Читать книгу "Историческая личность - Малькольм Брэдбери"

– Ты думаешь, она хочет оставить Генри из-за меня? – спрашивает Говард.

– Конечно, она хочет его оставить, – говорит Флора, – вы не отправляетесь повидать Кэрков, если намерены остаться вместе. Это равносильно тому, чтобы обратиться в Планирование семьи за советом, как оставаться в безбрачии. И разумеется, совершенно очевидно, что разъезд имеет для нее свои преимущества, на что ты обязан ей указать. Я не сомневаюсь, что поведение Генри действует на нее самым разрушительным образом. И ты должен выглядеть заманчивой альтернативой.

Говард вешает полотенце на крючок; он говорит:

– Флора, ты меня пугаешь.

Флора, примостившись на краю ванны, смеется.

– Ах, Говард, – говорит она, – никак грехи твои находят тебя?

– Вряд ли это повод для восторгов, – говорит Говард.

– Ну ладно, – говорит Флора. – Если хочешь знать мое честное мнение, то она поиграет с этой мыслью, и погоняется за тобой, и попьет твое виски, но в конце концов убедится, что все-таки не может оставить Генри.

– Ты думаешь, он ей дорог? – спрашивает Говард.

– Не очень, – говорит Флора, вставая с ванны, – но она вложила в этот злополучный брак не меньше, чем он.

– Да, вот об этом я не подумал, – говорит Говард.

– Это очевидно, – говорит Флора, – через минуту тебе придется уйти. Пойдем, выпьем по-быстрому, прежде чем я тебя выдворю. Тебе это требуется, если судить по твоему виду.

Гостиная Флоры – длинная и темная с белым индийским ковром и кое-где рассеянными предметами мебели. Она ходит там в своей белой блузке и черной юбке, включая настольные лампы и плафоны. Их свет выявляет прямые линии простой современной мебели и текстуру некрашеных тканей. Комната Флоры это комната форм и красок, а не вещей, хотя кое-какие тщательно выбранные вещи и выделяются среди остальных: голубое аалтовское кресло у книжного шкафа, эстамп Хокни на стене, эпштейновский бюст на тиковом кофейном столике. Кухонька, сконструированная из промасленной древесины, выходит прямо в гостиную в дальнем ее конце; Флоре виден оттуда Говард, пока она открывает стенные шкафчики.

– У меня не слишком большой запас напитков, – говорит она. – Я бываю тут слишком редко, чтобы обзавестись погребом. Так что ты предпочтешь? Есть виски, и джин, и… виски.

– Я выпью виски, – говорит Говард, стоя в комнате.

– «Тичерз» или «Тичерз»? – спрашивает Флора.

– Да, пожалуйста, – говорит Говард.

Флора стоит в кухоньке и наливает виски из бутылки в две кубические массивные шведские стопки. Плафон светит с потолка прямо на нее; она великолепна, внушительна. Она возвращается и отдает одну стопку Говарду.

– Ладно, – говорит она, – присядь на минутку.

Говард садится в луковицу аалтовского кресла; Флора в своей черноте и белизне садится на простой серый современный диван с прямой спинкой.

– Ну, за тебя, Говард, – говорит она, – и за твою работу в мире.

– Пьем, – говорит Говард.

– Знаешь, я часто думаю, что в таких, как мы, есть что-то благородное, – говорит Флора, – встречаться вот так и столько нашего внимания и заботливости отдавать судьбам других, когда мы могли бы сосредоточиться на нашем собственном удовольствии.

– Да, – говорит Говард, – это по-особому альтруистичное занятие.

– Конечно, есть некоторое удовольствие в том, что мы делаем для них, – говорит Флора, – ведь иначе мы не хотели бы удержать наши жертвы только для себя.

– А мы хотим? – спрашивает Говард.

– Ну, тебе же не хотелось рассказать мне про визит Майры к тебе вчера вечером.

– Святость исповедальни, неразглашение врачебной тайны, это сугубо личное, – говорит Говард.

– Но ты же не веришь в личное, – говорит Флора, – и разгласишь все, что найдешь нужным. Нет, ты хотел оставить их для себя.

– Я хотел тебя, Флора, – говорит Говард.

– А потому помалкивал, чтобы я пригласила тебя в постель?

– Именно, – говорит Говард.

– И зря, – говорит Флора, – я бы все равно тебя пригласила.

– Правда? – спрашивает Говард. – Почему?

– По ужасной причине, – говорит Флора, – видишь ли, мне это с тобой нравится.

– Ничего приятнее ты ни разу мне не говорила, – говорит Говард.

– И никому другому, – говорит Флора.

– Значит, ты меня снова пригласишь. Флора сидит на диване и смотрит на Говарда.

– Нет, не знаю, – говорит Флора.

– Но ты должна, – говорит Говард.

– Я призналась, что хотела бы, – говорит Флора, – но долг зовет.

– Какой еще долг? – спрашивает Говард.

– Разве это не очевидно? – спрашивает Флора. – Мне ведь, безусловно, следует уложить Генри в постель с собой.

– Это нелепо, – говорит Говард.

– Но почему? – спрашивает Флора.

– Мы только что согласились, что Генри практически лишен пола.

– Я уверена, что так и есть, – говорит Флора, – но это ведь делается не только удовольствия ради.

– Ты хочешь сказать, – говорит Говард, – что теперь предпочтешь Генри мне?

– Предпочту только в одном смысле, – говорит Флора. – Я думаю, его нужда больше.

– О, черт, Флора, – говорит Генри, – это смешно.

– Ты ревнуешь, Говард, – говорит Флора.

– Ну, в отличие от тебя, я готов это признать, – говорит Говард. – Да, я ревную.

– Я не пытаюсь отбить его у тебя, – говорит Флора. – Мы можем поделиться им.

– Ревную не в этом смысле, – говорит Говард. – Я хочу тебя.

– Ну, мы будем встречаться в университете и вообще, – говорит Флора, – но сейчас половина десятого, выкатывайся, мне надо поработать. Тебя можно не провожать?

Говард поднимается из аалтовского кресла; он ставит свою стопку на тиковый кофейный столик; он идет к двери.

– Что же, спокойной ночи, Флора, – говорит он.

– Спокойной ночи, Говард, – говорит Флора. – Ну-ка, поцелуй меня.

Флора делает шаг к нему; они обнимаются на пороге комнаты.

– Говард, – говорит она.

– Да? – спрашивает Говард.

– Дай мне знать, если ты узнаешь что-нибудь очень интересное, – говорит Флора.

– Да, непременно, – говорит Говард, – это заставит тебя изменить решение?

– Там увидим, – говорит Флора. – Зависит от того, насколько интересным это будет.

Говард выходит на площадку.