Читать книгу "Ночь с Марией. Рассказы - Олег Михалевич"

Серов опустил объектив ниже, на Зоины ноги, но она быстро распознала коварный замысел.

– Стоп. Поменяй ракурс. И вообще, камера – это по моей части, займись лучше своими героями труда.

Забрав фотоаппарат, Зоя с энтузиазмом защелкала затвором, наводя объектив на далекую кромку берега Моозундского пролива, на скромную рулевую рубку «ТЩ–72» с зависшей над ней в недоумении чайкой. Через три минуты видовой ряд был исчерпан.

«Верный» отошел, наверное, на километр, толстый стальной канат натянулся, но тут же под собственной тяжестью провис вновь и исчез в воде между двумя судами. «Казалось, – быстро вписал в блокнот Серов образ для будущей статьи, – „ТЩ“, словно взорвавшись накопленной за годы простоя энергией, сам бесшумно рванулся вперед, в последний рейс, и под его форштевнем прощальной песней закипели пенные буруны». Он еще немного поразмышлял нам полученным образом, применение его означало, что в таком же поэтическом стиле надо выдержать весь репортаж и, вздохнув, убрал блокнот в карман ветровки. Теплое летнее солнце висело еще высоко, уходить с палубы, а еще больше от Зои не хотелось, но она была права. Работу лучше сделать сразу, иначе, по закону подлости, произойдет что-нибудь такое… Хотя что может случиться на буксируемом «ТЩ» в такую погоду, когда до Ленинграда по Финскому заливу оставалось всего часов восемь – десять ходу?

По вертикальному трапу Серов забрался в рулевую рубку. За огромным деревянным штурвалом стоял Павел Емельянович Гудзь – худощавый мужчина лет семидесяти с глубоко изрезанным морщинами лицом, которое идеально подходило под образ «словно неприступная скала, иссеченная ветром и волнами». Серов опять потянулся к блокноту и спросил:

– Извините за нескромный вопрос. А вы зачем рулите? Нас же буксир тянет.

Первый вопрос был всегда самым важным. К представителям прессы народ, как правило, относился настороженно. Чаще всего непривычные к публичным выступлениям люди замыкались, слова приходилось вытягивать буквально клещами. Да и слова в результате выскакивали – словно взятые из передовиц газеты «Правда». Но это как спрашивать.

– Зачем? – Гудзь задумчиво потер нос кончиком указательного пальца. Серов заметил, что фаланги среднего и безымянного пальцев у собеседника отсутствуют и подумал, что об этом тоже обязательно надо будет спросить, но не сейчас – позже. – Так ведь, чтобы рыскал меньше. Да и делать – то все равно здесь больше нечего. А так – занятие.

– А правда, что вы на нем сорок лет провели?

– Сорок? Да, пожалуй, сорок так и будет. С перерывом небольшим.

– И что – все эти годы делать было нечего?

– Ну, так и нечего! – обиделся Павел Емельянович. – Я на нем шкипер – механик был. Каждый болтик своими руками перебрал. Каждую дырку сам залатывал, сам красил – он у меня как новенький всегда был. И куда только его не кидали. А то тоже – нечего!

– Постойте, Павел Емельянович, – перебил его Серов, – не обижайтесь. Скажите лучше, почему он называется ТЩ–72? И где остальные 71?

– Что?

Сбитый с ритма, Гудзь почесал небритый подбородок и признался:

– Да хрен его знает. Может, чтобы немца с толку сбить. Или потому, что какое-то время минным тральщиком был… Везунчик он.

Шкипер-пенсионер погладил медный нактоуз главного компаса, словно это был домашний любимец, и Серову показалось, что о корабле он тоже говорит, как о живом существе.

– Везунчик?

– А то! После первой мировой Балтика была минами нашпигована, как булка изюмом. Все портовые буксиры и катера, что помощней были, кинули на расчистку. А у тральщика судьба короткая. Только этот и уцелел. Потом баржи по Даугаве буксировал, а в Отечественной войне его на Ладожское озеро перегнали, приварили две зенитки, аппарат торпедный и в бригаду торпедных катеров кинули. Те вообще больше трех месяцев не живут. Да и какой из него, тихоходного, торпедный катер? Но что значит «не родись красивым, а родись счастливым». Два «фокера» из своих пукалок сбил, да еще финский катер потопил, а ему – ни одной царапины. Немцы его как огня боялись. Герой Ладоги. Зря, что ли сейчас решили на постамент поставить! Потому и меняли ему номера постоянно, чтобы не опознать было.

Охваченный воспоминаниями, Павел Емельянович разволновался, захлопал себя по карманам потертой рабочей куртки, очевидно, разыскивая сигареты.

– Возьмите, – предложил Серов, доставая пачку дорогих американских сигарет «Winston», купленных на остатки выдаваемых морякам торгового флота бон. Сам он давно не курил, но сигареты, как рабочий инструмент, держал именно для таких случаев. – А я пока порулю.

– Порулите. Только…

– Не волнуйтесь, – правильно понял его Серов. – Три года назад я был штурманом дальнего плавания. Разберусь.

– Понятно. Слушай, штурман. – Гудзь глубоко затянулся, приоткрыл дверь и выпустил струю дыма наружу. – Раз уж такое дело – давай поговорим, как люди. У меня припасено кое-что для похода. Я там, в каюте, закуску быстренько с Ваньком сооружу, а потом Ванек тебя подменит. Так и приходи со своей дамой. Жена?

– Нет, – честно ответил Серов. – Думаю еще.

– И думать тут нечего. Такая деваха! Сразу и помолвку отметим. Да был бы я моложе…

Зое наскучило стоять на палубе одной, она тоже поднялась в рулевую рубку и едва разминулась с выходящим шкипером.

– Постойте минутку, – попросила она. – Здесь хороший ракурс, я сделаю пару снимков.

– Так незачем, красавица. Кому нужна моя старая физиономия?

– Всем. Мне, например.

– Вам?

– Естественно. Что же я покажу в редакции? А еще вашим детям и внукам.

– Ну, если внукам… Я же тебе говорил! И не думай! – Павел Емельянович подмигнул Серову, дождался, когда его счастливо улыбающуюся физиономию запечатлеют на пленку, и ушел.

Зоя убрала камеру в сумку, встала перед Серовым по другую сторону руля и потребовала:

– А теперь объясняй, о чем это вы тут без меня договаривались и что за намеки?

– Ты о чем? Я брал интервью о героическом прошлом, просто так корабль на пьедестал ставить будут. Вот Павел Емельянович мне и…

– Не ври, Серов. У тебя это плохо получается. И не прячь глаза. О какой помолвке вы говорили?

– И не вру я. Ты же знаешь, как пожилым людям хочется всех переженить. Ну, вот он и предложил.

– Это что – кто-то из вас сменил ориентацию, и он предложил взять тебя в жены? Или наоборот.

– Слушай, не загораживай мне горизонт, я же рулю.

– Не пудри мне мозги, Серов. Куда рулить, если нас буксир тянет. И не уходи от ответа.

– Да не ухожу я никуда. Павел Емельянович спросил, жена ты мне или нет, и предложил отметить помолвку прямо здесь. Стол пошел накрывать. Вот.

По спине Серова побежала струйка пота. В последнее время в присутствии Зои вся его циничность и находчивость испарялись без следа.