Читать книгу "Я возьму твою дочь - Сабина Тислер"

– У вас какие-то дела в Германии или вы приехали специально на похороны?

– Приехал специально. Я подумал, что обязан выразить соболезнование жене господина Кернера. В конце концов, это с моей лестницы он упал. Как бы ужасно это ни звучало.

– Я считаю, что это очень достойное решение.

Йонатан глубоко вздохнул и уставился в свою тарелку.

– Я никак не могу осмыслить случившееся. Он так неудачно упал… Это как пресловутые грабли, через которые люди спотыкаются и ломают себе шею.

Тобиас поспешил сменить тему.

– А как давно вы живете в Италии?

– О, дайте подумать… Да, уже почти двадцать лет. А почему вы спрашиваете?

– Мне показалось, что мы знакомы, – улыбаясь, ответил Тобиас. – Мы раньше не встречались?

– Нет, не знаю. Я очень редко приезжаю в Германию. Меня сюда больше ничего не тянет, а после развода для этого вообще нет причин. Думаю, за последние двадцать лет я был здесь всего раза три, да и то на короткое время. И эти визиты, как и сегодня, чаще всего не были приятными. Нет. Действительно, нет.

Сцена в коридоре здания суда стояла у Йонатана перед глазами. Растерянный молодой человек подошел к нему и выполнил чертовски неприятную обязанность:

«Я Тобиас Альтман. Я только хотел сказать, как мне жаль, что так получилось с вашей дочерью. Простите меня, пожалуйста».

Йонатан подумал, узнал бы он Тобиаса, если бы не знал, что это он. В совсем другом окружении, в другой ситуации. Может быть, да. Может быть, нет. Тобиас стал старше, у него была другая прическа, и он носил очки. Нет. С большой долей вероятности он бы его не узнал.

Леония встала.

– Я пересяду на ту сторону стола, к Хелле.

Тобиас взял еще один бутерброд с ветчиной.

– Господин доктор Кернер много рассказывал мне о вас и вашем отце.

– Да? – Тобиас поднял глаза.

– Вечером накануне его смерти мы ужинали вместе. Он говорил, что вам предложили сказочно выгодную работу. Он гордился вами.

Тобиас польщенно кивнул, хотя ему и не хотелось касаться этой темы.

– Значит, вы адвокат? По вопросам экономической преступности?

– Да.

– Интересно.

Йонатан мысленно вздохнул. Этот Тобиас был крепким орешком. Его будет трудно вызвать на легкий, ни к чему не обязывающий разговор. А может, он вообще не способен на это.

– Давайте, – предпринял он новую попытку, – выпьем по бокалу шампанского. А где ваша жена? Может, она захочет поддержать нас.

– Нет, конечно, нет. – Он наклонился к Йонатану. – Ей нельзя пить. Дело в том, что она беременна.

– Значит, одной причиной больше. – Йонатан кивком подозвал официантку. – Пожалуйста, принесите нам два бокала шампанского.

Та молча кивнула.

– И когда же срок?

– В конце января, около двадцатого.

У Йонатана перехватило дыхание. План созрел буквально за пару секунд. Он принял решение.

– У моей жены срок тоже где-то около Рождества, – быстро сказал он. – Рождественский ребенок!

– Как? – Тобиас улыбнулся. – Ваша жена тоже беременна?

– Да! – просиял Йонатан.

– Это же великолепно!

Официантка принесла два бокала.

– Давайте же выпьем за наших, надеюсь, здоровых детей!

Они чокнулись.

– Ингрид рассказывала о вашей вилле. Она, должно быть, великолепна! Мы, возможно, когда-нибудь заедем к вам и проведем там пару дней отпуска!

– Вы всегда будете желанными гостями!

«БРАВО, ПАПОЧКА!»

Леония вернулась назад.

– Твой отец очень устал, Тоби. Может, пойдешь к нему?

– Да, хорошо. – Тобиас встал и вытащил из нагрудного кармана визитную карточку. – Это наш адрес и номер телефона. Если у вас когда-нибудь окажутся дела в Гамбурге, загляните к нам в Буххольц. Я буду рад.

– Спасибо. Очень приятно!

Тобиас подал ему руку. Йонатана это удивило, поскольку он думал, что тот еще вернется за стол. Но потом он и думать об этом забыл.

У него в кармане лежала визитная карточка. Он потрогал ее пальцами, и ему стало ясно, что этот маленький лист картона, вероятно, является самым важным из того, что побывало у него в руках за последние годы.

29

В церкви было очень холодно. Дон Лоренсо специально надел нижнее белье, сапоги на меху и толстую спортивную куртку с капюшоном, которую обычно надевал на полевые работы, но, несмотря на это, сильно замерз. Епитрахиль лилового цвета он накинул сверху на спортивную куртку. Ясно, что его одеяние выглядит более чем странно, но в исповедальне было темно. Ему не нужно было думать о том, смущает ли это кого-нибудь, потому что он был один. Как и почти каждую субботу, после обеда он сидел здесь в темноте и холоде, но сюда редко кто заходил. Непосредственно перед Рождеством и Пасхой на исповедь заходила пара женщин, и он спрашивал себя зачем. У них вряд ли была возможность согрешить. Одна из них пожелала соседке в пылу спора всяческих напастей, а больше сказать было нечего и раскаиваться не в чем.

Он растирал руки и пытался двигать пальцами ног, чтобы согреться, но ничего не помогало. «Надо сказать Тициано, чтобы он принес в исповедальню небольшую лампу. Тогда я смогу здесь читать. По крайней мере, не буду терять время понапрасну», – решил он. И вспомнил, что надо еще вывезти засохшее дерево из леса и вырубить вереск на южном склоне, том, что в направлении Берарденги. Там было три гектара, а на это потребуется время. До марта нужно справиться, потому что он хотел посадить виноградник и обрезать оливы. Триста деревьев. Безбожно много работы. Как у язычников.

Дон Лоренсо улыбнулся, когда до него дошел смысл этих слов. Он был человеком божиим, но у него постоянно была «безбожная работа». Но вместо того чтобы вкалывать сейчас в лесу или хотя бы делать работу, всегда приносившую ему глубокое удовлетворение, он просто сидел тут без дела.

Он поднес часы к глазам и попытался в темноте различить циферблат. Еще четверть часа.

«Боже, я сейчас уйду! – взмолился он. – Я больше не выдержу, меня это выводит из себя. Все равно ведь никто не приходит. Сейчас я закрою церковь и приму горячую ванну. Это еженедельное время исповеди в холодной как лед церкви было не самой лучшей Твоей идеей, если мне будет позволено так выразиться».

Дон Лоренсо уже хотел снять епитрахиль, когда услышал, что дверь церкви заскрипела. Он едва сдержал крепкое ругательство, вздохнул и застыл на деревянном табурете. То, что Бог так быстро среагировал на критику, страшно его удивило.

Как только женщина вошла в исповедальню, он почувствовал, какой нежной и молодой она была. Это было необычно. Он уже не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то из молодых людей приходил на исповедь.