Читать книгу "Хохочущие куклы - Татьяна Дагович"

Несмотря ни на что, Нора удивительно естественно сыграла свою роль. В загсе вовремя сказала «да». Его родители словно и не заметили странностей в поведении неожиданной невестки из другого города, так она им кивала и улыбалась. Мама вообще отнеслась с какой-то необъяснимой симпатией, по телефону всегда передавала приветы. Лучше бы они ругались, почему-то думал он, но сейчас такой возможности все равно не представлялось. Слишком далеко.

Вошел в подъезд, вызвал лифт. Странно, но его устраивала такая жизнь. На четырнадцатом этаже, где они снимали квартиру с одной спальней, он, скорее всего, застанет Нору стоящей у окна или на кухне, сидящей, сложив руки на столе, или на балконе. Поздоровается, она не ответит. Или все же ответит – ее полуулыбку, почти хитрую, он иногда принимал, иногда не принимал за ответ. Чаще – нет. Не обманывал себя. Но ему нравилось, что Нора есть в его жизни, что каждый вечер он возвращается в дом, в котором есть она. Странно жить с женщиной, не прикасаясь к ней, не разговаривая с ней, но ему давалось легко. Они ходили из комнаты в комнату, она садилась, вставала, проходила мимо него, он ужинал, смотрел по телевизору спорт, варил кофе, и все-таки ее присутствие было уже чем-то необходимым, придающем дню смысл. Он полюбил эту квартиру, ее множество окон, из которых виден горизонт.

Некоторое время ушло на то, чтобы сойтись с коллегами, но в итоге оказалось, что профессия значит больше, чем место рождения, – у них было много общего. Он быстро приспособился к их привычкам. Как и дома, бывали мероприятия, куда его звали прийти с женой, но он на удивление легко – у себя бы выкручивался, кормил всех отговорками – сказал что-то вроде правды: у жены синдром Аспергера, она не может прийти. Мало кто знал, что это за синдром, но слово звучало так серьезно – почти величественно, что к нему стали относиться с большим уважением.

Слово подбросила Леночка, в торопливой своей манере: хочешь – это слово бери, хочешь – другое, все они – чушь, но хорошо помогают. После побега он несколько раз встречался с Леной, хотя она все время была занята, озабоченна и даже, кажется, чем-то разочарована. Она очень помогла с документами, Нору бы без нее не вывез, даже не пытался бы. Лена утверждала, что все настоящее. Он как-то удивился вслух: не она ли говорила, что найти настоящую Нору невозможно? На что Леночка ответила своим обычным пренебрежительным смешком: «Надо же, а делал вид, что не слушаешь. Я сказала только, что ты этого никогда не сможешь. О себе я ничего не говорила». Его не покидало ощущение, что он сам оказался частью какого-то сложного плана – чужого. Только после побега стал догадываться, что Леночка, которую так ценил за ее обыденность, не так проста. Смешно – впору ведь было задуматься об этом в момент ее появления посреди дороги. В последнюю встречу решился задать Лене вопрос, мучивший его с той ночи. О мальчике. Не было ли у Норы сына. «А, ты опять все не так понял, – махнула Лена рукой. – Мальчик… это ее дерзость, от которой она отказалась, – так что проблемы нет. У нее не было никого – мать, как ты знаешь, умерла».

Когда лифт наконец спустился, подошла пожилая соседка с тринадцатого этажа, и он, категорически любезный, держал лифт, здоровался с ней «g’day», не уверенный, что приветствие уместно по отношению к вечерней старушке, и с обреченностью готовился к разговору.

Как вы поживаете. На завтра обещают дождь. Как поживает ваша жена.

На этот раз он и соседке сказал легко, как в офисе:

– Моя жена больна. У нее синдром Аспергера.

– Больна? Как жаль. Она такая милая женщина… И давно она заболела? Еще сегодня утром все было в порядке.

– Давно, – ответил неопределенно, глядя на табло с этажами.

– Передавайте от меня пожелания скорейшего выздоровления… Это же надо, такая милая женщина. Еще сегодня утром мы пили кофе, и все было в порядке. Но ведь это не инфекционное, правда?

Седьмой… К ним, на четырнадцатый этаж, лифт идет так долго.

– Вы разве приехали из одних мест? Я думала, вы познакомились здесь. Вы оба хорошо говорите по-английски… – продолжала соседка. – Но у вашей жены совсем другой акцент. Мне казалось, она из другой местности, такого акцента я не слышала еще ни у кого.

«Это у вас акцент, у всех», – подумал по привычке, хотя в последнее время именно этот выговор казался ему обычным, а не то, что он раньше считал английским.

Двенадцатый. Тринадцатый. Вежливо и долго прощался, желал хорошего вечера.

«Какой еще кофе», – думал, проворачивая в двери ключ. На самом деле из кухни пахло кофе всегда. Дверь открылась. Как обычно, с облегчением, понял, что Нора дома.

Ее темный силуэт – в спальне, у окна. Свет вечернего солнца в рыжевато-черных волосах, обрезанных выше плеч. Локти на подоконнике. Желтоватые вечерние облака в окне. Молча подошел к ней. Нора изменилась за это время. Мелкие веснушки рассыпались по щекам. Солнечные лучи просвечивали пушистые ресницы, она поднимала их, смотрела на него, но он и на этот раз успел отвести взгляд. Он не мог встретиться с ней взглядом – не смотрел ей в глаза с тех самых пор. Без разумной причины. Но был убежден, что Норе здесь так же хорошо, как и ему, или по крайней мере как и ему не плохо.

Убедившись, что жена на месте, оставил ее у окна, пошел разогреть себе чего-нибудь съестного. До него медленно доходил смысл сказанного соседкой. За десять месяцев он ни разу не прикоснулся к Норе, не обменялся ни единым словом, если не считать случайного «да» в загсе, не встретился взглядом. Но, оказывается, она приглашает на кофе престарелых соседок и развлекает их беседами. Он рассмеялся – внезапно догадавшись, почему никто ничего не заметил… ни там, дома. Ни здесь. Раньше из всех людей только с ним говорила она легко и открыто. Теперь только с ним молчала. Интересно, что могла она рассказать этой идиотке соседке? На хорошем, как выяснилось, английском. И кому еще и что еще она могла рассказать? Там? Здесь?

Высыпая на тарелку замороженные овощи с рыбой, размещая тарелку в микроволновке, он спрашивал себя, когда же разозлится, когда охватит его жгучая обида и куда швырнет он тарелку с разогретой едой – об пол или в Нору. Но не приходили ни обида, ни злость, тарелка осталась целой. С самого начала он был готов ждать, когда там, у себя, Нора положит последнюю карту – когда сойдется ее пасьянс. Может, когда-нибудь. Он не знал механизма пасьянса Норы и избегал мысли просчитать математически вероятность успеха – свои шансы. Возможно, этот пасьянс принципиально не может сойтись. Возможно, и дальше все будет так же: день за днем в этой светлой квартире, он будет ждать и жить рядом с ней, проживет всю жизнь и не дождется. Но если карта ляжет верно, и если он решится посмотреть ей в глаза, если она произнесет несколько слов. Если кто-то из них решится дотронуться до другого. Еще возможно всё.

© Татьяна Дагович, 2012

© ООО «Астрель-СПб», 2012