Опричнину как символическое очищение казнью – огнём, и как «репетицию» Страшного Суда на земле, которым решил судить Иван IV своих подчиненных238. Период Опричнины начнется спустя несколько лет после завершения строительства Собора Покрова на Рву.

Какие же символические идеи конституировали столь неординарное сооружение как Собор Покрова на Рву, когда культура была пропитана мессианскими амбициями и эсхатологическими ожиданиями?

Апокалиптическая ослять

Большое внимание в XVI веке, преимущественно в период правления Ивана IV, уделялось сакральным коллективным практикам литургических и крестных шествий. Особое место в церковном календаре заняли праздники, требующие всеобщего участия – от холопа до царя: обряд освящения воды и «шествие на осляти». Грандиозным средоточием литургических шествий, обретших новый размах и большее значение, стал Собор Покрова на Рву.

Христианская церковь уже на заре своего существования практиковала литании и литургии, сложившиеся из элементов ветхозаветной обрядности и античных ритуалов239. Ранние христиане в таких процессиях сопровождали перенос мощей. К IV веку в Иерусалиме шествия усложнились в связи с празднованием святых мест – к этому периоду относятся уникальные свидетельства паломницы Эгерии, участвовавшей в подобных действах240. А с V века практики шествий окончательно утверждены церковью241.

Восходящие ещё к античной традиции литании-шествия совершались в честь мучеников, могли носить покаянный характер или характер прошения во время общественных бедствий. Веками формировались правила и чины крестных ходов, обряд развивался, обретая разные дополнительные функции и значения по мере становления института церкви. На Руси крестные ходы практиковались с принятия христианства. Сохранились многочисленные их описания: от знаменательного крестного хода на Днепре до шествий в честь обретения реликвий и праздников святых242.

Церковные процессии выполняли функцию объединения и сплочения общества. Количество приходов росло, и общие богослужения устанавливали связи между ними. Шествия обретали статус колоссальных событий, имперский размах и более глубокое идеологическое и сакральное измерение. В европейских городах проводились пышные католические литания, а также травестийные карнавальные шествия (о которых писал М.М. Бахтин) или процессии на манер «Воза сена» в Нидерландах XVI века, – в то время как в средневековой Москве разыгрывались массовые ультрарелигиозные действа.

Иностранные путешественники, посещавшие Москву в XVI–XVII вв., описывают особые, яркие и массовые шествия, проходившие в Вербное воскресенье (Ваий), то есть за неделю до Пасхи. Поначалу эти шествия устраивались исключительно внутри Кремля, на Соборной площади, но спустя некоторое время переместились на Красную площадь, где и стал проводиться один из основных общественных ритуалов с участием царя, митрополита, клира, бояр и народа. Такая важнейшая городская публичная церемония, как «шествие на осляти», имевшая особое значение для участников, была непосредственно связана с Собором Покрова на Рву и с темой Апокалипсиса243.

Первое письменное свидетельство о «шествии на осляти» содержится в «Повести о Белом клобуке» конца XV века, упоминающей праздничный новгородский ход от Софийского собора к церкви Святого Иерусалима внутри Новгородского кремля244. Шествие вёл верхом на ряженом ослёнком коне архиепископ Геннадий, которому и приписывается авторство повести. Второе из датированных свидетельств относится к 1548 году, когда новгородские наместники, князь Иван Михайлович Шуйский и Юрий Михайлович Булгаков, вели осла архиепископа тем же маршрутом. После шествия архиепископ всячески одаривал наместников245. Третье, более развёрнутое упоминание, относится к архиепископальным чиновникам Новгорода и Пскова 1550–1563 гг., которые основаны на записях 1527 года и отражают новгородские литургические практики 1540-х гг. Сохранилось подробное описание того, как после воскресной литургии архиепископ садится на осла, ведомого двумя наместниками, и движется к церкви Святого Иерусалима внутри Кремля246.

В Москве, судя по всему, обряд не совершался до XVI века: никаких свидетельств об этой практике нет, она не упоминается даже в подробных описаниях московской жизни Сигизмунда Герберштейна 1517 и 1526 гг. Справедливости ради стоит отметить, что Герберштейн не присутствовал ни на одном Вербном воскресенье, поэтому вопрос о ранней дате возникновения шествий остаётся открытым. Вероятно, обряд зародился в Новгороде и был освоен в Москве после 1542 года, когда новгородский архиепископ Макарий стал архиепископом Москвы247. В Новгород литании, посвящённые входу Господнему в Иерусалим, привнесли греки.