Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

– Остохожно! – ойкнуламадемуазель. – Я боюсь!

Все-таки женщина есть женщина, даже такаясмелая.

– Ничего, – успокоил ее я. –Пока взрыватель не включен, бояться нечего.

– Я все думаю про второй сюрприз месьеФандорина, – вдруг заговорила мадемуазель по-французски, и ее голосдрогнул. – Не состоит ли он в том, что бомба взорвется в любом случае,разнеся на куски и нас, и доктора Линда, и его высочество, а камень потом, каки сказал месье Фандорин, подберут среди обломков? Для царя главное – сохранить«Орлов» и избежать огласки. Для месье Фандорина – отомстить доктору Линду. Чтовы думаете, Атанас?

По правде сказать, ее подозрения показалисьмне очень даже правдоподобными, но, немного подумав, я нашелся, что возразить:

– В этом случае нам дали бы не настоящийкамень, а подделку. Тогда можно ничего среди обломков не искать.

– Ас чего вы взяли, что в шаре подлинный«Орлов»? – нервно спросила она. – Ведь мы-то с вами не ювелиры. Вынажмёте кнопку, и тут же грянет взрыв! Вот и выйдет обещанный сюрприз, про которыйнам с вами ни в коем случае нельзя было узнать.

У меня внутри всё похолодело – слишком ужверным выглядело это предположение.

– Значит, такова наша судьба, –сказал я, перекрестившись. – Если вы угадали правильно, то это решениепринято высшей властью, и я исполню всё в точности. Но вам не нужно входить вчасовню. Когда нас привезут, я скажу кучеру, что в вашем присутствии нетнадобности – я заберу Михаила Георгиевича сам.

Мадемуазель крепко сжала мне руку.

– Благодарю вас, Атанас. Вы вернули мневеру в человеческое благородство. Нет-нет, я пойду с вами. Мне стыдно, что ямогла заподозрить Эраста в вероломстве. Для него камень, даже такой особенный,не может быть дороже жизни ребенка. И наших жизней тоже, – тихо закончилаона.

Вторая половина ее короткой, прочувствованнойречи несколько испортила приятное впечатление от первой, и всё же я былрастроган. Хотел ответить на пожатие ее пальцев, но это, пожалуй, выглядело бычрезмерной вольностью. Так мы и ехали дальше, и ее рука касалась моей.

У меня, в отличие от мадемуазель, не былоуверенности в благородстве господина Фандорина. Представлялось весьмавероятным, что в самом скором времени земное существование Афанасия Зюкиназакончится, причем не тихим и незаметным образом, как следовало бы по всейлогике моей жизни, а с неприличным шумом и грохотом. Компания Эмилии делала этумысль менее отвратительной, в чем, безусловно, проявлялось качество, которое яне терплю в других и всегда старался подавлять в себе – малодушное себялюбие.

А между тем в наглухо закрытой каретестановилось все трудней дышать. У меня по лицу и сзади, за воротник, стекаликапли пота. Это было неприятно и щекотно, но я не мог вытереться платком – дляэтого пришлось бы отнять руку. Мадемуазель тоже дышала учащенно.

Внезапно мне пришла в голову простая истрашная мысль, от которой пот заструился еще обильней. Я попробовал тихонько,чтобы не вспугнуть мадемуазель, просунуть руку в узелок и открыть крышку шара.Однако щелчок все же раздался.

– Что это был? – встрепенуласьмадемуазель. – Что был этот звук?

– Замысел Линда проще и коварнее, чемпредставляется Фандорину, – сказал я, хватая ртом воздух. – Яполагаю, что доктор приказал возить нас в этом заколоченном ящике до тех пор,пока мы не задохнемся, а после преспокойно забрать «Орлова». Только ничего унего не выйдет – я включаю взрыватель. Пока я в сознании, буду держать бомбу навесу обеими руками. Когда же иссякнут силы, шар упадет…

– Vous etes devenu fou! –воскликнула мадемуазель, рывком высвободила руку и схватила меня залокоть. – Vous étes fou! N'y pensez pas! Je compte lesdétours, nous sommes presque la![29]

– Поздно, я уже надавил, – сказал яи крепко сжал шар обеими руками.

А еще через минуту карета и в самом делеостановилась.

– Ну, выхучай Господь, да? – шепнулаЭмилия, и перекрестилась, но не по-православному, а на свой католический лад,слева направо.

Дверца отворилась, и я сощурился от яркогосвета. Никто мне глаз не завязывал, и я увидел облупленную стену маленькойчасовни, а поодаль, в сотне шагов, башни и колокольни большого старинногомонастыря. Ступив на подножку, украдкой осмотрелся по сторонам. У пруда сиделис удочками рыбаки, а на краю ближнего сквера зеленел свежей листвой узловатыйдуб, в дупле которого предположительно прятался старший агент Кузякин. На душестало чуть-чуть спокойней, хотя ненадевание повязки, вероятнее всего, означало,что живыми Линд выпускать нас не намерен. Мадемуазель высунулась из-за моегоплеча и тоже принялась оглядываться – ах да, она ведь оказалась здесь безповязки впервые. Ничего, господин доктор, подумал я, пропадем, так вместе свами, и прижал к груди узелок.

Кучер, стоявший сбоку от распахнутой дверцы,схватил меня за локоть и дернул: слезай, мол. Я поморщился – такая силища былав этих стальных пальцах.

Ржавая дверь с увесистым навесным замком,почти не скрипнув, открылась нам навстречу.

Я вошел в полутемное помещение, болеепросторное, чем казалось снаружи, и увидел несколько мужских фигур. Прежде чемуспел их разглядеть, дверь за нами закрылась, но от этого свет не исчез, а лишьсделался из сероватого желтоватым – на стенах висело несколько масляных светильников.

Людей Линда было четверо. Прежде всего яобратил внимание на седого сухонького господина с безгубым, нерусским лицом и встальных очках. Неужто это и есть доктор Линд? По обе стороны от него стоялидвое высоких и плечистых, чьи лица тонули в тени, – надо полагать,телохранители. Четвертым был кучер, вошедший следом и привалившийся спиной кдвери, как бы отрезая нам путь к отступлению.

Один из телохранителей замахал рукой накучера, явно требуя, чтобы тот вышел.

Кучер кивнул, но не тронулся с места.

Телохранитель сердито указал пальцем на дверь.

Кучер скрестил руки на груди.

– Taubstummer Dickkopf![30]– выругался верзила.

Так вот почему возница вел себя с нами такстранно. Теперь понятно, отчего Линд не боялся, что бородач попадет в рукиполиции.

Второй телохранитель сказал, тоже по-немецки:

– Да черт с ним, пусть торчит. Ему, поди,тоже любопытно.