Читать книгу "Попрыгун - Дмитрий Карпин"

– Фифти-фифти, молодой человек, – развел руками профессор Лыков.

Фадееву этот ответ явно пришелся не по душе, он насупился и, с сомнением посмотрев на ёжика, покачал головой.

Еще несколько часов назад Денис считал, что самым сложным будет убедить Максима Эдуардовича Лыкова в том, что он и вся его жизнь – это лишь продукт измененной реальности, вызванной сдвигом временного потока. Но профессор, нужно отдать ему должное, встретил эту новость, как заправский боксер встречает хук справа, то есть без страха и с ответным ударом. Ответный удар зародился на фразе: «Теперь все встает на свои места!» – и продолжился длинным разъяснением о природе поведения Z-частиц, их скоплении и влиянии на разрывы материи, а закончилось все это: «Его будто подменили: еще вчера я был у его величества в фаворе, и вдруг меня уже ведут под руки в Петропавловку». Следующий удар об истинной природе императора профессор парировал столь же стойко, признавшись, что в душе он всегда симпатизировал идеям Маркса. В общем, общий язык и понимание в сей непонятной ситуации обнаружились быстро, Лыков пошел на контакт, проникся и согласился помочь, а что еще оставалось делать в его случае, когда со дня на день тебя ждет эшафот, якобы за государственную измену. Но вот дальше этого желания движение затормозилось. И причиной тому был уже не профессор, а прогресс.

Прогресс не стоит на месте, как учили нас в детстве, он развивается, нарастает, как снежный ком, движет общество вперед, словно заправский локомотив… Все так? Вроде да. И следовательно, сам прогресс вперед толкают человеческие единицы, именно они, одаренные природой или высшей силой гении, пассионарии от науки, как назвал бы их Гумилев, кидают в топку локомотива-прогресса уголь. И опять, похоже, все верно. «Только вот тогда какого лешего прогресс этой исторической реальности остался на уровне пятидесятых – семидесятых годов прошлого века?» – задал себе вопрос Денис. Так, может, все же не прогресс движет общество вперед, а, напротив, именно общество с его законами, новыми веяниями, трендами и тенденциями создает почву для прогресса? И люди в этом самом обществе уже отнюдь не цветы, поглощающие новый дивный свет, а добротный компост для развития самой мысли. Не по этой ли самой причине уничтожение старого укоренившегося в царской России режима и уравнивания общества в правах послужило началом новой, самой масштабной мировой революции, но не общественной, а научно-технической, сумевшей за век превзойти достижения человечества за всю его историю. И не по этой ли самой причине новых общественных веяний, трендов и тенденций наш локомотив-прогресс под конец двадцатого века стал стремительно терять скорость, и запасы угля в кладовой подошли к концу, и общество уже не мечтает о покорении космоса, а гораздо больше жаждет нового гаджета, в который можно уткнуться и тупо залипать.

Но все эти фадеевские рассуждения были туманны и абстрактны и не базировались ни на каких исследованиях. И рискни Денис поделиться ими с научным обществом, ученые тут же накинулись бы на него, как стая разъяренных боевых чихуа-хуа, и, тявкая, принялись бы рвать эту теорию на мелкие лоскутки, как пресловутый Тузик ту самую пресловутую грелку. Впрочем, времени ни на что это не оставалось, поскольку проблема неравенства прогресса двух исторических реальностей встала перед Денисом, Юлей, Моникой и Жаном стеной. И стену эту сейчас нужно было как-то сносить.

В привычном для Фадеева и его товарищей мире эта стена была бы невысокой, тонкой и прозрачной, построенной нанороботами из наночастиц и микрочипов на базе сверхскоростного многоядерного компьютера, питаемого от беспроводной сети, да и стена эта являлась бы вовсе не стеной, а лестницей в небо. В этой же реальности стена состояла из монолитных гранитных блоков и стали, созданной рабочим пролетариатом; по искрящимся проводам бежало электричество, питающее множество лампочек и предохранителей, чтобы подобие вычислительного процессора, более напоминающего мавзолей, не взорвалось. Иными словами, профессор Лыков той реальности при помощи подручных технологий и без посещения главного источника в отделе «Защиты истинности истории и граждан, попавших в петлю времени» сумел бы открыть межвременной разрыв и отправить группу в прошлое, в этой реальности такой возможности не имелось, и единственный компьютер, который был способен проделать что-то подобное, имелся лишь в здании Главного штаба, то есть в логове Громова. Юля, по обыкновению, сразу предложила радикальный способ решения: взять в руки кувалду и «просто снести эту стену на хрен», но даже Моника посчитала, что попытка проникновения в здание Главного штаба – это чистой воды самоубийство. И тогда вдруг выяснилось, что существует и другой первый экспериментальный аппарат для повторного разрыва еще не затянувшейся временной материи. Его Лыков собирал долгие годы на чердаке старой съемной квартиры, но ни один человек так и не прошел через него в прошлое, исследованиями профессора заинтересовалось правительство, и работы были начаты с самого начала, но уже в лучшей петроградской лаборатории и при полном императорском финансировании.

«Волшебный» чердак, который должен был открыть дверь группе агентов в иную историческую эпоху, располагался по адресу Большая Морская, 11, правда, в этом мире улица носила имя Д. Фадеева, и у Дениса были соображения, отчего она так называлась, но он промолчал, Юля и новые товарищи тоже, хотя и они наверняка пришли к тем же выводам. В привычной реальности на этом месте стоял четырехэтажный дом архитектора П. П. Жако цвета сухой выгоревшей на солнце осенней травы. В родном мире Фадеев часто захаживал в Макдоналдс, располагавшийся здесь на первом этаже. В этом же мире, ни «МакДака», ни самого привычного архитектурного творения Жако не существовало, вместо него стоял семиэтажный, чернеющих тонов готический дом с высоким чердаком, из углового круглого окна которого, обнявшись с любимой, можно было наблюдать, как по утрам над рекою Мойкой восходит солнце. Но друзья находились здесь отнюдь не для романтических изысков. На первом этаже вместо заморской закусочной располагалась булочная купца Д. А. Медведева. «Видимо, проблемой импортозамещения Россия этой реальности не страдает», – облизнувшись на свежую, благоухающую тонким ароматом корицы и ванили выпечку и пустив слюну на жирные блинчики с черной икрой, подумал Денис.

Готический лифт с элементами стимпанковского декора поднял их на последний этаж, еще несколько нажатых в определенном порядке кнопок, и лифт поднялся прямо на чердак и раздвинул жалюзи. Денис отодвинул решетку, и группа оказалась посреди лаборатории, из центра которой вниз опускалась шахта подъемника. Зажегся свет, лампочки накаливания на потолке тускло замерцали. Лаборатория оказалась пыльной и захламленной, складывалось впечатление, что сюда не заглядывали долгие годы, впрочем, так оно и было, поскольку профессор Лыков снял это помещение десяток лет назад (к счастью, на чужое имя) и не показывался здесь с момента начала работы на правительство. Теперь же эта его предусмотрительность могла сыграть добрую службу.

Сам же первый экспериментальный переместитель представлял собой громоздкое сооружение с кучей экранов, датчиков, лампочек и проводов, причем некоторые были оголены и могли замкнуть в любой момент и непонятно зачем тянулись к кабине лифта. Именно здесь, усомнившись в работоспособности аппарата, Фадеев и задал вопрос, на что и получил ответ: