Читать книгу "Тайна воцарения Романовых - Валерий Шамбаров"

Вотчины бояр и крупных монастырей были, конечно, богаче поместий. Они хозяев не меняли, тут строились большие дворы, хоромы. И зависимость крестьян от владельцев была сильнее. Но отметим, что сами-то землепашцы предпочитали при случае переходить в боярские и монастырские вотчины из дворянских поместий. Ведь тут и хозяин был заинтересован в том, чтобы развивать хозяйство, заводить промыслы, а в неурожайные годы мог дать льготы или помочь из собственных резервов. Что же касается каких-то притеснений помещика или боярского приказчика, то здесь защитником крестьянина выступала та же община. Способная обратиться и к воеводе, и к церковным властям, и к царю. Который далеко не всегда принимал сторону землевладельца. Например, Алексей Михайлович отправил в тюрьму князя Оболенского и отобрал поместье за то, что он заставлял крепостных работать по воскресеньям и праздникам и говорил им “скверные слова”.

Наконец, еще одна важная деталь. Любой крестьянин, хоть черносошный, хоть крепостной, мог свободно распоряжаться своим наделом! Своей долей в земле общины. Мог завещать, разделить между детьми. Или продать. И идти после этого, куда душеньке угодно! Соответствующим юридическим статусом обладал не он, а его земля. И тот, кто купил ее или принял в дар, должен был нести “тягло”, выплачивая подать государю. Или становился крепостным и исполнял обязанности по отношению к помещику.

Существовала на Руси и категория “гулящих людей”. Которых многие авторы почему-то считают беглами или бродягами. Но документы показывают, что эти люди были обязаны платить “годовой оброк” с заработка, и особый налог, “явочную головщину”, за право и дальше “гулять”. Следовательно, под этим термином подразумевались всего лишь вольные люди, по характеру своей деятельности не имеющие “постоянной прописки”: актеры-скоморохи, артели строителей, коробейники, кочующие ремесленники.

Размеры налогов для населения отличались — в зависимости от местности, характера занятий, доходов. Иногда подати распределяли “по сохам”, иногда “по животам” — это уж зависело от местных земских властей, где как удобнее. Скажем, в Устюге (очень богатом городе) суммарные подати составляли около 1 руб. с четверти пашни “в трех полях” (в переводе на современные меры, примерно с 5 га обрабатываемой земли). А с бобылей (крестьян-одиночек и кустарей, не входивших в деревенскую общину) годовой налог составлял 2 руб. 30 коп. И все иноземцы, посещавшие Россию, сходились в одном — подати были очень низкими по сравнению с другими странами. Тьяполо писал, что царь мог бы получать в несколько раз больше, “но не обременяет налогами” людей. Ему вторит и Олеарий: “Подданные обыкновенно не платят больших податей”. Хотя в чрезвычайных ситуациях, вроде войны, мог вводиться единовременный чрезвычайный сбор — “пятая деньга”, “десятая деньга” от всего имущества. Но напомним, что в Польше 10 % имущества было постоянной, ежегодной податью. А в России для введения чрезвычайного налога тоже созывался Земский Собор! “Всей землей” решали, что дело, на которое предлагают раскошелиться — нужное. И, вернувшись к избирателям, делегаты объясняли, по каким же причинам приходится скинуться всем миром.

17. ПЕРВЫЕ ЗАЛПЫ ТРИДЦАТИЛЕТНЕЙ

Европейскую политику в XVII в. во многом определяла Франция. Она, правда, была на треть меньше нынешней — за ее пределами оставались самостоятельные Лотарингия, Савойя, испанцам принадлежали Артуа, Франш-Конте, земли на Пиренеях, римскому папе — Авиньон и Конте-Венсенн, Германской империи — Эльзас, а князьям Нассау — Оранж. Тем не менее Франция являлась крупнейшим государством Западной Европы, ее население составляло 15–16 млн. (в Испании 8 млн, в Англии — 5,5 млн). Соответственно и ресурсы страны были больше. Но политическую линию Генриха IV его вдова и правительство Кончини перечеркнули. И коалицию, сколоченную им для войны против Габсбургов, развалили. Свернули связи с германскими протестантами, разорвали союз с герцогом Савойским, а поскольку он уже начал задирать испанцев, то вынужден был на коленях просить у них прощения. По всем спорным вопросам Франция теперь шла на уступки Мадриду, и ее авторитет в Европе упал до нуля.

Внутри Франции было еще хуже. Из-за хищничества временщиков и беспрецедентного “ублажения” принцев страна была обобрана. Бунты крестьян и горожан прокатились в Иль-де Франс, Шампани, Пикардии, Гиени, Пуату, Берри, Сентонже, Гаскони, Нормандии, Анжу, Бурбонне, Оверни, Лангедоке. Стал возмущаться и Парижский парламент. Это был огромный паразитарный орган — 2 тыс. судей, 20 президентов, масса секретарей, нотариусов, прокуроров, адвокатов. Лица, купившие места в парламенте, освобождались от городских пошлин, поэтому широко занимались торговлей и ростовщичеством. А кроме судебных функций, парламент имел одну важную прерогативу — он должен был регистрировать королевские указы. И мог отказать, если они противоречили каким-то законам. Теперь парламентарии встали в оппозицию. Пошла “война памфлетов” — анонимных листков, обливавших грязью правителей. С парламентской оппозицией быстро нашли общий язык и принцы, готовые возглавить любой протест и недовольные, что огромные суммы уплывают мимо них в карманы четы Кончини.

Мария Медичи в это время задумала реализовать свой проект испанских браков — женить сына Людовика на дочери Филиппа III Анне Австрийской, а дочь Елизавету выдать за наследника испанского престола. Денег не было ни у французов, ни у испанцев, и договорились, что дают за принцессами якобы равное приданое. Но возмутились гугеноты, обеспокоившись поворотом в сторону Испании, собрали в Ла-Рошели протестантскую ассамблею, и их лидер герцог де Роан поднял восстание на юге Франции. Принцы крови сочли ситуацию подходящей и тоже взбунтовались. Обвинили Марию, что о браках с ними не посоветовались, снова подняли вопрос о законности ее регентства и стали собирать войска на севере. Собирало и правительство. Две армии встретились в Шампани, но до драки не дошло.

Ведь принцев интересовала не победа, а возможность урвать очередные подачки. Они и урвали. По договору, заключенному в Сен-Менуельде, Мария надавала кучу обещаний, для обсуждения дальнейшей политики согласилась созвать Генеральные Штаты, заплатила Конде 450 тыс ливров, Лонгвилю 100 тыс, Майенну 300 тыс. Принцу Вандомскому ничего не досталось, он попробовал бунтовать в одиночку, но против него выступили армии короля и тех, кто удовлетворился полученным, и он сдался. Чтобы не выполнять обещаний, данных от своего имени и снять вопрос о регентстве, королева-мать в сентябре 1614 г. поспешила провозгласить 13-летнего Людовика совершеннолетним и короновать. Хотя реально это ничего не изменило — Мария стала “президентом королевского совета”. Но чтобы притушить всеобщее недовольство, Генеральные Штаты все же созвала. Они избирались от трех сословий и считались высшим государственным органом Франции. Однако для любителей сопоставлять традиции западных “свобод” с отсутствием таковых в России приведу даты. Генеральные Штаты созывались в 1484, 1560, 1614 и 1789 г. И все… А русские Земские Соборы — в 1550, 1566, 1584, 1598, 1599, 1610, 1613, 1616, 1618, 1619, 1621, 1623, 1632, 1643, 1645, 1649, 1653, 1654, 1676, 1680, 1682…

А для сравнения с духом Земских Соборов, их огромными полномочиями и принимаемыми решениями любопытно посмотреть на то, как проходили Генеральные Штаты в 1614 г. Выборы проходили под усиленным контролем со стороны королевы, старавшейся обеспечить послушное большинство. Но первое заседение в Бурбонском дворце долго не могло начаться — депутаты лаялись из-за мест, кто должен сидеть выше, а кто ниже. Кое-как утихомирили. Король сказал пару слов. Потом канцлер де Сальери закатил речь на полтора часа — о том, как прекрасно было правление регентши. От духовенства то же самое повторил архиепископ Лионский. От дворян выступил барон Пон-сен-Пьер, ввернув оскорбительные слова в адрес “третьего сословия”. А от “третьего сословия” глава парижских купцов Робер Мирон произнес речь, стоя на коленях. Ввернув осторожненькую критику в адрес дворян и пожелание уменьшить подати.