Читать книгу "Чужое сердце - Джоди Пиколт"

Флетчер задумчиво наклонил голову.

– А что вам известно о зарождении христианства?

– Мне начать с Благовещения или сразу перейти к звезде…

– Вы говорите о рождении Иисуса, – перебил меня Флетчер. – Это совсем другое. По историческим данным, последователей Иисуса после его смерти не то чтобы встречали с распростертыми объятьями. Ко второму веку нашей эры они уже буквально гибли за свои убеждения. Но хотя они все принадлежали к группам христиан, единства между этими группами не наблюдалось. Они заметно отличались друг от друга. Одной из таких групп были так называемые гностики, считавшие, что христианство – это, конечно, шаг в верном направлении, но для истинного просвещения нужно постичь тайное знание, или гносис. Начинаешь с веры, но добиваешься прозрения – и этим людям гностики предлагали креститься еще раз. Птолемей называл это apolutrosis – этим же словом обозначали отмену рабства.

– И как же люди постигали тайное знание?

– Вот в этом-то и камень преткновения, – сказал Флетчер. – Вопреки тому, что утверждает официальная церковь, научиться ему нельзя. Это никак не связано с тем, во что тебя заставляют верить, – только с тем, до чего ты доходишь самостоятельно. ТЫ должен достичь своих собственных глубин, осознать природу человека и судьбу всего человечества, тогда-то тебе и откроется тайна: что божественное скрыто внутри тебя, стоит только озаботиться поиском. И путь для каждого будет свой.

– Это скорее похоже на буддизм, чем на христианство.

– Они называли себя христианами, – поправил меня Флетчер. – Но епископ Ириней Лионский считал иначе. Он обнаружил три существенных расхождения между ортодоксальным христианством и гностицизмом. В гностических текстах акцент делался не на грехе и покаянии, а на иллюзии и просветлении. В отличие от ортодоксов, принимавших в свои ряды всех желающих, гностики требовали от потенциальных членов определенного уровня духовного развития. И наконец – это-то, пожалуй, и смутило Иринея в первую очередь, – гностики воспринимали воскрешение Иисуса не буквально. Для них Иисус не был человеком, он просто явился в людском обличий. Хотя в представлении гностиков это, конечно, простая формальность: большой разницы между человеческим и божественным они не усматривали. Для них Иисус не был уникальным Спасителем – скорее, наставником, способным помочь в индивидуальном духовном росте. И когда ты полностью реализовывал свои возможности, Иисус не спасал тебя – ты сам становился Иисусом. Иными словами, человек был равен Иисусу. Равен Богу.

Неудивительно, что в семинарии эту доктрину преподносили как ересь: основой христианства являлось единобожие, а единственным способом приблизиться к Нему было признание Иисуса.

– То, чего церковь боится больше всего, обычно и признают самой страшной ересью.

– Особенно если церковь сама переживает кризис идентичности, – дополнил Флетчер. – Вы наверняка помните, как епископ Ириней Лионский решил объединить христиан, определив, кто из них верит по-настоящему, а кто только притворяется. Кто несет слово Божие, а кто… ну, несет что попало.

Флетчер написал у себя в блокноте «БОГ = СЛОВО = ИИСУС» и развернул надпись так, чтобы я смог ее прочесть.

– Ириней придумал эту чудесную формулу. Он сказал, что люди не могут уподобиться Богу, ибо и жизнь, и смерть Иисуса вовсе не походили на жизнь и смерть простого человека. Это-то и легло в основу православия. А все, что не укладывалось в это уравнение, автоматически становилось ересью. Если ты почитаешь Господа неправильно, ты пролетаешь. В каком-то смысле это было первое реалити-шоу: кто здесь самый чистый христианин? Он осуждал всех, кто применял творческий подход к вере, вроде Марка Эфесского и его последователей – Марка, который извергал невнятные пророчества и которому являлась богиня в облачении греческих букв. Он осуждал группы, державшиеся лишь одного Евангелия, – к примеру, эбеонитов, симпатизировавших Матфею, или маркионитов, изучавших исключительно Луку. Ничуть не лучше были группы вроде гностиков, у которых текстов развелось слишком много. Ириней постановил, что четырьмя основополагающими Евангелиями станут Матфей, Марк, Лука и Иоанн, и верить надлежит только им…

– …ибо во всех содержится пересказ Страстей Христовых, а церкви это было нужно, чтобы евхаристия имела смысл.

. – Точно, – кивнул Флетчер. – Тогда Ириней обратился к людям, которые еще не решили, к какой группе примкнуть. Сказал он, в общем, следующее: «Все мы знаем, как тяжело решить, где истина, а где обман. Мы облегчим вам задачу – мы сами скажем, во что вы должны верить». Те, кто согласился, были истинными христианами. Те, кто отказался, таковыми не являлись. И через несколько лет на базе убеждений, навязанных Иринеем, сформировался Никейский символ веры.

Все священники прекрасно понимают, что в семинарии информацию преподносят в католическом ключе, что, однако, не отменяет ее неоспоримой правдивости. Я всегда считал католицизм религиозным примером закона «выживает самый приспособленный»: с течением времени уцелели лишь самые мощные, доподлинные идеи. И вот теперь Флетчер уверял, что самые мощные идеи были подавлены.… так как ставили под угрозу существование православия. Что уничтожили их потому, что когда-то они с православием конкурировали на равных.

Иными словами, церковь выживала и процветала не потому, что ее воззрения были нужны человечеству, а потому, что всех достойных соперников она бесцеремонно устранила.

– Получается, книги Нового Завета – это лишь решение, когда-то принятое редактором, – заключил я.

Флетчер кивнул.

– Но на чем основывались подобные решения? Евангелия – это не слово Божье и даже не пересказ из первых уст апостолов. Это просто истории, которые наиболее убедительно поддерживали навязываемые официальной церковью каноны.

– Но если бы Ириней не сделал этого, – возразил я, – христианства вообще могло бы не быть. Ириней объединил множество разрозненных верующих с их разрозненными позициями. Когда ты живешь в Риме в сто пятидесятом году нашей эры и тебя могут арестовать за поклонение Иисусу, хочется все-таки знать, что твои соратники в последний момент не отвернутся и не скажут, что теперь они верят во что-то другое. По большому счету, даже сегодня важно понимать, кто верует, а кто просто сошел с ума. Возьмите любую газету – и убедитесь, как часто злобу, предрассудки и эгоизм выдают за Слово Божие, обычно подкрепляя неправду взрывчатыми веществами.

– Ортодоксальная вера исключает элемент риска, – согласился Флетчер. – Мы говорим тебе, что правда, а что нет, и тебе уже не нужно волноваться, ничего ли ты не напутал. Проблема в том, что стоит начать, и ты уже делишь людей на группы. Кому-то ты благоволишь, кто-то попадает в немилость. Какие-то Евангелия становятся любимчиками, другие пылятся под землей на протяжении тысячелетий. – Он взглянул на меня. – На каком-то этапе организованная религия перестала заботиться непосредственно о вере и озаботилась властью, необходимой для поддержания веры. – Флетчер вырвал листок с уравнением Иринея и, скомкав, выбросил его в урну. – Вы сами сказали, что цель религии – сплачивать людей. Но удается ли ей это? Или же она – полностью отдавая отчет в своих действиях, злонамеренно и предумышленно – стремится людей разобщить?