Читать книгу "Бох и Шельма - Борис Акунин"

С другой стороны, нужно ли верить попам? Может, они это для своего удобства измыслили, чтобы людей пугать. Нет, наверное, никакого Страшного Суда, брехня всё. Семь лет назад был у Шельмы напарник, поп Лужка. Устроились они на дороге в Троицкую обитель, куда паломники к старцу Сергию Радонежскому за наставлением ходят. Яшка изображал на перекрестке юродивого. Показывал богомольцам, которые побогаче, как к праведнику дойти: тропочкой, через лес. А там, в чаще, стоял скит, где сидел Лужка, кормил ручного медведя, представлял из себя святого старца. Поп изрекал мудрое, принимал подношения на обитель. Хорошо поживились. Лужка был враль и выверт каких мало, а тоже боялся Страшного Суда. Бывало, напьется и плачет, что черти его будут на огне жечь. И хорошо бы, потому что в конце концов Лужка надул товарища – сбежал со всем хабаром. Непременно его за это покарает Господь.

Кроме философского думалось про земное, привычное.

Что-то засомневался Яшка, надо ли ему уезжать за моря. Там, конечно, порядку больше и богатому купцу есть где развернуться. Это правда. А на Руси жуть, на Руси татары, на Руси нет закона торговому человеку в защиту. Тоже правда.

Однако где жуть, там и прибыль – давно известно. Татары ныне – от дохлой кобылы хвост. А что касаемо беззакония, то это страшно для слабого, для сильного же очень даже приятно. С ярлыком, с грамотой от самого великого князя Шельма попадал в сильные, на кого никакой посадник-воевода не тявкнет. С пятнадцатью пудами серебра, да с алмазной змеей, которая того серебра вдесятеро дороже, да с государевым покровительством, да с беспошлинностью – это ж как развернуться можно!

И было еще одно соображение, немаловажное. В Европе рано или поздно могут явиться от Боха – тот же (брррр!) Габриэль. У Ганзы всюду свои лазутчики. А на Руси поди-ка, немчура, сунься к государеву подзащитнику.

Вот и гляди, нужно уезжать в чужие края либо нет.

Если прискучивало философствовать и прикидывать будущее, Яшка запускал буланого вскачь, носился по полю широким кругом – прочистить голову ветром. Далеко от своих, впрочем, не отъезжал, мало ли. И постреливал во все стороны взглядом, потому что у умного человека глаза всегда в работе: нет ли где какой опасности или, наоборот, выгоды.

На третий день медленного пути, верстах в тридцати от поля брани, остановился над одним из мертвецов. Их тут было меньше, но все еще попадались.

Сначала внимание привлек издохший конь – белый, тонконогий, чистых арабских кровей, хоть царю под седло. Потом посмотрел на лежавшего здесь же покойника да присвистнул.

Это и был царь. Верней хан, что одно и то же.

Мухаммед-Булак, некогда прекрасный собой юнош и законный государь Золотой Орды, а ныне просто голый труп с рассеченным затылком. Видно, под ханом споткнулся скакун, и налетела погоня, да не разбирая рубанули с плеча, а после ободрали вчистую.

Вон оно как с ферзями-то бывает…

Подъехали телеги.

– Знакомого встретил, Яков Дмитрич? – спросили у Шельмы сочувственно.

– Да. Боярина одного сынок.

– А похож на татарина.

– Мать у него татарка. Похороните его честно, ребята.

Закопали Чингисханова потомка наскоро, неглубоко. Сверху выложили крест из камней – дерево в этих голых краях взять было негде. Один дружинник знал молитвы, попел немножко, да и поехали дальше.

Не то чтоб Шельме было жалко оставлять высокородного отрока, несосватанного жениха на поклев воронам, но есть правило: видишь нечто, имеющее ценность, не оставляй на дороге, прибери в укромное место. Может, после пригодится.

И ведь пригодилось.

Еще через два дня, в диком поле, случилось нехорошее.

На дальнем кургане откуда ни возьмись вырос всадник в малахае. Поднял руку с нагайкой, и через минуту вокруг, будто из-под земли, собралось не меньше сотни других.

Татары! Готовятся напасть!

Тарусцы сбились вокруг повозок, загалдели.

Было их человек сорок, половина израненные. Погибать всегда неохота, а после победы, недалеко от родного дома – особенно.

– Пропали мы! – кричали одни.

– Биться будем или как? – вопрошали другие.

Им отвечали:

– Как биться-то? Стрелами истыкают, а нам и укрыться негде.

И все смотрели на Яшку – что прикажет.

Он опомнился от испуга первым.

– Всем здесь быть! Я поеду к ним, поговорю. Если махну шапкой, не ждите меня, езжайте дальше.

– Куда на погибель, Яков Дмитрич? Лучше вместе ляжем! Может, пронесет Господь!

Но какой там «пронесет» – конники уже начали спускаться с холма, разгоняться для атаки.

Шельма пришпорил коня, помчался навстречу, размахивая рукой.

Кричал по-татарски:

– Эгегей! Погодите! Не стреляйте!

Татары остановились. Куда им было торопиться?

Подъехав, Яшка объявил:

– Я свой, татарин. Переоделся после битвы, прибился к русам. Кто у вас начальник?

– Ну я, – ответил сотник.

– А над тобой кто?

– Давлет-бек.

– Веди меня скорей к нему. Дело великой срочности и важности!

– Да кто ты такой? Из какого улуса? Кому служишь?

– Я человек благородного Шарифа-мурзы. Слыхал про такого?

– Как не слыхать…

Сотник глядел то на Шельму, то на обоз. Во взгляде читалось недоверие.

– А может, ты нас от русов уводишь? Что у них в повозках?

– Убитые и раненые. Нельзя время терять! Поспешим! Если что – догоните их. Куда они в степи денутся? Скачем к вашему беку. Скорее!

Юзбаш нехотя развернул коня.

– Ладно. Но если соврал, пожалеешь.

Махнул Яшка своим – езжайте, увозите мое серебро, и поскакал с татарами.

Меньше чем через час прибыли они к немалому становищу, подле которого пасся огромный табун лошадей. Пока мчали рысью, сотник объяснил, что они, люди Давлет-бека, ловят осиротевших коней, которых после битвы по степи бегает множество тысяч, и отбирают самых лучших. Видно, бек этот был не дурак. Сообразил, что и от поражения можно поживиться.

Очень хорошо, что не дурак.

– Верно ли, что ты слуга Шарифа-мурзы? – вот первое, что спросил, выслушав сотника, горбоносый, узкоглазый татарин в грязном шелковом халате, перепоясанном красным кушаком. – Я знаю Шарифа-мурзу. Ну-ка, какая у него любимая присказка?

– «Чтоб мне не насмешить Аллаха», – ответил Яшка и сразу перешел к делу.