Читать книгу "Мода на невинность - Татьяна Тронина"

– Да где ж ты, мой родной-любимый, на кого ты меня покинул... – заводила она одну и ту же песню, оплакивая Потапова словно мертвого, и на эту песнь неизменно выскакивал Глеб, злой как черт.

– Заткнись, толстая дура! – орал он таким страшным голосом, что у всех сердце замирало, а Любовь Павловна с мужем и тетей Зиной затаскивали его обратно в дом, где он продолжал бушевать. Глеб не мог смириться со смертью матери, он тоже не понимал – как же такое могло случиться?

Убийца, конечно, был не вполне убийцей, и задавил он Инессу не нарочно – ураган и душевное смятение заставили его потерять голову, он ничего не замечал тогда, но оттого его вина не была меньше.

Во-первых, мы с Инессой в ту злополучную ночь совершенно напрасно поторопились – стоило постоять несколько минут с Люсиндой, подождать, пока Потапов проедет мимо в поисках Виргиния.

Во-вторых, мы могли с Инессой не идти через калитку, а вернуться назад тем же путем, через дыру в заборе Потаповых.

В-третьих, этот чертов ураган.

В-четвертых, если б Инесса не вышла тогда на балкон, чтобы покурить – ах, теперь я знаю о вреде курения все! – мы бы ни о чем не узнали и никуда бы не побежали, а тихо легли бы спать.

В-пятых, а зачем нам вообще понадобилось спасать Люсинду?..

Были тысяча причин, которые могли предотвратить смерть моей любимой подруги, но почему-то все произошло именно так – глупо и нелепо. Зачем, черт возьми, нам понадобилось в ночь и бурю бежать к чужому дому, чтобы предупредить дурака Виргиния и глупую Люсинду? Чтобы маленькая девочка не увидела, как отец на ее глазах убивает мать? Чтобы маленькая девочка не увидела... А если бы Люсинда не вылечилась от бесплодия после неудачного аборта и никакой Милки не было?

Эти мысли роем кружились у меня в голове, и мысленно я уже видела спасение Инессы, но, увы, прошлого не вернешь. Она умерла навсегда.

* * *

...Этот день был солнечный и теплый, и ничто в городе не напоминало о прошедшей недавно буре. Про такие ласковые, не изнуряющие жарой летние дни моя тетушка говорила – как будто боженька спустился на землю.

Но сейчас было не до метафорических изысков, да и погода не имела никакого значения.

– Уже первый час, – сказала тетушка. – Пора.

Я надела темное платье и покрыла голову черным платком. В доме было тихо – остальные уехали еще с утра в морг, даже Клавдия Степановна ушла, утащив за собой своего беспутного и пьяного супруга.

– Как ты? – робко спросила тетушка. Она, конечно, тоже переживала из-за смерти Инессы, но никак не ожидала, что моя скорбь может достигнуть таких размеров.

– Уже ничего.

Похороны своей лучшей подруги я пропустить не могла.

Мы оказались на кладбище как раз вовремя, в тот момент, когда автобус с гробом приехал после отпевания.

Огромная толпа теснилась на узких аллеях кладбища, рядом тарахтел экскаватор, разгребая землю, невнятно и с воодушевлением играл духовой оркестр. Это были обычные, провинциальные похороны, и в первый момент я даже не поняла, зачем я здесь. «Ах да, Инесса умерла...»

Мы протиснулись сквозь толпу и оказались рядом с Аристовыми.

– Зиночка! – всхлипнула Любовь Павловна.

– Любочка! – Моя тетя бросилась ей на шею.

Чуть поодаль стояли Борис и Глеб, в черных костюмах, такие красивые и мрачные, что все смотрели только на них. Я огляделась и увидела в толпе много знакомых лиц – весь Дом моды с моделями, одетыми будто в интернате в эти маленькие черные платья, которые годились как для торжественных вечеров, так и для похорон – слава Коко Шанель! Во главе отряда моделей был Рафик Буранов, с нарисованной на щеке слезой, – немного театрально, но все искупалось его действительно убитым видом, редакционные тетеньки, тоже под предводительством главного редактора «Тишинских ведомостей», были соседи и знакомые, была Поля Полетова, ее бывший муж Баринов, мужчина демонического вида, пришел библиотекарь Марк и еще множество каких-то людей, наверное, даже случайных, ибо в провинции и похороны являются неким театральным действом.

Присутствовал Костя – стриженый и худой, он вертел в руках свою проволоку и глядел куда-то в сторону, но почему-то я точно знала, что он смотрит именно на меня.

Мы находились на новом кладбище – для обычных жителей Тишинска, – заросшем бурьяном и высокой травой, в которой густо пестрели живые цветы и искусственные венки. Поначалу я надеялась, что моя подруга будет лежать на Тишинском мемориале, но она не была ни киноактрисой, ни лауреатом Госпремии... впрочем, какая разница, где лежать!

Чуть поодаль, на полураспаханном поле, которое еще не успели застолбить крестами и гранитными плитами, стояла блестящая иномарка, в которой я вдруг узнала машину Владимира Ильича.

– Бедный! – равнодушно прошептала я. – И ты здесь!

– Что? – обернулась тетушка встревоженно.

– Нет, я так...

Крышку с гроба сняли в последний раз, и все начали прощаться с Инессой – ее родители, потом дети. Какой-то человек вышел вперед и стал очень прочувствованно говорить о ней в прошедшем времени. Я ничего не понимала.

– Смотри, теть Зин, – нерешительно произнесла я. – Она как живая... Послушай, а, может, эти врачи что-то напутали? И у нее просто летаргический сон?

Тетушка моя залилась слезами и ничего не ответила.

Ко мне подошел Глеб, и мы судорожно обнялись.

– Убийцу не нашли? – спросила я.

– Нет, – мрачно ответил он. – Потапов в бегах. Да, я думаю, ему много не дадут, – с каким-то злым скепсисом добавил он. – Учтут все обстоятельства и все такое...

– А Люсинда?

– Кто? Ах, эта толстая дура... стоит там в кустах, плачет. Маскируется под памятник.

Я вдруг и вправду увидела неподалеку Люсинду, закутанную в непривычно темные одежды, – она утирала слезы большим зеленым платком. Она явно чувствовала себя виноватой, но чего-то боялась, как будто родственники погибшей могли предъявить ей счет.

– Послушай, Оленька... – издалека начал Глеб, страдальчески морщась. – Ты там была, ты все видела... Потапов правда... виноват?

Сколько себя помню, я никогда не могла ответить определенно, всегда мучилась многозначностью мира и свои ответы сопровождала неизменными пометками – «мне кажется», «наверное», «может быть»... А сейчас от моего ответа зависело слишком многое, сын погибшей Инессы ждал от меня определенного ответа.

– Я не знаю, кто виноват, – с ужасом сказала я. – Так получилось... Был жуткий дождь, всю дорогу размыло! Мы шли вдоль забора, но нас все время сносило в сторону, к грузовику... Нам надо было подождать. Нам вообще не надо было никуда ходить! И ночь, безумный ревнивец, который ничего не видел и не соображал...

– Ты говорила об этом со следователем?