Читать книгу "Лоуни - Эндрю Майкл Херли"

Но в ответ я услышал только шорох камыша и плеск чернильно-черной воды, покрытой белыми хлопьями.

В первый момент я подумал, что пошел снег. В этих местах это не является чем-то неслыханным даже поздней весной. Но когда я приблизился к боярышнику, то увидел, что в нем со всей яростью проснулась жизнь, намного раньше, чем должна была бы, как и в яблонях и зеленой траве вокруг «Якоря». Все его искривленные, в шишках, ветки покрылись лепестками, как гирляндами. И мне вспомнились белые розы в руках отца Уилфрида, когда он лежал в гробу.

В дюнах мне пришлось тащить велосипед через перевал, поскольку ветер навалил на дороге кучи песка с фут высотой. Я увидел следы Хэнни вместе с отпечатками автомобильных шин. Леонард проехал здесь, причем совсем недавно.

Я снова позвал Хэнни, надеясь, что он мог прятаться где-то в тростнике. Вокруг трава стелилась под ветром, над головой проносились серые тучи. Я ждал.

Прилив уже подступал. Пески медленно погружались под воду, а на выходе, уже почти у Стылого Кургана, сгибаясь под ветром, показалась фигура в развевающейся белой рубашке. Это был Хэнни. На плече у него висела винтовка.

Я сложил рупором ладони и крикнул, но он, конечно, не мог меня услышать. И на самом деле слава богу. Меньше всего я хотел, чтобы он решил возвращаться теперь, когда прилив набирал ход. Пусть лучше идет и ждет там.

Я бросил велосипед у дота и побежал через пески, держась близ указательных столбиков, насколько это было возможно. Местами воды не было вообще, но чем дальше я продвигался, тем больше под порывами ветра песок уходил в глубокие провалы, края которых опасно расходились, когда я перепрыгивал через них.

Вокруг меня все стонало и ревело. Море бросалось на берег пенистой волной. Мимо в серой воде проносились коряги и водоросли, они кувыркались, расщеплялись, а потом засасывались течением в морскую глубину.

Справа я различил одну из тех временных троп, которые вода и ветер, объединившись, намывали временами в Лоуни. Это были длинные хребты песка, которые могли быть видны только при высоком приливе, когда только они одни и возвышались над водой. Я переправился через вязкий песок, поднялся на самую высокую точку песчаного хребта и увидел, что тропа длинной лентой вьется в сторону Стылого Кургана.

Однако даже эта тропа исчезла под водой еще задолго до того, как я добрался до него.

Почва под ногами ускользнула, и я погрузился в воду.

Дыхание схватило, как от удара, холодом, в паху вместо живой плоти я ощутил твердый комок. Меня тянуло вниз, в тяжелую стылую воду, и я бил ладонями, стараясь ухватиться за что-нибудь, за какой-нибудь кусок пластика или дерева, за который я мог бы держаться, но вода все выбивала из пальцев, и мне не оставалось ничего иного, как плыть изо всех сил к берегу Стылого Кургана.

В те времена я неплохо плавал. Я вполне выносил холодную воду и не боялся глубины. Вокруг немного нашлось бы ручьев и водоемов, которые бы я не исследовал. Но ласковые воды Хайгетских — это было одно, и совсем другое — Лоуни. Море яростно вздувалось, окружая меня со всех сторон, и как будто стремилось затянуть меня под воду. Казалось, там что-то шевелилось, хватало и засасывало одновременно. Я пригоршнями глотал соленую воду и, давясь, выплевывал ее в приступах яростного кашля. Горло и нос у меня горели.

Казалось, я совсем не двигался вперед, и после новых отчаянных попыток приблизиться к берегу мне пришло в голову, что я достиг той точки, когда начинаешь тонуть — борешься, уходишь под воду, снова всплываешь. И тогда паника охватила меня. Я почти не чувствовал своего тела. Пальцы скрючились и окоченели. Скоро я слишком устану, чтобы двигаться. И что потом? Боль в легких. Тишина. Ничего!

Еще одна серия отчаянных ударов по воде — и небо, Стылый Курган и мелькающий горизонт встали вертикально сначала в одной последовательности, потом в противоположной, но в яростной борьбе за жизнь на этих исполинских качелях я осознал присутствие какой-то фигуры на берегу. Потом она ускользнула в темноту под водой, но вскоре берег и фигура появились снова — и неожиданно ближе. Что-то было толчком брошено мне. Я протянул вперед руку и понял, что мои пальцы уцепились за потертый кожаный ремень. Я почувствовал, как что-то более сильное, чем прилив, тянет меня. Руки и ноги наконец заскребли по прибрежной гальке, и вот уже море ослабило свою хватку. Надо мной стоял Хэнни. Я выпустил ремень винтовки, и брат опустился на колени и коснулся моего лица. Я с трудом мог дышать. Вместо слов из горла вылетали неясные звуки. Хэнни сложил пальцы чашечкой и прижал к уху, желая, чтобы я повторил то, что пытался сказать, но я оттолкнул его, и он отошел к камням и сел, положив винтовку на колени.

Все еще дрожа, я стащил куртку и свитер и изо всех сил выкрутил их, чтобы выжать воду.

— Почему ты ушел вот так? — наконец выговорил я. — Почему ты не сказал мне, куда ты идешь?

Хэнни смотрел на меня.

— Ты идиот, — продолжал я, оборачиваясь в сторону песков, которые теперь полностью исчезли под водой. — Мы сегодня утром должны ехать домой. И как, черт тебя побери, мы теперь вернемся? Все будут гадать, куда мы девались. Мать будет злиться, а по шее получу я. Когда ты делаешь какую-нибудь глупость, это всегда моя вина. Ты ведь знаешь это, правда, Хэнни?

Хэнни похлопал по карманам и достал своего пластикового динозавра.

— Ты всегда просишь прощения, Хэнни, — вздохнул я, — но только почему ты не можешь сначала подумать, прежде чем что-то сделать?

Хэнни долго смотрел на меня. Потом он наклонил голову и, порывшись в карманах, вытащил маску гориллы. Я подошел к нему и отобрал маску, прежде чем он надел ее.

— Ничего ты не боишься, Хэнни, — сказал я. — Ты ведь не боялся, когда прокрался тайком из дому без меня? Не боялся сам прийти сюда?

Брат вряд ли отдавал себе в этом отчет, конечно, но я был все равно зол на него. Больше, чем следовало бы. И я бросил маску в море. Хэнни взглянул на меня и бросился к воде, стараясь вытащить маску при помощи винтовки. Он несколько раз пытался зацепить ее, но она наполнилась водой и исчезла. Он обернулся и взглянул на меня так, как будто хотел ударить меня. Потом остановился и посмотрел в сторону «Фессалии». Затем поцеловал ладонь.

— Нет, Хэнни, — сказал я. — Мы не можем туда идти и встречаться с ней. Больше не можем. Мы должны держаться подальше от этого места.

Он снова поцеловал ладонь и показал в ту сторону.

— Иисус Христос, Хэнни! Ты что, не понимаешь? Если нас найдут здесь, нам будет плохо. Мы должны сейчас спрятаться здесь, пока не наступит отлив. И тогда никто не узнает, что мы здесь были. Дай мне винтовку. Я буду караулить.

Хэнни отвернулся и прижал винтовку к груди.

— Хэнни, отдай.

Он покачал головой.

— Я не могу доверить ее тебе. Ты повредишь себе что-нибудь. Отдай винтовку.

Брат повернулся ко мне спиной. Я схватил его за руку и выкрутил ее. Он дернул руку и с легкостью освободился, пихнув меня на землю.