Читать книгу "Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек"

– Тем, кто возомнил себя великим султаном, – пожала плечами Халиме. – Тем, кто мечтает очистить кровь султанов от инородных примесей, сделав ее исключительно османской. Затея, на первый взгляд, благородная, но… Для такого нужно быть сумасшедшим, мой дорогой зять. Сумасшедшим, который забыл обо всем – включая цвет крови в своих жилах.

Почти против собственной воли Мурад кивнул, соглашаясь со словами Халиме-султан. В голове у мальчика подобное не укладывалось совсем. А он-то думал, что убийство Мехмеда – это самое ужасное из злодеяний султана Османа! Но он не только братоубийца, оказывается, он велел убить невинного ребенка, собственного сына, свою же кровь!

Как так можно? Кара Давут-паша прав: султаны всегда убивали шахзаде, посягнувших на трон, когда их время не наступило, и это вполне можно понять. И простить, да, простить тоже можно. Власть султана священна, равно как и власть отца над сыном, и преступать эту связь – значит пойти не только против отца, но и против Аллаха. Однако и у такой связи есть ограничения! Убийство невинного младенца тоже неугодно Аллаху. Отец должен беречь и воспитывать сыновей, а не убивать их ради своих гнусных замыслов!

Мурад дрожал, хотя ночь выдалась достаточно тихой и теплой. Дрожал от осознания жути, которая творилась в душе проклятого человека, занявшего трон Оттоманской Порты исключительно попустительством Аллаха!

Халиме-султан права: уж лучше безумный дядя Мустафа! Он не велит казнить близких родственников. И… он не так уж сильно подчиняется Халиме-султан. Скорее уж, зависит от матушки самого шахзаде Мурада.

Мысль была новой. Взрослой. И почему-то странно приятной.

– Я знаю, – продолжила Халиме-султан, – нам с тобой помогают… наши друзья, но они заинтересованы лишь в восстановлении утраченного равновесия сил. Что бы они ни хотели от нас с тобой, дорогой зять, они куда большего хотят от моего Мустафы… а знающие люди – от Кёсем. Что ж, да будет так. Я добровольно уступаю Кёсем-султан первенство, я прежде всего мать и потом уже султанша… во всяком случае, теперь. А Кёсем-султан… она прежде всего заботится о благе Блистательной Порты. Ты знаешь это, и я это знаю. Хотя обо всей державе я такого, конечно, сказать не могу… – Халиме-султан захихикала.

Мурад улыбнулся: даже Халиме-султан знает, что его мама заботится об Оттоманской Порте! В этот миг он как никогда ранее чувствовал гордость за мать.

– И поэтому, – продолжила Халиме-султан, – отвечая на твой вопрос, милый зять, я скажу: Кёсем-султан промолчит. Промолчит, как молчала, когда султан Осман убил ее сына, как молчала, когда пытались убить ее саму. Потому что сейчас султан Осман несет угрозу государству, а ее младшие дети еще слишком малы. Кёсем-султан промолчит и подождет, куда ей торопиться? Мустафа займет трон, а Кёсем-султан встанет рядом с ним. Чего ей еще желать? Так что не о ней надо бы тебе беспокоиться, друг мой. Скажи, твой человек действительно готов сделать то, о чем мы говорим?

– Да, госпожа, – поклонился визирь. – Он и впрямь готов. Клянусь, мы уничтожим человека, попирающего заветы Аллаха, позорящего род Османов самим своим существованием! Он забыл о тебе, госпожа, – что ж, он вспомнит, как несправедливо с тобой обошелся! Как наплевал на интересы всей державы ради жажды наживы двух семейств, забывших гордость и стыд!

И Халиме-султан снова хрипло расхохоталась.

Размышлял о происшедшем Мурад всего ничего. Его долг казался ему предельно ясным. Разумеется, матери ни о чем рассказывать не следует. Мама – прекрасная женщина, но женщинам совершенно необязательно вникать в мужские дела. На Кёсем-султан и без того слишком много сваливается. Вон проклятый братец Осман… свалился.

У матушки большое сердце, она хотела всех помирить, со всеми подружиться. Мурад понимал эти чувства, но невозможно орлам дружить с шакалами-падальщиками! К заговорщикам шахзаде Мурад тоже не испытывал теплых чувств, но в этом случае они могли оказаться полезными. А потом… потом будет как-нибудь совсем потом, позже. Шахзаде Мураду было страшно интересно оказаться причастным к взрослым тайнам и заговорам. Все знать – это же основа мудрого правления, верно? По крайней мере, учителя так говорили. Но сейчас шахзаде чувствовал возбуждение совсем иного рода. Ярость в его душе переплелась со скорбью об убитом Мехмеде.

Старший брат всегда был рядом, всегда мог помочь и поддержать – теплым словом, улыбкой… Османа считать братом не получалось, как ни крути: старший шахзаде слишком мало времени проводил с «малявками», разве что Мехмеда не обходил вниманием. Как выяснилось, его внимание к Мехмеду было вниманием ядовитой змеи, готовящейся к броску! Мехмед был совсем другим. Он всерьез отнесся к данной в детстве клятве, он был верен брату. Даже бежать отказался, когда дело приняло серьезный оборот! Мурад знал: мать умоляла Мехмеда покинуть столицу, мать уже тогда понимала, насколько прогнила душа Османа, как мало там осталось братской любви…

Что ж, женщины всегда чувствуют такое куда острее мужчин. Когда он, Мурад, станет султаном, то никогда не будет отвергать женские намеки подобного рода. От мудрой женщины, разумеется. Такой, как мать. А вот Мехмед не внял мольбам Кёсем-султан, за что и поплатился головой.

Значит, теперь пришла пора расплатиться жизнью самому Осману!

Нет уж, раскрывать тайны заговорщиков Мурад не собирался. Более того, он считал своим долгом проследить, чтобы коварным замыслам Халиме-султан не помешал никто, включая Кёсем-султан, чтобы никто не заподозрил, какие замыслы вынашиваются в тиши женских покоев. А уж когда заговорщики добьются своей цели… Тогда – и только тогда! – можно будет наказать подлых собак, посмевших покуситься на священную кровь владык Высокой Порты.

Только тогда.

И ни минутой ранее.

Глава 17. Рюстем’ин дэв иле савашени

«Битва богатыря Рустама с дэвами»: одна из коротких сценок по лицевую сторону экрана, которую в театре теней о Карагёзе и Хадживате разыгрывают живые актеры, давая мастерам-кукловодам за занавесом подготовить новый набор марионеток к очередному выступлению

Мурад почти бежал к Едикуле, втайне радуясь, что матушки нет во дворце, что никто за ним сейчас не наблюдает, – не до того.

Семибашенный замок Едикуле… Страшная тюрьма для противников султана, которая теперь станет местом гибели султана. Наверное, это правильно, так и должно быть, лихорадочно размышлял Мурад, стараясь держаться в стороне от беспорядков на улицах Истанбула.

Беспорядков… Ну, можно назвать это и так. Наверно, ни один мятеж не обходится без чего-то подобного.

Его тоже не замечали – кого заинтересует мальчишка в обносках? Мурад тщательно разыскивал именно такие, и лицо грязью старательно вымазал, и о руках не забыл. Босиком ему было бегать не впервой, учитель воинских наук часто заставлял его проделывать подобное упражнение – не в наказание, но для общего укрепления. На резонный, по мнению Мурада, вопрос, зачем такая наука шахзаде, старый, покрытый шрамами янычар в отставке коротко ответил: «Пригодится». Ну вот, пригодилось. Теперь не забыть сказать учителю спасибо.