Читать книгу "Последний герой нашего времени - Владимир Контровский"

– Разблокировать ракетное оружие!

Голос командира был спокоен. Пантелеев бросил на него короткий взгляд и приказал Переслегину:

– Встать и отойти от пульта стрельбы, лейтенант! – И добавил, обращаясь ко второму офицеру: – И ты тоже! Встали лицом к лицу, и смотрите друг на друга, как в зеркало. Руки к кнопкам не тянуть!

Капитан первого ранга молча кивнул – похоже, он и сам хотел отдать такой приказ.

– Товарищ капитан первого ранга, ракетное оружие разблокировано.

«Неужели всё? – подумал Виктор. – Вот она, последняя черта…»

За бортами хрустел ломаемый лёд. Подводный дредноут пробил полынью и замер, стряхивая со своей покатой спины размолотое ледяное крошево.

«На часах одна минута до… – подумал Пантелеев. – До чего?».

– Сигнал принят, товарищ командир! – вибрирующим голосом доложил оператор импульсной связи.

Глаза всех людей в главном командном посту сошлись на листке бумаги, который держал в руке командир подводного ракетоносца.

– Срочное погружение! Глубина триста метров!

…Голубые плиты расколотого льда, перевитые вуалью позёмки, с шумом сомкнулись над исчезнувшим атомоходом, тяжело раскачиваясь на потревоженной воде…

* * *

– Ну что, лейтенант, понял ты теперь, что такое война? – спросил Пантелеев, устало откинувшись на спинку кресла и расслабленно положив руки на стол.

– Понял, товарищ капитан второго ранга, – ответил Переслегин, глядя на посеревшее лицо командира ракетной боевой части. Виктор догадывался, каково пришлось ракетчику, старпому и, конечно, командиру крейсера: после снятия взаимных блокировок пуска ракет эти трое держали на своих плечах весь земной шар – куда там античному Атланту!

Лейтенант и кавторанг сидели в опустевшей кают-компании. Остальные офицеры уже разошлись – кто на вахту, кто отдыхать, – и они остались вдвоём. Пантелеев маленькими глотками прихлёбывал остывший чай, а Виктор просто сидел и смотрел на своего командира, как будто видел его впервые.

– Вам бы спирту сейчас, товарищ капитан второго ранга.

– Пить мы с тобой будем, когда вернёмся домой. Если вернёмся, – Пантелеев потёр ладонью лицо. – Ничего ещё не кончилось, Витя, и в любой момент… И перестань ты меня капитанить – офицеры флота российского обращались к друг другу по имени-отчеству, а не по чину-званию, и не только на банкете в морском собрании, но и под снарядами. Уяснил, Виктор Иванович? А ты чего спать не идёшь? Сон для здоровья, он полезен.

– Сейчас пойду. – Лейтенант помолчал и вдруг спросил, словно собравшись с духом: – Михаил Андреевич, вы отогнали нас от пульта, а сами вы нажали бы кнопку?

– Странно слышать, – Пантелеев внимательно посмотрел на молодого офицера. – Ты, часом, стезёй не ошибся? У тебя на плечах погоны, если мне не изменяет зрение.

– Я военный моряк, – в голосе Переслегина проскочила обида. – Но ведь там, куда должны были упасть наши ракеты, мирные города! Миллионы людей – женщины, дети…

– Мирные города? – переспросил Пантелеев, и лицо его сделалось жёстким. – Только не делай из меня полковника Пола Тиббетса или этого, как его, доктора Зло. Когда великий наш гуманист Сахаров предложил смывать на х… американские города волнами-цунами от взрывов ядерных царь-торпед, наши адмиралы ответили ему: «Мы военные моряки, а не убийцы!». Слышал об этом, нет? Только вот что я тебе скажу, Виктор Иванович: у войны нынче другое лицо, нравится нам с тобой это или нет. Да, мирные города, вот только люди, живущие в этих городах, почему-то свято уверены в том, что они имеют право заставлять меня жить так, как нравится им, а не мне. Те, кто пришли к нам в сорок первом, тоже имели семьи, и тоже любили своих жён и детей. Но им сказали: «Вы высшая раса, вы созданы властвовать, так идите и властвуйте!». И они пошли, хотя некоторые наши идеалисты наивно полагали, что у солдат вермахта проснется классовое самосознание, и они повернут штыки против Гитлера. А немецкие рабочие и крестьяне почему-то этого не сделали, и их пришлось убивать, чтобы мы выжили.

– Фашисты пришли к нам с оружием…

– У войны теперь другое лицо, и оружие тоже другое. Война идёт, лейтенант, и в ней убивают души! И людей, души которых не сдаются. Эти, которые живут в мирных городах, зомбированы похлеще любого эсэсовца – они верят в свою избранность! Я ничего не имею против конкретного Билла или Майкла до тех пор, пока он не воюет против меня и моей страны, прикрываясь удобной формулировкой «я только выполняю приказ». Так пусть знает этот Билл, что есть такой капитан второго ранга Михаил Андреевич Пантелеев, у которого не дрогнет рука нажать пусковую кнопку и разнести «булавой» его уютный домик вместе с его женой, детьми и любимой собакой, если Билл этот самый не задумается, а надо ли ему выполнять преступные приказы.

Он помолчал и произнёс со странной интонацией:

– Я бы дорого дал за возможность встретиться лицом к лицу хотя бы с одним из тех упырей, которые прячутся за спинами детей и женщин, живущих в мирных городах. Но они, эти упыри, хитры, и не изобретено пока ещё такое сверхвысокоточное оружие, чтоб накрыть именно их, не трогая при этом никого из невинных и непричастных… Тут был до тебя такой Дима Ильин, светлая ему память… Жаль, не знал я, что он задумал…

– Ильин? Я о нём не слышал.

– Не принято о нём говорить, понимаешь, – Пантелеев тяжело вздохнул. – Так вот он тоже ударил по рабам колдуна, не сумев дотянуться до него самого…

– Какого колдуна? – недоумевающе спросил Переслегин.

– Потом как-нибудь расскажу, если живы будем. А пока знай, Виктор Иванович, что Россия жива до сих пор только потому, что в лихие годы хватило у кого-то ума и совести не пустить под пресс и не продать за зелёные бумажки наш меч, хоть и притупили его изрядно. А на вопрос твой, – кавторанг отодвинул пустой стакан, звякнув торчавшей в нём ложечкой, – отвечу: нажал бы я эту проклятую кнопку.

Он встал, одёрнул китель, повертел шеей и вдруг добавил:

– Хотя рад я, врать не буду, что не было приказа её нажимать, и что не пришлось нам с «батей» решать самим, нажать её или нет. Страшное это дело, лейтенант…

* * *

Эрни Баффин сидел за стойкой спецбара для service brains, глядя в стоявший перед ним тонкий стакан, словно надеясь увидеть там что-то очень важное. На душе у него было муторно: Эрни прикидывал, могут ли его обвинить в том, что произошло в Аламогордо, и как это скажется на его дальнейшей судьбе. По всем прикидкам выходило, что могут, и что перспектива вырисовывается мрачная. Баффину хотелось с кем-нибудь поговорить, однако бармен Стив, здоровенный детина с поросячьими глазками и без малейших признаков любви к ближнему, никак не годился на роль задушевного собеседника. Не подходила и девочка: Эрни прекрасно знал, что все шлюхи этого бара исправно докладывают кому положено всё о каждом своём клиенте: и что он говорил, и как дышал в процессе, и какой у него размер члена в состоянии эрекции – сексуальная жизнь service brains представляла интерес для опекавших их психологов. Баффин с удовольствием пошёл бы в какое-нибудь другое место, но это не поощрялось, да и здешний ассортимент радовал, особенно на фоне стремительного усыхания былого повсеместного изобилия.