Читать книгу "Счастье. Уроки новой науки - Ричард Лэйард"

В более ограниченном смысле некоторые говорят, что делают конкретные вещи ради них самих. Например, кто-то может сказать: «Для меня игра в теннис – самоцель» или «Я хочу стать ведущим банкиром – это самоцель». Но мы, конечно, могли бы обсудить эти цели. Почему он играет в теннис? Находит ли он это увлекательным, интересным, радостным, удовлетворительным? Есть ли причины для того, чтобы этим заниматься? Но если бы мы спросили этого человека, почему он хочет радоваться жизни, он бы не смог объяснить. Такой вопрос ставит в тупик.

Предположим также, что мы попытаемся поставить цели в обратном порядке. Имеет ли смысл высказывание о том, что я наслаждаюсь жизнью, чтобы чего-то добиться – играть в теннис или стать самым высокооплачиваемым банкиром? Нет. Однако высказывание о том, что я занимаюсь этими вещами с целью наслаждаться жизнью, безусловно, имеет смысл. Иерархия очевидна.

Если счастье – конечная цель, то можно совершенно справедливо сказать, что я делаю что-то для того, чтобы сделать счастливыми других. Большинство родителей скажут, что хотят, чтобы их дети были счастливы. Социальные работники хотят, чтобы были счастливы их клиенты, и так далее. Никакое иное благо, кроме счастья, не может с такой силой претендовать на то, чтобы быть конечной целью.

Отсюда следует, что лучшее общество – то, в котором больше всего счастья и меньше всего несчастья[459]. Но если это так, то как этого добиться? Как простой эмпирический вопрос, все зависит от того, что люди считают своим долгом, – то есть это вопрос этики.

Какая этика из этого следует? Разве это не эгоизм?

Лучший подход к «долгу» – задаться вопросом, что предложит беспристрастный наблюдатель в качестве правил, по которым следует жить. А беспристрастный наблюдатель, конечно же, порекомендует, чтобы каждый человек поступал так, чтобы производить наилучшие из возможных условий в обществе в рамках сферы своих действий. Иными словами, каждый индивид должен следовать этическому правилу: создавайте как можно больше счастья и как можно меньше несчастья.

Это не рецепт эгоизма. Наоборот, если цель – счастье всех, мы не сможем ее достичь, если каждый будет заботиться только о своем счастье. Каждый человек должен делать то, что в его силах, чтобы увеличивать общее счастье в мире.

К сожалению, многие критики возражают (ошибочно), что эта позиция внутренне противоречива. И конечно, следующее рассуждение действительно содержит противоречие:

A. Люди стремятся только к своему собственному счастью.

Б. Следовательно, они должны стремиться к счастью как для других, так и для самих себя.

Ибо, если А верно, шансы того, что люди предпримут Б, крайне малы.

Сам Бентам был недалек от этой ошибочной позиции. Но я был гораздо осмотрительнее и утверждал, что счастье (для себя или для других) – единственная самоцель. Я сосредоточился на утверждении, касающемся лучшего общества, но ничего не говорил о том, к чему стремятся индивиды. Отсюда я сделал вывод, что наибольшее счастье – это достойная цель морального и политического действия.

Нравственность важна только как средство достижения цели. Она, безусловно, должна быть направлена на какой-то результат. В этом заключается проблема с теми философами, которые, по ошибке разочаровавшись в счастье как в цели, предложили в качестве критерия хорошей жизни «добродетель»[460]. Против этого нет возражений, но нам все равно потребуется определить содержание добродетельного поведения. Трудно себе представить, как мы можем его убедительно описать, если не с точки зрения последствий для других и для самого индивида. Будет ли добродетель включать в себя, как полагал Томас Мор, сожжение людей на костре? Нет, если судить с точки зрения счастья (по крайней мере, в этом мире). Так что я бы настаивал на том, чтобы мы определили добродетель как поведение, ведущее к наибольшему счастью и наименьшему несчастью.

Конечно, никто не должен поминутно просчитывать, как достичь этого результата. Вместо этого нам нужны простые практические правила, которые, как показывает опыт, создают достойную и приятную жизнь для всех – такие правила, как доброта, честность, уважение, щедрость, слова, чья способность побуждать нас к действиям или удерживать от них, гораздо больше, чем у непрерывного расчета. Иногда правила вступают в конфликт друг с другом, и поэтому у нас возникает потребность во всеохватывающем принципе.

Но одно дело сказать: «Вот правила для жизни». Другое – ждать, что люди попытаются жить по ним. Если люди так высоко ценят свое счастье, как мы можем ожидать от них того, что они будут стремиться к счастью других так, как должны это делать? Это вопрос психологии.

Насколько мы можем полагаться на альтруизм?[461]

Конечно, люди сильно отличаются друг от друга во всех отношениях, и в каждом из нас в разных пропорциях смешаны альтруизм и эгоизм. Но у большинства из нас есть чувство справедливости, и оно сыграло важную роль в выживании нашего вида[462]. Мы также получаем удовольствие от помощи другим, даже когда не имеем прямой репутационной выгоды или возможности получить что-то в ответ. Мы помогаем незнакомым людям, которых больше никогда не увидим, а в анонимных лабораторных опытах люди раздают деньги[463].

Здесь очень тонкая психология. Внутреннее удовлетворение от того, что ты делаешь добро, если ты делаешь его именно для получения внутреннего удовлетворения, будет невелико. Но если мы делаем добро, чтобы помочь другим, мы вполне можем получить внутреннее удовлетворение. Часто люди получают большее удовлетворение, отдавая, а не получая. Как говорится, если хочешь себя хорошо чувствовать, делай добро.

За прошедшие годы выросло количество подтверждающих это фактов. Можно начать с простого факта, что менее эгоистичные люди в среднем счастливее. Например, в двойном слепом эксперименте люди, отдававшие большую часть установленной суммы, также сообщали о большей базовой удовлетворенности жизнью[464]. Есть также свидетельство того, что подобная связь является причинной. Когда группе молодых людей поручают выполнить социальные услуги, они чувствуют себя счастливее, чем контрольная группа[465]. Точно так же, когда отобранным наугад людям позволяют тратить деньги на более или менее социально значимые цели, те, кто потратил их в интересах общества, сообщают о более высоком уровне счастья[466]. Это подтверждается исследованиями мозга, которые показывают, что, когда в «дилемме заключенного» игрок сотрудничает, в его «центре удовольствия» наблюдается такая же активность, как при получении любого другого удовольствия[467].