Читать книгу "Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира - Стивен Кварц"

Таким образом, Кэрол Старк в «Бунтаре без причины» выступает изображением силы, предрешившей кризис мужественности в Америке. «Правильное» воспитание предполагает ослабление материнской хватки по мере взросления сына, что позволит ему «разрешить свой эдипов комплекс». То есть мальчик должен стать гетеросексуальным мужчиной – исполнить цель адаптивного психоанализа. Но все большее число матерей якобы поступали с точностью до наоборот, подавляя правильное формирование личности своих сыновей. Наиболее резкие нападки на матерей можно найти у Филипа Уайли, в работе которого «Поколение гадюк» впервые прозвучал термин «мамизм». Эта книга, впервые опубликованная в 1942 г., быстро стала бестселлером и к 1954-му была переиздана целых двадцать раз. Согласно Уайли, «эдипов комплекс в нашей стране стал социальным бичом и основным неврозом»{282}. С его точки зрения, власть захватили матери, «духовные вредительницы».

Уайли утверждал, что его обличения нужно воспринимать как сарказм, однако то, что за ними последовало, никак нельзя назвать шуткой. Мамизм стал восприниматься как национальная угроза. Среди тех, кто наиболее горячо выступал против мамочек, можно упомянуть Эдварда Стрекера, заведующего кафедрой психиатрии в Пенсильванском университете. Его книга «Сыновья своих матерей» (1946) была растащена на цитаты журналом Saturday Evening Post и получила множество отзывов в других изданиях. Стрекер пишет, что более миллиона мужчин были не допущены к военной службе либо уволены с нее во время Второй мировой из-за психических отклонений, возникших в результате чрезмерной материнской опеки. Стрекер доходит до предположения, что Гитлер, Муссолини и Сталин испытывали ненормальную привязанность к своим матерям.

Но на этом он не останавливается. Он называет мамизм причиной гомосексуализма и коммунизма – также называемых «сиреневой» и «красной» угрозами. Эти два вроде бы совершенно разных явления в реальности часто связывались, особенно во время охоты на ведьм эпохи маккартизма. Возьмите, к примеру, преподобного Билли Грэма, выступившего в поддержку Маккарти и прочих инквизиторов с Капитолийского холма, которые «раскрыли нам розовых [либералов], сиреневых и красных, пытавшихся найти убежище под сенью крыл американского орла»{283}. Стрекер связывает мамизм с коммунизмом. По его мнению, мужчины, воспитанные чересчур заботливыми матерями, склонны создавать «феминизированные» общественные структуры. Вместо того чтобы быть сильными личностями, они ищут поддержки и защиты в группах. (Связь мамизма с гомосексуализмом – не просто побочная идея. Даже Бетти Фридан говорит о ней в «Тайне женственности», ставя негативные последствия мамизма в ряд прочих обвинений против американской домохозяйки.)

Опубликованная в 1948 г. книга Альфреда Кинси «Половое поведение самца человека» также подняла новые вопросы о мужской сексуальности. Эта научная работа неожиданно стала хитом продаж, и открытия Кинси в области мужской гомосексуальности стали одним из наиболее широко обсуждаемых разделов книги. Кинси утверждает, что 37 % мужчин имеют какой-либо гомосексуальный опыт, а 10 % можно назвать настоящими гомосексуалистами. Также Кинси говорит о том, что «нельзя разделить мужчин на две отдельные популяции, гетеро– и гомосексуалов». Вместо этого он предлагает семиступенчатую шкалу поведения, от исключительно гомосексуального до исключительно гетеросексуального, на которой у каждого мужчины где-то есть свое место. Кристина Йоргенсен, принимавшая участие в военных действиях во время Второй мировой войны как Джордж Йоргенсен, прославилась в 1952 г. после публикации на первой полосе New York Daily News ее истории под заголовком «Бывший солдат становится сексуальной блондинкой». Кристина стала первым американским транссексуалом, открыто рассказавшим о своей жизни и операции по смене пола. Это также усилило общую обеспокоенность по поводу устойчивости традиционных понятий сексуальной идентичности и гендерных ролей.

В «Бунтаре без причины» эти темы выражаются в образе Джона «Платона» Кроуфорда, сыгранного Солом Минео. Намеки на гомосексуальность Платона в фильме были достаточно тонкими, однако, как выяснилось, не настолько, чтобы цензура не обратила на них внимания. Чиновник, ответственный за присвоение фильму определенного рейтинга, прислал продюсеру Джеку Уорнеру предупреждение о том, что в семейной картине гомосексуальные отношения между Джимом и Платоном не должны даже подразумеваться (в реальной жизни режиссер фильма Николас Рэй и Джеймс Дин были бисексуалами, а Сол Минео – геем).

Персонаж Энн Доран предстает в фильме не просто как причина тревоги для сына. Она, кроме того, совершенно выхолащивает собственного мужа. Фрэнк Старк, сыгранный Джимом Бакусом, в ключевых сценах носит фартук с оборочками, а в одном эпизоде спешит убрать беспорядок, пока жена не увидела. В конце концов Джим настолько раздосадован неспособностью отца объяснить ему, что должен представлять собой мужчина, что буквально набрасывается на него с кулаками. Таким образом, Фрэнк Старк воплощает растущую обеспокоенность общества как тем, что пригородный дом стал матриархальным, так и тем, что «человек организации» превратился в одомашненного кастрата. Примечательной иллюстрацией этой обеспокоенности стало эссе Артура Шлезингера «Кризис американской мужественности» (1958). В нем он обвиняет в наступлении этого кризиса мужчин, слишком много времени проводящих в группах и безликих организациях. Шлезингер пишет следующее: «Одна из наиболее вредных доктрин современности – это доктрина общности»{284}. Хотя он и не возлагает всю вину на мать, но говорит о том, что группы дают мужчинам «безопасность утробы», таким образом подчеркивая их женское начало. Короче говоря, конформизм и группы оказываются подозрительно «немужественными». Социолог Дэвид Рисмен в «Одинокой толпе» предполагает даже, что обеспокоенность мужчин своими сексуальными успехами обусловлена женами пятидесятых. Он пишет: «Относительно неэмансипированные жены и социально приниженные любовницы сосредоточенных на себе мужчин не могли серьезно влиять на их успехи на сексуальном фронте»{285}.

Именно поэтому битники стали олицетворять возрождение мужественности. Они оставили дом позади, чтобы отправиться в путь, на котором за женщин приходилось сражаться. Женщины при этом были лишь эпизодом кочевой жизни. Как отмечает английский профессор Сьюзан Фрайман, крутизна стала принципом мужественности, определяемым отказом от всего материнского. Этот принцип выражал презрение к общепринятому порядку и в то же самое время принимал стандартные взгляды на гендерные роли. По словам Фрайман, битники «стремились придать мужскому кочевому товариществу характер принципиального бегства от женщины и ее общепринятой роли»{286}. Сами битники как будто повторяли замечание, сделанное Фрейдом в 1901 г. в письме Вильгельму Флиссу: «Ты же знаешь, что в моей жизни женщина никогда не могла заменить товарища, друга»{287}. Действительно, жена Фрейда, Марта, как пишет в своем дневнике ее подруга, с печалью признавала тот факт, что Флисс мог «дать ее мужу нечто большее, чем могла она»{288}. Когда Фрейду спустя несколько лет стало плохо в мюнхенском отеле, причиной этого он посчитал тот факт, что раньше бывал здесь с Флиссом, и это поразило его как «вышедшее из-под контроля гомосексуальное чувство»{289}.