Читать книгу "Игра на повышение - Дмитрий Евдокимов"

Надо сказать, что сотни летящих в ночном небе горящих снарядов являли собой величественное зрелище, и тысячи корбинцев, высыпавших на городские стены, наверняка были впечатлены. Соотношение разрывных снарядов к зажигательным было примерно три к двум, но за счет скорострельности, когда второй выстрел делался в то время, как первый еще на добрался до цели, небо буквально расцвело от беспрестанно рисующих в нем огненные дорожки брандскугелей.

Как и ожидалось, прошло немало времени, прежде чем улорийцы пришли в себя и перестали считать эту бомбардировку продолжением подрыва редутов. Каковы на тот момент были потери вражеской армии, представить было сложно, но кое-какая управляемость в уцелевших частях еще осталась. По крайней мере, у улорийцев нашлись командиры, сумевшие сориентироваться в обстановке и повести за собой солдат на штурм наносящих им страшный урон минометных батарей.

– Идут, ваше сиятельство, идут! – стараясь перекричать стоящий вокруг грохот, проорал посыльный от разведки.

– Как много? – попытался уточнить я, тщетно стараясь разглядеть что-либо сквозь пелену затянувшего все окрестности порохового дыма.

– Много! – ответил разведчик и неопределенно развел руками, показывая, что оценить численность противника не представляется возможным. – В батальонные каре строятся!

Эх! Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Думал я, что все просчитал, все предусмотрел, а вот спустись-ка с небес на грешную землю – не взял в расчет обыкновенный пороховой дым! А стоило бы, потому что в результате массированной стрельбы сотни минометов и холм, на котором располагалась моя ставка, и поле между батареями и сосновой рощей погрузились в плотное едкое пороховое облако. Как в таких условиях руководить боем?

– Сашка! Батареям – прекратить огонь!

Иванников умчался передавать приказ артиллеристам.

– Полковник Лебедев! – я отыскал взглядом и призывно махнул рукой командиру присланных царевичем Алексеем кирасир.

– Ваше сиятельство? – мгновенно встрепенулся давно рвущийся в бой командир новообразованной таридийской тяжелой кавалерии.

– Пришла пора показать, на что вы способны! Нужно разбить вражеские пехотные каре.

– Кто с нами: гусары, драгуны, уланы? – деловито поинтересовался полковник.

– Гусары Веселова. Для уланов будет другая задача.

Благодаря Алешке снаряжение и тактика наших кирасир несколько отличались от общепринятых на этот момент в мире. Во-первых, около трети всадников были вооружены пиками, предназначенными в первую очередь как раз для «вскрытия» пехотных каре. Во-вторых, поскольку наибольшие потери кавалерии в бою против пехоты происходили от попадания пуль в лошадей, кирасирские кони получили пластинчатый передник, закрывающий голову, шею и грудь, далее опускавшийся почти до колен расклешенной юбкой. В-третьих, для ближнего боя кирасиры получили вместо привычного прямого палаша сабли с небольшим изгибом клинка и елманью, то есть расширением в верхней части клинка у острия. Изгиб клинка, форма рукояти и елмань позволяли значительно усиливать рубящий удар за счет инерции, что в бешеной рубке сабельного боя давало нашим кирасирам дополнительное преимущество. В-четвертых, вместо обычных кавалерийских пистолетов кирасиры были вооружены экспериментальными барабанными пистолетами, этакими прообразами револьверов. Заряжание производилось не через ствол, а непосредственно в каморы барабана и было пока что таким же трудоемким, как и зарядка ружей через ствол, зато всадники шли в бой, имея при себе три-четыре снаряженных барабана на пять выстрелов. То есть имелась возможность многократно повысить интенсивность огня, для чего нужно было только вовремя менять барабаны.

Отдельно стоит заметить, что подготовке лошадей в части привычки к звукам выстрелов уделялось отдельное внимание. Как ни крути, но лошадь – очень пугливое животное, и нередко бывали случаи, когда конная атака срывалась парой ружейных залпов пехоты силой одних только звуков стрельбы, а ведь при первом залпе и пули-то часто до атакующих не долетали.

Пики и доспехи для лошадей казались шагом назад, к тяжелой рыцарской коннице средневековья, но первые позволяли разбивать ощетинившиеся штыками пехотные построения, а вторые сокращали потери от не обладающего еще достаточной пробивной силой огнестрельного оружия, так что я пришел к выводу о целесообразности использования и того и другого. Тем более что автором идеи выступал царевич Алешка, и мне было очень важно поддержать его, дать почувствовать себя нужным.

Эх! Стоило бы посмотреть на боевое крещение нашей тяжелой кавалерии, да погода стояла почти безветренная! Минометные батареи хоть и прекратили стрельбу, но облако пороховых газов не спешило рассеиваться. Создавалось даже впечатление, что оно прямо-таки зацепилось за вершину нашего холма, никак не желая покидать долину.

– Спускаемся вниз! – огласил я свое решение штабу, не желая оставаться в такой момент слепым.

Мы спустились с холма, миновали одну из батарей и вышли на позиции ожидающей своего часа пехоты. Здесь стояли ветераны-добровольцы, отправившиеся со мной в плавание в Рунгазею, а в итоге оказавшиеся на этом поле, а также сводный полк, собранный из белогорцев и отправленный мне в помощь Алешкой и Григорянским.

Здесь видимость была чуть лучше за счет легкого ветерка, медленно сносившего пороховые облака в восточном направлении, прочь от города. Улорийцы не рискнули выстроиться в общую линию, шли батальонными каре. Их левый фланг терялся в тумане, потому точно сосчитать их не получалось: то ли шесть, то ли семь батальонов, плюс небольшие группы всадников – вот и все, что осталось от победоносной армии Яноша. Есть еще вероятность, что за рощей остались какие-то резервы, но это мы сейчас проверим.

– Господин полковник! – я подозвал Румянцева. – Пройдитесь-ка со своими уланами мимо редутов за рощу, если там еще остался кто-то способный к сопротивлению, втопчите их в землю!

Уланы умчались в обходной рейд, а на наше поле выметнулись три клина кавалерии во главе с вооруженными пиками кирасирами и с гусарами внутри построения.

Улорийская пехота славилась своей выучкой, и грозный вид мчащейся в атаку тяжелой кавалерии ее не испугал. Раздался ружейный залп, спустя полминуты второй. Мы с беспокойством следили за продолжающей разгон конницей, но никаких видимых результатов вражеской стрельбы не находили: атака не замедлилась ни на миг, кирасирские ряды не дрогнули и не смешались.

– Может, все-таки стоило картечью? – робко поинтересовался Игнат.

– Сейчас увидим, – философски ответил я, приникая к окулярам бинокля.

Не будь поле затянуто дымом, с вершины холма можно было бы получить гораздо лучшее представление о происходящем, а с равнины видно было лишь тыл нашей кавалерии. Но чего нельзя было увидеть, о том можно было догадаться по полученному результату.

Кирасирские клинья с разгона врезались в тела пехотных каре, после чего их вершины разошлись в стороны, выпуская на волю быструю и верткую легкую кавалерию. Кирасиры отбросили пики и взялись за сабли и пистолеты, а лихие гусары начали разносить в клочья внутренние построения противника. Потеряв необходимый для противодействия кавалерии порядок, вражеская пехота тем не менее еще пыталась сопротивляться. Прекрасно обученные и имеющие за плечами богатый опыт множества сражений, солдаты Улории организовывались в маленькие, щетинящиеся штыками группы, но там, где проблематично было подступиться всадникам с саблями, исход дела быстро решали многозарядные кирасирские пистолеты.