Читать книгу "Сила Внушения - Юрий Иванович"

На самом деле, Шульга-Паркс во время проводящихся опытов только прикрывался активностью своей невесты. А сам, с присущими ему талантами и сноровкой, решал свои проблемы, тоже связанные с созданием лекарств. Ну, как решал… С огромным трудом, конечно! И со скрипом! Потому что убогое оборудование институтских лабораторий оставляло желать лучшего. Как и наличие должных ингредиентов, раздражало. Точнее — их почти полное отсутствие. И даже не в сравнении с прошлой жизнью в двадцать первом веке. А потому что не шло ни в какое сравнение с подобными лабораториями нынешних годов в тех же США, или той же Англии. Вот и приходилось изворачиваться с тем, что было. Как говорилось в одной поговорке: «Если нет бумаги, пиши зубилом на скале».

Вот он и стучал по пробникам старым микроскопом, образно говоря, вместо использования нового инструмента, которого уже хватало за рубежом. А вместо дефицитных ингредиентов, использовал порой весьма вредные отходы. Сложно, с огромными трудностями, но кое-какие результаты появлялись. Особенно много времени уходило на возню с препаратом, называемым официально круцин. Тот самый препарат, который ещё два года назад создали микробиологи Григорий Роскин и Нина Клюева. Якобы с его помощью можно было лечить раковые заболевания. И в прошлой жизни Киллайд собрал достаточно информации по этому препарату, но так и не выяснил до конца: почему его перестали выпускать и насколько оно было эффективно в первые годы своего появления. И было ли эффективно вообще.

Правда непосредственно в институтской лаборатории студент никак не упоминал официальное название, и саму суть удачно скрывал под эгидой иных простейших исследований.

Вокруг этого изобретения имелось много тайн и недосказанностей, нераскрывшихся в прошлой жизни даже такому существу, как мемохарб. Супружеская пара учёных вроде как добились ошеломляющих результатов, при создании своего детища, но только в первое время. А почему? Почему это не стало панацеей на все времена и во всех странах? Почему произошёл сбой?

На эти вопросы могла ответить истерическая обстановка в стране, существующая в те годы, всё больше нагнетаемая шпиономания, всеобщее недоверие и сволочное отношение друг к другу в научных кругах. Вначале никаких запретов на контакт и сотрудничество с союзниками СССР не было. Министр (тот же Смирнов) разрешил своему заму даже поехать в Америку с образцами и с опытной партией круцина. Полгода там шла реклама и пропаганда, закладывались основы совместного производства, вышла в печати монография открытия и, вроде как, наметился существенный рывок в практической реализации великих планов по борьбе с раковыми заболеваниями.

Но к началу сорок седьмого года о круцине стало известно Сталину и он буквально взбесился от негодования: «Кто посмел такое уникальное средство отдать капиталистам?! Это же совершеннейшее предательство!» Ефим Иванович Смирнов тут же открестился от своего зама, ханжески негодуя о якобы самоуправстве знаменитого на весь мир биолога.

С самими изобретателями обошлись, мягко выражаясь, не настолько строго. С ними вождь советских народов даже лично соизволил побеседовать, пообещав при этом всемерную помощь в дальнейших исследованиях. Так гласила официальная версия. А вот дальше начались неприятности. Супружескую пару учёных чуть ли не убили морально во время «суда чести», когда коллектив и общественные обвинители захлёбываясь слюной обвиняли коллег в непосредственном контакте с предателем родины и с иноземным шпионом. Григория Роскина довели до инфаркта. Нину Клюеву превратили в озлобленную на весь мир мегеру.

Дальше — больше. В их лаборатории стало тесно от надзирающих, бдящих на каждом повороте. И как можно спокойно работать под дулами автоматов? Вот с той поры и пошло что-то не так. Действенность круцина стала резко падать, а в начале шестидесятых его вообще сняли с производства. Причины назывались разные, вплоть до тайного саботажа самих учёных. Многие открыто кричали о жульничестве, обзывали создателей круцина лжеучёными. Или утверждали, что созданные микроорганизмы со временем мутировали и перестали уничтожать раковые клетки.

Вот всё это Шульга-Паркс и собрался лично перепроверить в институтской лаборатории. Суть процесса он прекрасно знал, как вырастить культуру трипаносомы, использовать, не убивая её — тоже. Да и как мемохарб, доживший в прошлой жизни до конца тридцатых годов двадцать первого века, мог дать фору в знаниях даже такому учёному как Григорий Роскин. Ко всему, именно раскрытие тайны круцина, а впоследствии и правильное его производство, могло вывести таких «помощников» как Бельских и Шульга в когорту неприкасаемых талантов государства. Хотя и с остальными лекарствами Киллайд продолжал работать в меру наличия и поступления (а чаще всего покупки частным образом) должных ингредиентов. Но вот прояснить такое открытие как круцин, он попытался в первую очередь.

Ну и непосредственно талантливым учёным очень хотелось помочь. Чисто по-человечески… Да и Настенька настаивала на содействии, как только выяснила всю подноготную событий.

Удручал лишь тот факт, что лично встретиться с Роскиным и Клюевой не было малейшей возможности. Настолько засекретили их работу и место проживания. Даже личное внушение на министра здравоохранения не помогло бы… Разве что сам Сталин отдал бы такое распоряжение?.. Но пока о таком и думать не хотелось. Ну и, опять-таки, следовало всё проверить лично.

Ещё желалось как-то спасти из тюрьмы академика Василия Парина, бывшего замминистра. Ведь ни за что человек страдает, вместо того, чтобы заниматься научной деятельностью и приносить огромную пользу родной стране. Но как это сделать — пока и малейших намёток не возникало. «Шпиону» такого уровня побег никак не устроить.

Глава 32

По всем этим суммарным причинам, при работе в институтской лаборатории Шульга не вёл никаких записей о своих опытах, все данные прекрасно укладывались в его бездонной памяти. Точнее, некоторые записи он всё-таки вёл в журнале, потому что так требовали инструкции, но в них ни единым словом не отображались истинные действия. Так, простые отмазки, лишь кое-чем перекликающиеся с опытами и экспериментами студентки Бельских.

И, опять-таки! Как уже не раз говорилось. Мемохарб без зазрения совести на всю катушку использовал свои силы внушения и гипноза. Только стоило кому-то в чём-то засомневаться, как давление не него возрастало, а не в меру любопытным или въедливым, после ударной дозы внушения, оставалось только гордиться сотрудничеством с талантливыми студентами и радоваться их успехам.

Анастасия работала примерно в том же направлении, в основном. То есть пыталась создать некий «эликсир жизни», применяемый к широкому спектру самых различных заболеваний. По правде говоря, подобное лекарство вскоре попытаются сотворить в лаборатории Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии. А то и уже создали. Там сейчас работал с огромным энтузиазмом молодой учёный-ветеринар Дорогов. Но действенное лекарство в большом количестве Алексей Власович сотворит лишь к концу 50-го года. И только в 51-ом препарат АСД (антисептик-стимулятор Дорогова) получил широкую дорогу в жизнь, творя буквально чудеса при лечении той же онкологии, к примеру. Первой экспериментальной партией лекарств, Дорогов в сорок девятом году даже вылечил мать Берии от рака, которая находилась уже на четвёртой стадии болезни. Пришла слава, степень доктора наук, наградили орденом. Но…