Читать книгу "Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Наум Синдаловский"

Впрочем, сам этот расхожий каламбур давно уже оброс многочисленными легендами. Согласно одной из них, в петроградской квартире Горького на Кронверкском проспекте существовала традиция: при посещении туалета каждый мог оставить свою подпись на стене. Рассказывают, что традиция оборвалась, когда Горький обиделся на кого-то из посетителей, который на самом видном месте написал: «Максим Гордый – звучит горько».

Подлинные имя и фамилия блестящего поэта-сатирика русского Серебряного века, который подписывался псевдонимом Саша Черный, – Александр Михайлович Гликберг. Он родился в Одессе, в семье аптечного провизора. В Петербург приехал в 1905 году и сразу же стал сотрудником одного из лучших столичных сатирических журналов «Зритель». В этом журнале впервые и появился псевдоним. Так было подписано сатирическое стихотворение «Чепуха». Затем печатался и в других массовых изданиях. Был необыкновенно популярен в либеральных и демократических кругах. Одна за другой вышли две его книги сатир. Но революции Саша Черный не принял и в 1920-х годах уехал за границу. С 1924 года жил в Берлине.

Популярный псевдоним Саши Черного родился из обыкновенной моды на такие фамилии. Достаточно вспомнить Андрея Белого, Максима Горького, Демьяна Бедного. Но, пожалуй, у Саши Черного на такой псевдоним были большие основания, чем у многих других. Ни Борис Бугаев, ни Алеша Пешков, ни Ефим Придворов не были ни белыми, ни горькими, ни бедными. Вряд ли был таким уж веселым и Николай Кочкуров, взявший себе литературный псевдоним Артем Веселый. И только Александр Гликберг, по воспоминаниям Александра Ивановича Куприна, действительно был «настоящим брюнетом с блестящими черными непослушными волосами». Между прочим, когда к 50-ти годам он утратил эти физиологические природные особенности и стал седым, то сам отказался от своего, ставшего уже знаменитым псевдонима. «Какой же я теперь Саша Черный? Придется себя называть поневоле уже не Сашей, а Александром Черным». И стал с тех пор подписываться: А. Черный.

На целых сорок лет имя Саши Черного было вычеркнуто из русской культуры. О нем просто забыли. Только в 1960 году, по инициативе К.И. Чуковского, в библиотеке поэта вышел первый при советской власти сборник его стихотворений. Впечатление, которое произвело это издание на читающую публику, было подобно взрыву. Советская интеллигенция увидела в его стихах отдушину, хоть все они и были посвящены царскому времени. Однако это был тот эзопов язык, которого так не хватало советским интеллектуалам. Стихи заучивали наизусть. Их передавали из уст в уста. С ними происходило примерно то, что в свое время случилось с грибоедовским «Горем от ума». Их разобрали на цитаты. А когда Галина Вишневская исполнила ораторию Дмитрия Шостаковича на слова наиболее известных сатир Саши Черного, то в фольклоре появилась удивительная формула, отражающая отношение интеллигенции к социалистическому реализму в советской культуре: «Нет у нас ни Черных, нет у нас ни Белых – одни серые».

Современником Максима Горького и Саши Черного был уже упомянутый нами молодой и довольно успешный журналист, подвизавшийся на ниве литературной критики, Корней Чуковский. Имя и фамилия писателя придуманы им самим. Они образованы из его родовой фамилии Корнейчуков, первая ее часть была отдана имени, вторая – фамилии. И звали-то Корнейчуков а не Корнеем Ивановичем, а Николаем Васильевичем. Почему надо было при этом отказываться от подлинного отчества, неизвестно.

Корней Чуковский родился в Петербурге, детские годы провел в Одессе. Начинал как издатель. Сотрудничал в журналах, где публиковал критические статьи о писателях и литературе. Но более всего Чуковский известен своими произведениями для детей. Он автор сказок «Айболит», «Тараканище», «Муха-цокотуха» и многих других знаменитых детских стихов.

В петербургский городской фольклор Чуковский навсегда вошел легендой о происхождении Бармалеевой улицы. Как известно, среди узких романтических улиц Петроградской стороны есть одна, чудом избежавшая переименования и сохранившая свое странное сказочное название «Бармалеева». Мнения исследователей по поводу происхождения этого необычного городского топонима расходятся. Одни утверждают, что он восходит к широко распространенной в Англии фамилии Бромлей, представители которой жили когда-то в Петербурге. Они-де и превратили английскую фамилию в русскую: Бармалеев. Другие ссылаются на Толковый словарь Владимира Ивановича Даля, где есть слово «бармолить» в значении «невнятно бормотать». Вполне вероятно, утверждают они, производное от него «бармалей» могло стать прозвищем человека. От него будто бы и пошло название улицы.

Однако в городе бытует легенда о том, что Бармалеевой улица названа по имени страшного разбойника-людоеда из сказки Корнея Чуковского. У этой легенды совершенно реальная биография с конкретными именами родителей и почти точной датой рождения. В начале 1920-х годов К.И. Чуковский рассказывал, что как-то они с художником М.В. Добужинским, бродя по городу, оказались на улочке с этим смешным названием. Посыпались шуточные предположения и фантастические догадки. Вскоре сошлись на том, что улица получила имя африканского разбойника Бармалея. Тут же на улице Добужинский нарисовал портрет воображаемого разбойника, а у Чуковского родилась идея написать к рисункам художника стихи. Так появилась знаменитая сказка.

Но не только благодаря легенде о Бармалеевой улице имя Чуковского осталось в городском фольклоре. Литературный псевдоним сослужил еще одну службу. В начале XX века петербургская фразеология обогатилась таким замечательным словом, как «Чукоккала». Так Корней Иванович обозвал знаменитый самодельный альбом, где многочисленные посетители его дачи в Куоккале могли оставить свои остроумные автографы, дружеские шаржи, шутливые приветствия, искрометные эпиграммы, афоризмы – словом, все, что хотели и на что были способны. Благодаря тому, что в гости к Чуковскому сходились и съезжались лучшие и талантливейшие умы того времени, альбом превратился в уникальное собрание экспромтов. Ныне о «Чукоккале» знают все. Альбом издан отдельной книгой массовым тиражом. Но, может быть, не всем известно происхождение такого замысловатого названия. Оказывается, эта необычная грамматическая конструкция является аббревиатурой. Ее первая часть состоит из начальных букв псевдонима писателя – ЧУКОвский, а вторая – из последних пяти литер исторического названия финского дачного местечка КуоККАЛА, переименованного в 1948 году в поселок Репино.

6

Литературные мистификации, дружеские розыгрыши в творческой среде Петербурга были делом обычным. Правда, вначале они не носили ярко выраженного игрового характера. Просто свои произведения многие авторы неуклюже пытались выдавать за чужие. Пушкинские «Повести Белкина» или «Сенсации и замечания госпожи Курдюков ой» Мятлева еще не были в полном смысле слова розыгрышами. Распознать, кто скрывается за вымышленными именами, для читающей публики ничего не стоило. Да и сами авторы не очень-то прятали свое подлинное лицо. Чаще всего они тут же, на обложке или на титульном листе, раскрывали свою настоящую фамилию в качестве случайного обладателя рукописи, переводчика или издателя. Но вот в середине XIX века писатель Г.П. Данилевский опубликовал в издательстве «Пантеон» поэму «Адвокатство женщины» под именем Евгении Сарафановой. Причем сопроводил рукопись письмом, подписанным тем же именем. А затем, после публикации поэмы, направил в редакцию еще одно письмо от ее имени с текстом, не вызвавшим никаких подозрений: «Плакала от счастья. Благодарю… Если можно, пришлите мне какое-нибудь вознаграждение: я девушка бедная». В мистификацию поверили и гонорар выслали. Впоследствии Данилевский сам во всем признался, а чтобы поверили в то, что поэму написал он, включил ее в собрание своих сочинений.