Читать книгу "Воспоминание о будущем - Михаил Хазин"

А вот теперь представим себе, что уровень разделения труда вырос. Тогда появляются принципиально новые проблемы, поскольку покупатели являются не конечными, а промежуточными. То есть при расчете цены они должны учитывать не только свои собственные соображения, но и соображения тех покупателей, которым будут продавать свою продукцию, и в нее то, что они покупают, включено в качестве составной части. Тут у невидимой руки рынка появляется еще одно поле деятельности.

Дело в том что когда на конечном рынке продается то или иное изделие (или услуга), то полученные в результате деньги делятся между всеми участниками производственной цепочки. То есть, конечно, поставщики физически обычно их получают до того, как товар ушел конечному покупателю, но так или иначе распределение все равно происходит. И возникает вопрос: а как они делятся? Так вот, при прочих равных условиях невидимая рука рынка должна сделать так, чтобы прибыль в каждом звене производственной цепочки была примерно одинакова. На всякий случай повторю – именно прибыль, а не доход! Это, собственно, и будет та самая картина, которая называется совершенной конкуренцией, я про нее уже писал.

Если прибыль в каком-то звене становится слишком маленькой, соответствующие производители уходят с рынка, товар становится дефицитным, его цена растет, как и прибыль. Если прибыль слишком большая – в соответствующий сектор устремляются новые производители, цена, а значит, и прибыль падают.

Обращаю внимание: практически никогда не бывает, чтобы цена на какую-то конкретную сделку была в точности равновесной, однако она так или иначе все время балансирует вокруг некоторого равновесного состояния, определяемого той самой невидимой рукой. Однако такая идиллическая картина держится только до тех пор, пока мы не учитываем некоторые другие факторы.

Главный из них – участие финансового сектора. Я уже упоминал о том, что за конечный продукт платят сильно после того, как комплектующие прошли по всей цепочке промежуточных рынков. Поскольку реальный производитель долго ждать не может, кто-то должен ему оплатить его товары или услуги. Обычно это банк, который дает кредит денежный, или покупатель, который дает аванс, или более ранний (по цепочке) производитель, который дает кредит товарный. А банк при определении стоимости исходит из своих собственных интересов. Например, если он много кредитовал какого-то производителя, то он заинтересован в том, чтобы покупатели того товара, который этот производитель продает, не испытывали проблем с деньгами. И наоборот, чтобы конкуренты этого производителя испытывали сложности.

Аналогично в процесс равномерного распределения прибыли вмешиваются крупные компании, которые оказываются на пути торговых цепочек. Классический пример – монополия посредника в сельском хозяйстве, который держит на голодном пайке реального производителя, завышает цену для торговли и тем самым перераспределяет прибыль по цепочке в свою пользу.

Но следствием такой ситуации является существенное повышение зависимости всей производственной системы от различного рода финансовых и экономических пертурбаций, поскольку реальное распределение себестоимости по производственной цепочке все дальше отходит от пресловутого равновесного состояния. Если вдруг стоимость кредита начинает расти (в связи с чисто внешними для производственной системы факторами), если вдруг падает конечный спрос – из системы начинают вываливаться самые слабые звенья, получающие минимальную прибыль. И дело даже не в том, что это приводит к увеличению безработицы, снижению спроса и т. д. Дело в том, что разрушается вся производственная цепочка, в которой начинают образовываться не просто узкие, а прямо-таки непроходимые места.

При этом рассчитывать на сознательность тех, кто на протяжении многих лет получал несправедливую (с точки зрения равномерного распределения) прибыль, достаточно наивно. Не говоря уже о том, что подчас они ничего и не могут изменить, поскольку сами связаны довольно жесткими обязательствами с лицами и структурами, находящимися вне производственной системы и тем самым имеющими о ней довольно абстрактное представление (желающие могут здесь обратиться к моей написанной совместно с Сергеем Щегловым книге «Лестница в небо»).

Но и это еще не все. Кредитное стимулирование конечного спроса (потребителей) приводит к еще одному специфическому эффекту – концентрации спроса в отдельных престижных сегментах. Сегменты эти разные для разного уровня потребления, но концентрация точно имеет место. И это тоже создает серьезную опасность.

Эти сегменты перераспределяют на себя значительную часть промежуточного спроса, причем именно в этой части поставщики получают обычно максимальную прибыль. Соответственно, резкое сокращение этого объема может привести к снижению прибыли ниже критического уровня даже в том случае, если другие покупатели вообще не снижают своих покупок. И в результате мы опять-таки попадаем в ситуацию высокого риска распада всей производственной системы.

Все приведенные рассуждения, которые, конечно, можно дополнять и дополнять, приведены с одной-единственной целью: показать, что современные экономические механизмы имеют очень мало общего с той конструкцией, которую Адам Смит называл невидимой рукой рынка. Ну или, точнее, продемонстрировать, что невидимая рука рынка сегодня больше основана не на собственно производственных и торговых отношениях, а на совсем других механизмах, которые к процессу производства и продажи конкретного товара могут вообще не иметь никакого отношения. А также показать, что современный кризис рушит именно те конструкции, которые обеспечивали устойчивость этой модели, далеко отстоящей от равновесных схем, описанных классиками экономики (по неизвестной причине они считаются действующими и сегодня).

А ведь есть еще одно обстоятельство, которое, как я уже упоминал выше, проявилось после создания ФРС США, а особую актуальность получило после принятия Бреттон-Вудских соглашений и затем появления «рейганомики». Дело в том, что расширение сферы долларового оборота за пределы собственно США (со второй половины 40-х годов прошлого века) и увеличение внутреннего спроса (как мы увидим чуть ниже, главного механизма «рейганомики») означает, что все большее и большее количество активов монетизировалось, капитализировалось и оборачивалось в долларах. Но увеличение активов неминуемо ведет к необходимости эмиссии долларов, которая резко выросла с 1945 г. по сравнению с предыдущим периодом.

Новые активы, которые появлялись либо внутри долларовой системы (например, в результате монетизации и капитализации услуг), либо вовне (например, включение в долларовый оборот таких активов, как производственные активы или недвижимость, находящиеся за пределами изначальной сферы оборота долларов, т. е. не в США), имели своих владельцев (бенефициаров). И вся система Бреттон-Вудских институтов, включая эмиссионный центр – ФРС США, которая с 1944 г. работает не только как национальный, но и как международный институт, решала в том числе крайне важную задачу: как справедливо поделить образующиеся эмиссионные доллары между владельцами новых активов и собственно США. Забегая вперед, в более понятные для читателя времена, для России этот вопрос сводился к определению системы приватизации и капитализации сырьевых компаний, распределению собственности на них.