Читать книгу "Собачья сага - Гера Фотич"

Но вес начинал прибавляться уже в клинике, стоило Вене встать на все четыре лапы. Он все чаще терял сознание. Очнувшись, не понимал, почему саднит подбородок и когда он успел его ободрать.

Павел, по рекомендации врачей, не давал ему воды, и неутолимая жажда вызывала у собаки ненависть к хозяину. Рыча, он перегрызал поводок, устремляясь на улицу. Огрызаясь, лакал воду из свежих луж, наслаждаясь свободой, униженно возвращаясь к Павлу и безропотно следуя в клинику, чтобы на некоторое время ощутить себя счастливым и невесомым, как раньше. Чтобы снова бежать в луга, сбивая с травы росу и, оторвавшись от земли, толкнуть хозяина лапами в грудь, чтобы покатиться с ним вместе, подминая плотные колосья ржи, проросшие из земли.

— Собаке необходима операция, больше так продолжаться не может, таблетки и уколы не помогают, — однажды сказал заведующий клиникой, толстый мужчина с двойным подбородком, — но кетамин по закону не вошел в список разрешенных наркотиков. Поэтому анестезии сейчас нет, понимаете?

— Как нет? — возмутился Павел. — Я заплачу! Попрошу денег у друзей! Только сделайте операцию! Умоляю Вас.

— Вы что, хотите меня в тюрьму упечь? — возмутился тот, и жировые складки на его теле заходили ходуном от возмущения. — Ваши же коллеги вызывают на дом врача делать операцию собаке, а когда тот достает кетамин для анестезии — его арестовывают! Не слышали об этом? Уже осудили некоторых, даже лишили свободы. Ничем помочь не могу! Можно заменить только ингаляторной анестезией, но такие установки очень дороги и редки. В нашем регионе их нет.

Болезнь ухудшалась. Денег на оплату ветеринару уже не было. Павел перестал возить Веню в клинику. Прямо на матрасе, предварительно смочив иглу спиртом, он всаживал ее в брюхо пса, наполняя блюдце все той же мутной жидкостью и периодически переливая ее в тазик. Он представлял себя средневековым врачом, делающим кровопускание. Вся пенсия продолжала уходить на прописанные Вене таблетки, которые он с ловкостью волшебника научился запихивать тому за брылю, а затем заставлять глотать вместе с поступающей пищей. Под рукой постоянно находился шприц с лекарством для введения вакцины внутримышечно в те моменты, когда собака теряла сознание. В холодильнике хранилась ампула для укола, в крайнем случае, прямо в сердце. Но Вене не становилось от процедур легче.

Почувствовав облегчение после утреннего слива жидкости, он уже не вставал, как раньше, и не бежал на улицу, зная, что через несколько минут тяжесть снова будет прижимать его к земле и давить на тело со всех сторон, заставляя лечь. Периодические отключения сознания и боль уже не позволяли ему мыслить, постоянно переключая мозг на что-то другое.

Несколько раз ветеринары предлагали Павлу усыпить собаку, полагая, что это избавит хозяина от хлопот. Но именно эти хлопоты казались Павлу последней услугой близкому существу. Он считал своим долгом провести вместе с псом его последние минуты, это казалось данью той преданности и любви, которые испытывала к нему собака. Как-то во сне он неожиданно увидел, как передает поводок незнакомым людям и те тащат Веню в машину, а пес упирается и не понимает, почему его отдали? За что? Что он сделал плохого? А может, это был и не сон вовсе, а его мысли, от безысходности оформившиеся в такое видение. Отдать усыпить? Павел не мог это позволить чужим людям. Он должен был взять грех на себя.

И однажды днем он вдруг осознал, что стоит с лопатой недалеко от дома. Словно претворяя в жизнь недавно пришедшие в голову мысли, стал рыть яму. Чуть больше метра глубиной и полтора — длинной. Словно кто-то просил его сделать это, не предполагая, для чего она может понадобиться. Так, на всякий случай. От этой чужой мысли работа Павла спорилась. Яма оказалась аккуратной, стенки ровными, а дно чистым. И, уходя, он воткнул лопату в образовавшейся земляной холм, словно она кому-то могла еще понадобиться.

А вечером, как обычно, пошел с Веней на прогулку, но перед этим положил в карман куртки наградной пистолет, загнав патрон в патронник. И путь его лежал именно сюда, к свежевырытой яме. Но, не доходя до нее нескольких метров, Веня неожиданно стал упираться лапами, глядя то на земляной холм, то на хозяина. Трясти головой и даже недовольно рычать. И тогда Павел, продолжая мысли все того же незнакомого ему человека, достал из кармана пистолет…

Глава 23. Возвращение

…Он не помнил, почему открыл глаза. Возможно, это был раздражающий луч света, пронзивший насквозь сомкнутые веки, или мелькнувшая в его отсвете тень огромного волка, внезапно сделавшая ночную темень еще плотнее. Прямо перед собой Павел ощутил звериное дыхание, наполненное запахом гнили, и, как много лет назад, его лицо в мгновенье стало влажным от шероховатых прикосновений, сопровождаемых потоком горячего воздуха. А потом в сознание проник жалобный, приветливый скулеж и женский голос:

— Рета, Рета, осторожней. Ты залижешь нашего деда насмерть!

А потом и мужской:

— Не мешай! Помогите мне…

И чьи-то руки уже волокли его по холодной траве, переворачивая на упругий брезент. Становилось все темнее, то ли от надвигающейся ночи, то ли от плотнее смыкающихся век. Скоро сознание начало туманиться и в глазах прекратилось мелькание. Звуки сливались в протяжный монотонный свист и он понял, что скоро ощутит себя совершенно по-иному. Густая непроницаемая темнота поглотила его окончательно, растворив все печали и волнения.

В этот момент Павел подумал, что теперь все должно начаться по-новому, но время шло, и он по-прежнему ничего не видел. Ему казалось, что вот-вот возникнет всепоглощающий вихрь и закружит его, как тогда в больнице, после падения с турника. Он снова будет молить кого-то, чтобы остановили хоть на секундочку и дали отдышаться. Павел приготовился к неприятным ощущениям тошноты и дезориентации в пространстве, мельтешащем звездочками. Но все вокруг словно замерло. Ни единого намека на движение.

Тогда где-то в глубине сознания засветилась маленькая искорка непонимания, а затем недовольства. Словно обещанное кем-то может оказаться обманом, и тогда желаемый результат не будет достигнут. Никакие силы не смогут вернуть Павла из этого зависшего состояния, и он останется здесь, в этом межвременном коридоре, навсегда. Внезапное возмущение, выплеснувшееся из той маленькой искорки, постепенно завладело всем его существом. Он почувствовал в себе возможность сопротивления чему-то немому, окружающему его со всех сторон, и стал изо всех сил раскачивать этот протест в себе, словно волны в замкнутом пространстве, увеличивая их рост и мощь. Они плескались где-то внутри его потускневшего сознания, достигая огромных размеров, разбивая призрачные стены условностей.

И когда уже казалось, что кроме этой бури ничего вокруг не существует, темень лопнула, словно черная непрозрачная оболочка шара, и в глаза ударил белый свет, но уже не лучом, а слепящий со всех сторон. Словно Павел попал в иной мир. Так, что ничего не было видно через нахлынувшую белизну. Постепенно, словно из густого искрящегося на свету тумана, стали, темнея, вырисовываться контуры, превращаясь в серый потолок, стены, углубления окон. Прямо над Павлом проявились очертания знакомого лица и долгожданный ласковый голос дочери, усиливаясь, нежно шептал: