Читать книгу "Гортензия - Жак Экспер"

В итоге я поверила всему, что она говорила. Раньше я думала, что отец убегал от горя, причиненного уходом матери, но тут мне открылась иная правда – он скрывался потому, что совершил преступление.

Оказалось, что я и была той маленькой девочкой, которую похитило чудовище в человеческом облике. Этим чудовищем был мой отец. И я возненавидела его так же, как и она. Понимаю, сейчас это представляется невероятным, но тогда сама мысль, что он лишил меня матери, столько лет мне лгал, сделав меня своей игрушкой… Вспомнилось, как я спрашивала его о том, где моя мать, и он отвечал, что она нас бросила, когда я была еще младенцем. Вспомнились наши бесконечные переезды с места на место, его нежелание привязываться к кому-либо или чему-либо. «Никто не сможет заменить мне твою мать, только ты имеешь для меня значение». И я ему верила, потому что хотела, чтобы он принадлежал мне одной. А теперь я чувствовала себя обманутой человеком, которого любила и кому безгранично доверяла. Видя искреннюю радость Софии, я еще больше прониклась презрением к отцу за обрушенные на нас потоки лжи. […]

Мать была со мной, и я поняла, до какой степени мне ее не хватало. Словно я увидела ее в другом свете – бесконечно любящей, достойной восхищения, не отказавшейся от своих поисков, несмотря на черное отчаяние.

Я не помню точно, какова была моя первая реакция, когда я поняла, что она совершила двойное убийство. Невзирая на охвативший меня ужас, в душе я ее оправдывала. София столько страдала, что это наказание я сочла заслуженным. Разве на ее месте я не поступила бы так же? А коварная Изабелла, столько лет водившая ее за нос? Мне никогда не нравилась эта женщина, в ее отношениях с отцом было нечто такое, что сильно меня раздражало. […]

Помню, как я попросила Софию показать комнату, принадлежавшую мне в раннем детстве, надеясь, что там все встанет на свои места. По-моему, я сказала что-то вроде: «Это будет потрясающе!» […]

53

Гортензия

Я уже собиралась включить свет, но ладонь Софии остановила мою руку. Пройдя впереди нее по темному коридору, я замерла перед дверью в детскую и спросила:

– Ты взяла ключ?

– Открыто, – чуть слышно проговорила она.

– Мне не терпится туда войти, – призналась я, – вдруг я сразу все вспомню? Это будет потрясающе!

Рука Софии крепко сжала мою; я почувствовала, как ее ногти больно впились в мою кожу. Но разве мне было до боли? Она заметила уже окрепшим голосом:

– Уверена, ты вспомнишь, иначе и быть не может. В ней с тех пор ничто не изменилось, я все сохранила.

Я открыла дверь. Слабый свет, проникавший из гостиной, погружал комнату в тусклый полумрак. София была рядом, я ощущала на своей щеке ее дыхание. Когда я к ней повернулась, в ее глазах сияла надежда. Приложив ладонь к ее груди, я сказала:

– Как сильно у тебя стучит сердце.

– Я ждала этого мгновения всю жизнь. Входи!

Постепенно глаза привыкли к темноте. Напротив двери я разглядела рамку с вышивкой, на которой было только имя – Гортензия. Мое имя. У меня сжалось сердце. Потом в глаза мне бросился огромный постер с изображением феи Динь-Динь. София улыбнулась.

– Ох уж эта Динь-Динь! Ты ее обожала и устроила целый концерт, чтобы я тебе купила эту картинку. Тогда тебе не было и двух лет, мы с тобой гуляли по Бобуру[34], не помнишь?

Нет, я не помнила. Мне показалось, что я шла по лезвию бритвы. Нужно было ее остановить.

– Слушай, мама, пусть все будет естественно. Тогда я была совсем крошкой, возможно, понадобится время…

– Ты права, Гортензия. Просто я очень нервничаю. – И она прошептала, будто говоря сама с собой: – Знала бы ты, сколько раз я сюда приходила и мечтала о том, как все будет…

– Конечно, София, но давай доверимся времени…

– Не называй меня Софией! – заметила она с раздражением, которое меня удивило.

– Хорошо, мама, – поспешила я ее успокоить.

– Как же приятно это слышать! – София показала пальцем на пришпиленные к стенам детские рисунки. – Это твои, я все их сохранила.

Затем она подошла к маленькому комоду, чьи золоченые ручки мягко поблескивали в полумраке.

– Настоящий шкафчик принцессы, – произнесла она с восхищением, выдвинув верхний ящик. – Здесь – твои платьица. Все твои наряды.

В ящике было полным-полно детской одежды всевозможных цветов, аккуратно сложенной в стопки. Погрузив в нее руку, я ощутила приятную шелковистость тканей. Достала первое попавшееся платье. Может быть, мне удастся его вспомнить?

– О, это было твоим любимым, ты была готова надевать его каждое воскресенье! – воскликнула она.

Нет, бледно-розовое, с пышной юбочкой платье не будило во мне никаких воспоминаний. От него исходил сильный затхлый запах. Когда я его расправила, выяснилось, что оно было все в дырках, в руках у меня остался кусочек отделившейся ткани.

– Проклятая моль! – возмутилась София.

Я положила розовое платье на маленький плетеный стул с бирюзовым сиденьем.

– Узнаешь?

– Что?

– Стульчик… Ты часами просиживала на нем, играя в куклы.

Нет, я не помнила ни стульчика, ни кукол.

– Пожалуйста, мама, наберись терпения. Дай я все спокойно рассмотрю. Столько лет прошло…

Я понимала ее разочарование, но разве не было нормальным то, что я не могла сразу все вспомнить? Ведь с той поры минуло двадцать два года. Мне нужно было постепенно проникнуться всеми этими образами. Кто знает, вдруг что-то внезапно сработает и желаемое произойдет?

Но мои слова возымели обратное действие: София становилась все более возбужденной.

– Посмотри!

Она ткнула пальцем в полку, на которой выстроились в безупречную шеренгу по-разному наряженные Барби.

– Знаешь, до чего ты любила в них играть? Здесь – все пять штук! – торжествующе воскликнула София. – Ты сходила с ума по этим чертовым куклам, целыми днями могла ими заниматься. Вот, они все здесь. – На ее лице появилось задорное выражение: – Оторвать тебя от них было просто невозможно! Только Барби имели для тебя значение… Ну и натерпелась же я от твоих капризов!

Последние слова София произнесла так, будто эти капризы составляли особый предмет ее гордости.

– Но я, негодная мать, покупала тебе их всякий раз, когда ты требовала новую. Я не могла ни в чем тебе отказать. Да, я тебя избаловала, признаюсь, но разве ты всего этого не стоила?

И коллекция Барби мне решительно ни о чем не говорила. Напротив, мне вспомнилось, как отец однажды захотел мне купить одну, но я воспротивилась. С раннего детства у меня было предубеждение против этих кукол, и я презирала девчонок, которые любили в них играть. И уж тем более ни за что на свете я бы не хотела походить на этих куколок-моделей! Однажды кто-то из приятельниц отца подарил мне Барби, когда я уже была большой. Так вот: я выколола ей глаза, открутила голову, а ровно через два дня выбросила ее в мусорку… Неужели это было своеобразной реакцией на похищение, попыткой разделаться с тем, что напоминало о раннем детстве? Да, это все объясняет, мысленно сказала я себе и протянула руку к одной из Барби.