Читать книгу "Мадам Дортея - Сигрид Унсет"

Это была одна из причин, по которой Дортея побаивалась отправлять маленькую Элисабет к своей матери, хотя вообще-то была склонна принять это предложение. Хокон Халворсен был прав — девочка была слабенькая и бледная, и ей было бы полезно пожить в Люнде и поесть вволю масла и сливок. Дортея часто наблюдала, что матери, которые к своим детям относились излишне сурово и холодно, становятся необычайно нежными и любящими бабушками. Скорее всего, ее мать окружит свою маленькую тезку любовью и будет соперничать с ленсманом, балуя ее, а Элисабет и Хокон Люнде уже нежно полюбили друг друга.

Элисабет была очень красивая девочка — голубоглазая, белокурая, с правильными чертами лица, она больше других детей была похожа на Дортею. Хотя Элисабет никогда не болела, как Бертель, она была худенькая и бледная. Девочка быстро росла и почти сравнялась ростом с сестрой, которая была на два года старше ее. В присутствии взрослых Элисабет, как правило, молчала, но, играя с детьми со стекольного завода или с животными в усадьбе, часто приходила в раж. В школе у нее не все ладилось, но ей и было-то только пять лет, хотя особыми способностями к учению она едва ли могла похвастаться. Зато руки у нее были золотые — для своего возраста она неплохо вязала, шила и плела ленты на своем маленьком станочке, а также чесала шерсть.

Теперь Элисабет мечтала поехать в Люнде с дедушкой Хоконом и Фейерфаксом. Она горько плакала, когда поняла, что всех животных продадут, даже ее овечку и ягнят. Хоген Халворсен, как мог, утешал ее: в Люнде он подарит ей не только овечку, но и теленка, и еще маленькую-маленькую серебряную ложечку, а на своем гончарном круге сделает для нее красивые кружки и другую посуду, так что она сможет устроить себе игрушечный домик не хуже, чем у пасторских дочек. Уже сейчас дедушка вырезал ей, Биргитте и Рикке множество маленьких деревянных ложечек, досочек для разделывания теста и катков, чтобы катать белье, — он был мастер на такие поделки и вырезал их, когда они по вечерам вместе сидели возле поленниц. Но у Элисабет его даров было больше, чем у сестер.

Маленький Кристен без конца куксился, хотя болен он не был. Наверное, молоко Йоханне ему уже не годилось, ведь она перед ним выкормила Рикке. Дортея все чаще подумывала о том, чтобы поручить Элисабет своей матери. Ее собственное будущее было неясно — она до сих пор не получила уведомления о размерах пенсиона, который ей должны были назначить. И хотя большинство их с Йоргеном старых друзей в столице писали ей ободряющие письма и заверяли, что у нее есть хорошие перспективы обеспечить себе пусть скромный, зато надежный доход, открыв школу для мальчиков, все это было слишком неопределенно. Дортея не сомневалась, что Элисабет в Люнде будет чувствовать себя, как жемчужина, оправленная в золото.

Однажды Вильхельм принес Дортее с почты большое письмо. Оно удивило и обрадовало Дортею, потому что отправителем был Лауридц Винтер. Она не рассчитывала так быстро получить ответ на свое письмо, в котором сообщила ему о постигшей Теструпа судьбе. Дортея с волнением сломала печать.

Пасторская усадьба Рандруп,

28 июня 1793

Моя бесценная Дортея!

С глубоким горем и болью узнал я из письма, полученного моей женой от ее кузины из Христиании, какой страшный удар нанесла Вам судьба: нашего Теструпа нет больше в живых! Уже три месяца миновало с того рокового вечера, когда он покинул Вас и свой дом, и только нынче это известие дошло до нашего тихого уголка Дании. Дорогая Дортея, если бы я умел рассказать Вам о скорби и сочувствии, которые я испытываю, думая о Вашей сердечной боли, Вашем страхе, Вашей утрате и Вашем одиночестве! Вы, безусловно, понимаете, что я от всего сердца разделяю с Вами боль Вашей утраты. Гибель Теструпа и для меня означает потерю друга, лучшего из всех, какие у меня были, единственного друга моей молодости. Вы знаете, что нас связывали теснейшие узы родства и дружбы — с раннего детства я был горячо привязан к моему кузену Йоргену. Да, с далеких дней детства, проведенного в нашем родном городе, храню я дорогие сердцу, а теперь святые для меня воспоминания о моем друге Йоргене. Собственно, только они и сохранились у меня в памяти о жизни в Трондхейме, где мы с Йоргеном вместе коротали дивные летние вечера, пока мой отец отправлял вечернюю службу в соборе. Мы переживали счастливейшие минуты, играя в разрушенной части церкви. Солнечные лучи рождали причудливые тени в свежей зелени травы, покрывавшей почву между рухнувшими каменными колоннами. Мы, маленькие мальчики, собирали малину, что росла среди руин, и бегали, играя в «салочки», среди почтенных остатков старой церковной стены. С каким непередаваемым волнением ждал я приезда моего кузена, когда матушка сообщила мне, что дядя Теструп решил, чтобы его сын Йорген учился в школе в Трондхейме. Как счастливы были мы, два молодых студента, живя вместе в Копенгагене, как замирало мое сердце от радости, когда я вернулся в Норвегию, чтобы стать капелланом при Вашем первом муже, потому что снова мог жить поблизости от моего дорогого кузена.

Простите мне, бесценная Дортея, что перед лицом Вашего горя я углубляюсь в свои воспоминания о Йоргене, но ведь мы с Вами оба так любили его! Я не исключаю, что Вы лучше поймете эгоистические причины, заставившие меня оживить воспоминания о нашей с ним жизни в детстве и юности, когда я изложу Вам свое предложение относительно будущего Ваших старших сыновей.

Как Вы помните, у нас с Йоргеном был уговор, что ваши сыновья, Вильхельм Адольф и Клаус Хартвиг, будут жить у нас в доме и завершат свое образование в школе Метрополитан, и мы с Кристенсе были бы счастливы осуществить этот план. Однако обстоятельства изменились таким образом, что я служу сейчас в отдаленном приходе Северной Ютландии. Тем не менее, дорогая Дортея, это не означает, что я собираюсь нарушить уговор, заключенный между Теструпом и мной. Короче говоря, я молю Вас, чтобы Вы прислали Ваших мальчиков к нам в Рандруп. Мы с женой примем их с распростертыми объятиями; имея в своем распоряжении много свободного времени (к приходу Рандруп относится еще только церковь в Глииме) и обладая многолетним опытом школьного учителя, я могу обещать Вам, что дам Вашим сыновьям такие же полные и обстоятельные знания, какие они получили бы в школе Метрополитан. Должен сказать, что место здесь несколько уединенное, однако мы общаемся и с семьями соседних пасторов и с очень милой семьей, живущей в Равнсбьёрге, единственном поместье в нашем приходе. Владелец его, советник юстиции Вернер, мой дальний родственник, его бабушка по материнской линии была урожденной Винтер, сестрой моего деда. Вообще-то я не считаю таким уж большим злом, если молодые люди проведут последние годы перед выпускными экзаменами в сельской тишине и не будут подвержены многим отвлекающим внимание впечатлениям. В наших местах превосходная охота, а я полагаю, что сыновья моего друга Йоргена унаследовали от своего отца как его склонность к удовольствиям охоты, так и его умение обращаться с собаками и охотничьими ружьями.

Словом: что делаешь, делай скорее. Я позволяю себе повторить эти слова Господа и Спасителя нашего, хотя и в ином, более прозаическом смысле. Самое лучшее, если бы Ваши сыновья еще до конца лета могли прибыть сюда и начать свои занятия. И наконец, я могу предложить им возможность приехать сюда наиболее легким и дешевым путем. Вам, должно быть, известно, что часть моих прихожан старается увеличить свои скромные доходы, получаемые от возделывания в общем-то неплодородных земель, за счет производства знаменитых горшков из черной глины, которые, после откорма бычков, разумеется, составляют наиболее значительную часть товаров, вывозимых из Северной Ютландии. К счастью, обстоятельства сложились так, что сын владельца самого крупного у нас хозяйства Сейера Андерсена Квистгорда отправляется на этих днях в Норвегию с партией ютландских горшков, которые он каждый год отвозит в Христианию, откуда они расходятся по ближайшим окрестностям. Если бы Ваши сыновья могли прибыть в Христианию к началу августа, шкипер галеаса «Элсе Мария» из Мариагера Андерс Квистгорд взял бы их с собой. Он обещал мне, что будет ждать приезда мальчиков до 15 августа и станет справляться о них у фру Бисгорд, где, я полагаю, они смогли бы остановиться, пока шкипер Квистгорд будет готовиться к отплытию. Квистгорд доставит их в Мариагер, откуда они на почтовых доедут до Виборга, а там уже им будет нетрудно добраться до Рандрупа. Если же погода заставит Квистгорда зайти в другой порт, что в это время года маловероятно, он обещал мне позаботиться о мальчиках и помочь им переправиться в Рандруп. Любезный Квистгорд готов взять с них за проезд весьма умеренную плату — всего восемь спесидалеров, но едой в дорогу они должны обеспечить себя сами. Если Вы можете дать им с собой двадцать спесидалеров, этого будет более чем достаточно, чтобы покрыть все непредвиденные расходы по их путешествию сюда.