Читать книгу "Гобелен - Фиона Макинтош"

Джейн хотела замолчать – это ведь удается нормальным людям, когда их загоняют в угол, – но слова сами слетали с языка.

– На самом деле я думала о вашей покойной жене, – выдала Джейн и тотчас мысленно раскаялась, ибо открыла ларец, который следовало держать запертым.

– О моей жене? – ровным тоном переспросил Джулиус. – Вы ее не знали – как вы могли о ней думать?

Джейн улыбнулась в надежде, что сумеет сгладить впечатление и выпутаться, если наговорит комплиментов.

– Я пыталась представить, какая она была.

– И какую же картину нарисовало ваше воображение?

Джейн плотнее закуталась в плащ. Взглянула на лестницу – дескать, сейчас уйду, просто не хочу быть грубой.

– Ну, как вам сказать… Покойная миссис Саквилль представлялась мне хорошо сложенной и грациозной. Думаю, она была одаренной музыкантшей, изящно танцевала, умела вышивать. Конечно, она была очень хороша собой – золотистые локоны, фарфоровая кожа, глаза – как сапфиры.

По замыслу Джейн, такой словесный портрет должен был польстить самолюбию безутешного вдовца.

– Ничего подобного, – ледяным тоном возразил Саквилль. – Ваше воображение пребывает под влиянием светских критериев, определяющих идеал женщины. Кстати, я не разделяю общественные вкусы, то есть не испытываю восхищения перед подобными женщинами. О нет, моя жена была совсем другой. Миниатюрная, с волосами как вороново крыло, у нее были удивительные глаза. Мне они всегда напоминали морскую гальку – порой становились черными, как смола, порой – серыми, как гравий. Она была родом из Венеции. Вы бы, пожалуй, назвали ее чернавкой; я считал божеством. Необычная, загадочная… а временами и опасная женщина. – Джулиус тряхнул головой, заговорил так, будто был один: – Что за необузданный нрав! – Он осекся, вспомнил, где находится. – Моя жена не вписывалась в английское высшее общество, высмеивала английских аристократов. Не умела вышивать, не малевала этюдов, не бренчала на клавесине. Думаете, я взял в жены дочь какого-нибудь венецианского дожа? Ничего подобного. Мы познакомились в Европе; я путешествовал, она служила моей переводчицей. Знала несколько европейских языков – но милее всего была мне, когда шептала по-итальянски в супружеской постели.

Джейн густо покраснела от столь откровенного признания, а в следующий миг ощутила болезненный укол ревности.

– Она умела меня рассмешить, – продолжал Джулиус, – что мало кому удается. А еще она заставила меня рыдать от горя. После ее смерти я ни разу не смеялся и ни разу не плакал, ибо два эти полюса человеческого настроения находились в ее ведении. Она забрала с собой в могилу и мой смех, и мои слезы.

Джейн едва осмеливалась дышать – так близко подошел к ней Джулиус, так страстно говорил ей прямо в лицо.

Они уставились друг на друга; внезапно Джейн будто окаменела под его взглядом, почувствовала себя совершенно беспомощной. Что за власть у него над нею? Джейн понимала: стоит ей сейчас моргнуть, сглотнуть, вздохнуть – и наваждение исчезнет, чары рассыплются. И она не шевелилась. Напротив – когда Саквилль запечатлел на ее губах нежнейший поцелуй, она на него ответила. Мягкий и ласковый, поцелуй внушил ей чувство защищенности, но губы Джулиуса стали настойчивее, увлажнились. Джейн едва сдерживалась, чтобы не ответить на его страсть, и все-таки в считаные секунды, что длился поцелуй, на внутренних веках у нее заплясали цветные вспышки. Джейн поверить не могла в свои ощущения. До сих пор такого с ней не случалось; ни с кем не видела Джейн разноцветных вспышек. Уж не их ли имеют в виду, когда говорят о звездочках перед глазами? Пока Джейн раздумывала, Джулиус отпрянул, больно ранив ее душу своей поспешностью.

– Боже, что со мной? Простите меня, – сказал он. Голос сорвался, будто Джулиус собрал эмоции в ладонь и стиснул кулак. – Мое поведение недостойно джентльмена.

– Вам удалось рассеять мои тревоги, – молвила Джейн, рассчитывая, что этой фразой смягчит смущение Джулиуса, не открыв своих чувств.

Джулиус действительно вздохнул с облегчением – но все-таки сделал шаг от Джейн.

– Должно быть, я в помрачении рассудка, если позволил себе воспользоваться ситуацией.

А ведь они всего-навсего поцеловались! Поцелуй длился несколько секунд. Джейн вспомнилась новогодняя вечеринка на дискотеке. Там парни полагали, раз во время поцелуя можно успеть досчитать до десяти в обратном порядке, значит, позволительно засунуть девушке язык в рот, а руки – под блузку.

– Жаль, что вам это причиняет такую боль, – вымучила Джейн, проигнорировав внутренний голос (возможно, голос Уинифред), вопящий, что поцелуй, хоть и краткий, в откровенности не уступал полноценному сексуальному контакту.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Саквилль.

– Воспоминания о вашей жене.

Он тряхнул головой.

– Минуту назад я о ней не думал. Я думал лишь о вас, Джейн. Кроме того, я радуюсь боли, сопровождающей мысли о моей жене, – печально продолжал Саквилль, – ибо эта боль напоминает мне, что я еще жив – даром что временами чувствую себя мертвым.

– Мне знакомо это ощущение, – призналась Джейн.

Саквилль сдвинул брови.

– Как такое возможно?

– В настоящий момент, – принялась объяснять Джейн, – я нахожусь в растрепанных чувствах, во власти страха и под действием… – Она хотела сказать «под действием адреналина», но спохватилась – ни Джулиус, ни Уинифред не знают таких слов. – Под действием тревоги за мужа, которому угрожает смертельная опасность.

– Разве человек, поднявший оружие и знамя на законного правителя, не соглашается тем самым пожертвовать жизнью – неважно, от меча или от приговора судьи?

Она прикусила язык. Да не сорвется сейчас с него ни одно слово, ибо Джейн в словах Джулиуса слышалась только правда, в то время как Уинифред, даром что слабая физически, успела разозлиться – главным образом на Джейн, которая лгала ее устами.

Джейн сделала медленный вдох, мысленно переступила через возражения и гнев Уинифред.

– Разумеется, вы правы, Джулиус. Однако ваша правота не отменяет моего страстного желания спасти мужа. И вы – человек, переживший кончину любимой супруги – должны как никто понимать меня.

Джулиус немало удивил Джейн, стиснув ее плечо.

– На что вы надеетесь? Чего добьетесь в Лондоне, явившись вот так, с бухты-барахты? Вы рискуете жизнью – а есть ли в этом смысл? Разве леди в вашем положении способна влиять на решения короля или парламента?

Саквилль говорил искренне; в вопросах звучала мольба, без сомнения, исходившая из самого сердца.

Джейн подняла взгляд на его руку, все еще сжимавшую ее плечо.

– Чего я добьюсь, спрашиваете вы? – Она выдержала паузу, взглянула на Саквилля, улыбнулась. – Ровно того же, чего на моем месте добился бы мужчина. – Сейчас в ней говорила жительница двадцатого века.

Саквилль округлил темные глаза, хватка пальцев ослабла, из груди вырвался стон.