Читать книгу "Стриптиз на 115-й дороге - Вадим Месяц"

Бяша и Мяша боязливо посматривали на сибирских корефанов.

– А давайте съездим в Ростов, – предложила маленькая Мяша. – Покатаемся на катере.

В Ростов-на-Дону мы поехали на электричке. Аборигены купили билеты на всю компанию. Вкратце показав достопримечательности, они оставили нас с Ливинским на набережной одних, решив, что мы найдем, как распорядиться временем. Мы не сопротивлялись и даже были рады естественной для нас удаленности от семейного очага.

Отведав пива из нескольких бочек, стоявших друг от друга на одинаковом расстоянии, мы расположились в кафе под открытым небом и заказали бутылку белого сухого вина «Ркацители» украинского розлива. Не успели выпить и по глотку, как к нам подсели два паренька в белых рубахах с бутылкой такого же вина.

Завязалась оживленная беседа. Ливинский тут же огорошил пришельцев дюжиной ядреных баек про поручика Ржевского.

– Мадам, а палкой по яйцам вас никогда не били? – Ребята покатывались со смеху, повторяя незамысловатые слова.

Я взял тему Чебурашки, чукчей и Чапаева. Вспомнил несколько анекдотов про бесстыдника Вовочку. Когда в одной из историй выяснилось, что Вовочкой является молодой большевик Владимир Ульянов, хлопцы испуганно притихли, но, оглядевшись по сторонам, хитро улыбнулись.

Они принесли за наш столик уже пять бутылок «Ркацители», чем неплохо улучшили настроение и нам, и себе.

Мы продолжали заливаться соловьями. Опыт работы с пролетариатом был у каждого: сегодня мы объединили усилия. Когда под столиком громоздилось около ящика опорожненной стеклотары, к нам подошел вежливого вида сухопарый молодой человек и сказал, что мы приглашены за соседний столик.

– Ребята едут ночевать к нам в общагу, – отрезал один из хлопцев. – Едете? – с напускной строгостью посмотрел он на нас.

Лева пробормотал что-то про невесту, к которой добирался десять дней.

– От предложения, которое я вам сделал, не отказываются, – повторил парень. – Аид хочет поговорить с вами. Сам Аид.

Наши собутыльники переглянулись, мы недовольно поднялись с мест и направились к столу у эстрады, заставленному фруктами и шампанским.

Во главе сдвоенных столиков в компании двух женщин и многочисленных шестерок сидел барского вида седой еврей, рассматривая окружающий мир слезящимися глазами. Он был в летнем светлом костюме, черной шелковой рубашке, плетеных туфлях-лодочках, выставленных из-под столика напоказ.

Я попытался разглядеть татуировку у него на запястье, но еврей одернул рукав пиджака.

– Какие удивительные ребята, – сказал он. – Давно наблюдаю за вами. У нас таких нет. Хотите работать со мной?

Ливинский, как более опытный в этих делах, тут же поинтересовался ценой вопроса.

– Стольник в день! – безапелляционно предложил Ливинский.

Аид искренне рассмеялся.

– Откуда такие расценки?

Кто-то из шестерок осклабился, но Аид остановил его взглядом.

– Я – вечный жид, – сказал он театрально. – Вечный жид собственной персоной. Вы читаете книжки?

Они перебросились с Левой парой фраз на идише. Аид долго распространялся о своем величии, благородстве кровей, перспективах нашего роста у него на службе.

– Сто рублей в день. Иначе не выйдет, папаша.

– Столько получает твой отец в месяц, сынок, – улыбался старик.

Когда мы засобирались в туалет, он приставил к нам двух охранников, чтобы проводили до места. Отнекиваться смысла не было: ребята вели за руку каждого из нас, как арестантов.

Мы знали, что в сортире в одной из стен выломана дыра. Не сговариваясь, устремились в нее и побежали не оглядываясь. Вскоре курили в тамбуре поезда Москва – Кисловодск в надежде, что состав остановится в Таганроге.

Я хотел поговорить с Левой о том, что все это могло значить, но он после десяти дней дороги срубился и уснул прямо на корточках, прислонившись к двери тамбура.

Проводница помогла мне выгрузить Леву на станции и даже не стала проверять билеты. Как я дотащил его до Бяши и Мяши, не знаю. Лева превратился в мешок дерьма.

Все, кроме Нины, встретили нас сдержанно. Ночью на радостях я вновь разрисовал отмытый холодильник раками и попугаями. Художник должен неуклонно идти к своей цели.

Утром на столе лежали тридцать ярко-красных рублей – на дорогу до Москвы. Хозяева настаивали, чтобы мы их покинули. Мы с Ливинским не сопротивлялись. Нинка обещала быть в столице через пару дней.

В поезде я наконец купил с десяток вареных раков и, сияющий, вернулся к Леве. Мы попросили у соседей шахматную доску и до трех ночи играли в шашки. Я – рачьими оторванными башками, Ливинский – белыми головками чеснока.

Верю в радугу

Панкратов вернулся из Москвы, где стал жертвой сексуальных домогательств. Он гордился собой по этой причине. Сидя на ступеньках деревянной ракеты у своего дома, Женька принимал посетителей. К детской площадке стягивались барыги, с которыми он делал бизнес. Бизнес Панкратов делал с удовольствием. Он делал с удовольствием все. Встречу с пидором смаковал.

– Бородавка на губе, – говорил он. – Бордовая. А в остальном мужик очень приятный. Человек с большой буквы. Меломан, театрал. Маникюр. Сигареты «Danhill». Пропах французской туалетной водой. С детства.

Народ слушал Женьку недоверчиво. Подошел ребенок с пластмассовым самосвалом на веревке и сказал «ля-ля-ля-жу-жу-жу».

– Мы познакомились в баре, – рассказывал Панкрат (так звали Женьку Панкратова). – Пили аперитив. Перед ужином нормальные люди пьют аперитив.

Потом Панкрат маньяка кинул. Сделал вид, что повелся. Пошел с ним, а когда пидор направился в душ, обчистил его квартиру.

– Взял брендовые трузера. Курточку. Пачку носков.

– Магнитофон импортный, – поддакивал Штерн. – Два магнитофона импортных.

Панкрат занимался фарцовкой. Делом для настоящих мужчин. Джинсы, кожаные куртки, пластинки, книги. У меня с ним дел не было. Один раз обменял джинсы и кроссовки, купленные для Иветты в Праге, на пару томов «Всемирной литературы». Я вернулся и обнаружил, что она живет с другим.

В школе известие о встрече Евгения с пидором было воспринято неоднозначно. Учителя не знали, как реагировать. Грайф сказал, что на пути социализма все еще встают извращенцы.

Нам его история нравилась. Штерн обзывал Панкратова «опущенным» и пытался ввести эту кличку в обиход. Панкрат ходил в украденных у маньяка джинсах «Lee». Это казалось подтверждением его бисексуальности, хотя Женька был принципиальным натуралом.

Панкрат жил в частном фонде – между трамвайными остановками «Батенькова» и «Плеханова», рядом с военкоматом. Жил с матерью, учительницей немецкого языка. Она преподавала в нашей школе. Отличалась принципиальной беспартийностью и здравым смыслом. Промысел сына не одобряла, но и не осуждала. Ей нравилась финансовая самодостаточность Евгения. Панкрат рос жизнелюбом. Повадкой и телосложением походил на Александра Дюма. Предпочитал «Трех мушкетеров» Марселю Прусту, хотя им тоже приторговывал.