Читать книгу "Конец – молчание - Виктор Егоров"

– Мы с вами еще таких дел наделаем! А потом вместе в Россию вернемся… Там ведь даже сено по-другому пахнет!

Варгасов знал, что последнее время Баданов носит во внутреннем кармане пиджака белоснежный платочек, в котором лежит сохраненная с лета, высушенная солнцем травка – еще душистая, но уже такая хрупкая! Раньше он держал ее под подушкой. Теперь таскал с собой. Старческое чудачество или ясное сознание ежеминутной опасности? А может, предчувствие?

– Нет уж, Пауль… – Для Баданова Дима по-прежнему был Паулем Кесслером. Только не ярым «русским фашистом», а убежденным противником нацизма. – Нет! Не увижу я Россию: не доживу… Да и не простит она меня!

– За что, Алексей Платонович? Вы ведь не причинили ей вреда! Только себе. Одному себе! Но то, что вы сейчас делаете для родины…

– Полноте, друг мой… – Баданов стеснялся таких слов. Произнесенные кем-то, даже Кесслером, они смущали старика. – Я же – русский. Истинный русский! Как могу иначе себя вести, если творится такая страшная несправедливость?

И он продолжал борьбу. Даже тогда, когда понял, что к составу, который, по сообщению Вилли, должен везти на фронт командующих крупных соединений, вызванных в рейх, видимо, для очередной «накачки», и группу высших военных чиновников, брошенных на срочное инспектирование передовой, будет весьма трудно подобраться…

Центр, зная обо всех сложностях, не настаивал на операции. А Горин попросту отговаривал – риск был колоссальный! Но Баданов решил все же попробовать и затребовал в ночь перед отправкой необходимое количество мин. Он убедил Диму, Варгасов сумел уговорить Сергея Васильевича, а тот Москву.

Дима, получив всеми правдами и неправдами «добро», так обрадовался, что, переодевшись в штатское, явился ночью – в то самое время, когда Баданов должен был прикреплять мины замедленного действия, – в район запасных путей: там стоял поезд.

Варгасову казалось: если он будет неподалеку, то все у Баданова пройдет гладко, как и раньше. Оттого так неожиданно резко прозвучали среди ночной тишины тревожные свистки (охране чем-то не понравился путевой обходчик, она вызвала дежурного, и тот, нырнув под вагон, обнаружил мину). Потом Дима увидел тяжело бегущего в противоположную от него сторону Баданова (его уже настигали поднятые по тревоге автоматчики). Услышал противный визг и скрежет тормозов (наперерез старику мчались мотоциклы).

Варгасов, притаившись, дождался, когда все вокруг стихло, последними словами ругая себя – помочь не мог, только сам чуть не попал в облаву…

А утром на улице он лицом к лицу столкнулся с одним из русских «братьев фашистов».

После яростного, но безуспешного сопротивления – полицейских вокруг оказалось более чем достаточно – Дима очутился в гестапо, и его как «старого знакомого» препроводили к срочно вызванному из дома Лоллингу.

– Ну, вот мы и встретились… – потирая то ли от холода, то ли от радости руки, сказал оберштурмбаннфюрер, когда Диму ввели в его кабинет. – Разлука наша, правда, была довольно долгой, но «хеппи энд» – так, кажется, говорят ваши хозяева? – все же наступил. Никогда нельзя отчаиваться! Вы согласны со мной, господин Кесслер? Или я вас неверно называю? Так подскажите мне, мистер…

За непринужденной болтовней Лоллинг старался скрыть свое ликование. Но это ему не очень-то удавалось! Да и зачем, собственно, скрывать? Что тут зазорного? Долго не могли взять младшего Кесслера? Бывает… Попался он совершенно случайно, и даже не его людям? Тоже бывает… Важен факт – британский разведчик сидит в гестапо. Лоллинг его упустил, но к Лоллингу он и пришел, пусть не совсем добровольно.

Во всяком случае, доложит об этом Мюллеру именно он.

Но хорошее настроение довольно скоро покинуло оберштурмбаннфюрера. Только было он собрался как следует поговорить с задержанным, раздался звонок, и его попросили доставить арестованного в абвер.

Лоллинг расстроился… А потом взвился: этот хитрец Канарис любит, чтобы каштаны из огня таскали для него другие. Он пытался протестовать, нажал на все кнопки, но пришлось уступить: английский агент требовался военной разведке для радиоигры – очередной задумки Канариса, одобренной самим фюрером.

Где-то в полдень Лоллинг покорно согласовал с абвером удобный для его руководства час свидания. В последнюю минуту оберштурмбаннфюреру попался на глаза Беккер, сказавший, что вид у бедняги Освальда, которому поручено отвезти англичанина, – не из лучших!

Лоллинг задумался: «У Кёгеля действительно была нелегкая ночь и впереди такая же… А что, если с Кесслером поехать именно Беккеру? Он произведет, конечно, лучшее впечатление, чем Кёгель. И так о гестапо бог знает что говорят! Пусть посмотрят, что в ведомстве Мюллера есть образованные люди, вроде Эриха Беккера. Такие сами вполне сумели бы обработать Кесслера! Разве только “маленький адмирал” захочет выдать удачу Лоллинга за свою?»

С Димой разговаривал не глава абвера, а один из его помощников, некто Пикенброк: шефа куда-то срочно вызвали.

Пикенброк весьма доброжелательно, полностью в духе «Лисьей норы», беседовал с «томми» о необходимости переориентации, коль скоро провал налицо, о том положительном, что извлекут обе стороны из нового союза и «радиоигры», в которую, если, конечно, господин Кесслер сочтет разумным, можно будет поиграть с его бывшими работодателями…

Варгасов, сидевший по другую сторону массивного стола, кивал головой, изображая глубочайшее раздумье. А сам исподволь рассматривал обстановку и искренне сожалел, что оказался гостем не самого Канариса, о котором был весьма и весьма наслышан…

Пикенброк разрешил Варгасову подумать, так как тот заявил, что не готов сказать ни «да» ни «нет», поскольку предложение абвера для него неожиданно.

– Конечно, дело серьезное, надо все взвесить! – Помощник Канариса вполне понимал этого англичанина.

Договорившись, что тот известит через Лоллинга, когда придет, к какому-то выводу, Пикенброк пригласил Беккера и, передавая ему арестованного, сказал, что они предварительно все обговорили, что хорошо бы некоторое время не тревожить господина Кесслера. «Очкарик», щелкнув каблуками, молча наклонил голову.

И снова они петляли гулкими коридорами: Беккер, Дима, а за ними по пятам, похожие друг на друга, как близнецы, молчаливые охранники.

…«Здесь такое место, где птица Симорг сбрасывает свои перья, богатырь роняет щит, а газель ломает копыта…» – с тоской вспомнилось Варгасову.

Беккер подошел к часовым, стоявшим у дверей, и, показав пропуск, сказал им что-то смешное, отчего они подобострастно заулыбались.

Пока остальные предъявляли документы, штурмбаннфюрер вышел на крыльцо, придерживая Диму, за локоть. Дверь захлопнулась, отсекая замешкавшихся эсэсовцев. И тут Беккер посмотрел Варгасову прямо в лицо: тот не успел, как в машине, отвести взгляд.

Дима не понял, что было в этих близоруких, спрятанных за толстыми стеклами очков глазах. Но когда Беккер, бессознательно поправив указательным пальцем очки, быстро оглянулся на дверь и снова впился взглядом в лицо Варгасова, Дима сообразил: кажется, надо что-то делать.